Книга плач Иеремии. 3 глава

Стиль этой главы отличается как тройной аллитерацией структуры, так и более четко выраженной личной печалью.

Пророк выражает свое собственное чувство скорби, не представляя больше Сион, но говоря от себя лично, хотя в то же время его горе связано с людьми и оно нисколько не стало меньше, потому как он был для них предметом насмешек и ненависти из-за своей любви к ним и веры в Бога. 

Другие пророки могли бы избежать этого за особые заслуги пред Богом, но никто не вкусил горечи доли Израиля более остро чем Иеремия. Он желал того, чтобы другие несли в своем сердце, как выражено здесь, горе народа, чтобы в конце найти утешение и благословение Бога.

В начальных стихах он говорит о своих переживаниях беды: «Я человек, испытавший горе от жезла гнева Его. Он повел меня и ввел во тьму, а не во свет. Так, Он обратился на меня и весь день обращает руку Свою» (ст. 1-3). Он признает, что это исходит от руки и жезла Бога. Возмущение Бога сошло на Израиль, и преданный пророк был последним, кто мог бы защитить себя или хотя бы желать того. Там было горе, горе во тьме, а не в свете, и вновь часто повторяющаяся кара от руки Его.

В следующих стихах (4-6) Иеремия рассказывает о своем уничижении, о приготовлениях, производимых Богом против него, и о своем явно обреченном положении: «Измождил плоть мою, и кожу мою, сокрушил кости мои; огородил меня и обложил горечью и тяготою; посадил меня в темное место, как давно умерших».

В стихах 7-9 пророк показывает, что его доля - не только заточение в тяжелых оковах, но и ужасное положение, при котором ни молитва, ни проситель не способны вызвать избавление; это также прегражденный путь не для того, чтобы защитить, а чтобы отвергнуть и поставить его в тупик.

Затем Иеремия проводит образные параллели с царством животных, чтобы показать, как Бог не щадит его ни в чем: «Он стал для меня как бы медведь в засаде, как бы лев в скрытном месте; извратил пути мои и растерзал меня, привел меня в ничто; натянул лук Свой и поставил меня как бы целью для стрел» (ст. 10-12).

Не удовлетворяется он также и своим рассказом о том, как он был объектом нападения Бога, словно игрушкой для охотника, но дает нам понять, что и насмешки его братьев сыграли не самую незначительную роль в его испытании и горечи: «Послал в почки мои стрелы из колчана Своего. Я стал посмешищем для всего народа моего, вседневною песнью их. Он пресытил меня горечью, напоил меня полынью» (ст. 13-15).

И в его душе налицо были все признаки разочарования и унижения; и напрасно было ожидать улучшения существования даже от Него, хотя Он и является единственным прибежищем верующего человека. «Сокрушил камнями зубы мои, покрыл меня пеплом. И удалился мир от души моей; я забыл о благоденствии, и сказал я: погибла сила моя и надежда моя на Господа».

И все-таки здесь есть переломный момент. С девятнадцатого стиха он все выставляет пред Богом, которого просит помнить об этом, и из глубины падения своей души он начинает обретать уверенность. «Помысли о моем страдании и бедствии моем, о полыни и желчи. Твердо помнит это душа моя, и падает во мне. Вот что я отвечаю сердцу моему и потому уповаю» (ст. 19-21). Это не Христос, но, конечно же, Дух Христа, знающий страдающее и сокрушенное сердце. Плач может длиться всю ночь, но утром приходит радость.

В каком смысле следует нам рассматривать язык этого праведного человека, выраженный с такой силой, когда он говорит не о преследованиях чужестранцев или врагов иудеев, а скорее, о путях Бога с ним? Конечно же, не в том смысле, в каком увидели его Кальвин и многие другие толкователи, будто бы то была сила руки Бога, которую ощутили на себе страдальцы, как христиане, когда их умы были в смятении и несдержанные слова вырывались из их уст.

Такое объяснение умаляет славу Бога, не говоря уже о самом Иеремии, и вынуждает Святого Духа передавать не только некоторые слова и поступки, свидетельствующие о слабости земного существа, но и значительные и незначительные высказывания, которые, согласно этой точке зрения, состояли бы лишь из одних жалоб, обращенных на осуждение плоти с едва сдерживаемыми страстями, что слишком часто давало повод для осуждения многих вещей. Может ли такая точка зрения удовлетворить вдумчивое чадо Бога, который понимает евангелие?

Вопреки этой точке зрения, я не считаю, что стиль книги является преувеличенным, наоборот, в нем выражен искренний вопль чувствительной души среди сокрушительных бедствий Израиля, или, как было бы правильнее сказать, Иуды и Иерусалима о том, что все несчастья относятся к тому единственному, кто страдал вместе со всеми, но сильнее всех, потому что никто другой так остро не чувствовал, что за и над всеми бедами и позором стоял сам Бог, наказывая всех за грехи их, и о том еще более значительном факте его личной мучительной скорби, которой подвергал его долг пророка, заставляя страдать не столько от халдеев, сколько от народа Бога, его собратьев по плоти.

Это было, безусловно, выражение отношения к Богу как к святому, или, следовательно, чувств Бога по отношению к нему лично; то был результат призыва Бога принять участие в судьбе Израиля ради него самого в дни развращения и бедствий. Я совершенно не имею в виду, что лично Иеремия не знал, какое падение было в этом ужасном кризисе.

Из его собственного предсказания ясно, что его робость помешала ему, когда однажды был допущен и одобрен чей-то обман, усвоенный затем другими. Но он, кажется, был, если взять во внимание его одного, даже среди священной плеяды пророков исключительным человеком, и, хотя имел болезненно острое природное чутье, был единственным испытанным Богом из большинства его слуг среди людей, кому выпала столь незначительная доля сочувствия.

Даже испытания, выпавшие на долю Илии, не могут сравниться с его испытаниями как с точки зрения злобы тех людей, среди которых он исполнял свой долг пророка, разделившего кару того, кто подверг справедливому негодованию его грешный народ, так и с точки зрения его собственного отчаяния отверженного пророка.

Он оказался наиболее близким по уровню нашему благословенному Господу, хотя, конечно, только в Господе была та особая высшая точка (не силы несчастья и упадка Иерусалима) совершенства, с которым Он вникал и ощущал все пред Богом, будучи одним из народа, их вождем и их Мессией, который должен был, следовательно, иметь гораздо более глубокий интерес и более искреннее чувство, которые заслужили они от Бога через содействие их врагов.

В сущности, это вскоре пришло и к ним при последней и наиболее ужасной осаде Тита; но Иисус еще раньше прошел через все это: как до креста, так и будучи распятым; но это вовсе не было искушением; смешать это с ним могло быть лишь глубоким невежеством; кроме того, подобное смешение может происходить при злобных нападках на других, чтобы скрыть свои явные заблуждения.

Я думаю, нет сомнения в том, что основа надежды, которую закладывает пророк в своем сердце, как он сказал в стихе 21, устанавливается в следующих стихах: «По милости Господа мы не исчезли, ибо милосердие Его не истощилось. Оно обновляется каждое утро; велика верность Твоя! Господь часть моя, говорит душа моя, итак, буду надеяться на Него». Последнее предложение подтверждает мысль о том, что стих 21 предвосхищает живую перемену.

Для введения оборота, содержащегося в Таргуме и более древних переводах, за исключением Вульгаты, - «милость Господа не исчезла, ибо сострадание Его не истощилось» - я не вижу существенного основания, хотя Кальвин считает этот смысл более подходящим. Латинский и наш собственный перевод кажутся мне более предпочтительными не только потому, что они являются более точными, но и потому, что они придают больше значимости личностям из народа Бога, сохраняя в последнем предложении то, что другие переводы рассматривают как оба предложения.

Это, несомненно, значительная часть, хотя неверующий и не считается с ней, желая видеть кого-нибудь, кому бы он мог показать пользу материального создания хлеба, вина и масла. Но, вне сравнения, лучшая участь того, кто по милости Бога является верующим, - это иметь того, у которого есть все и кто сам своей сущностью бесконечно превосходит все то, чем Он обладает.

«Благ Господь к надеющимся на Него, к душе, ищущей Его. Благо тому, кто терпеливо ожидает спасения от Господа. Благо человеку, когда он несет иго в юности своей». Таким образом, поддерживается уверенное ожидание, в то время как обманчивый обет ожидания его обнаруживается и осуждается. Ибо хотя легкомысленная душа и могла сделать вид, что ожидает его, но можно ли было считать ее именно той душой, которая искала его!

При этом подразумевается активность. Следующее предложение утверждает ценность того, кто терпеливо ожидает его. Но для нас невыносимо было бы думать, что мы ошибемся, ища непрерывный свет милости Бога. Ибо искупление дает нам право на это; Христос воскрес, являя в своем воскресении обновление и образец жизни, на что удовлетворенно взирает его Отец. Последнее благо, рассматриваемое здесь, состоит в том, что человек несет иго в своей юности. Подчинение воле Бога и испытаниям, которые Он посылает, благословенно с юных лет.

«Сидит уединенно и молчит, ибо Он наложил его на него; полагает уста свои в прах, помышляя: «может быть, еще есть надежда»; подставляет ланиту свою биющему его, пресыщается поношением». Таким образом, пути Бога принимаются в молчании, и унижение совершенно вплоть до принятия смерти в сознании надежды; этому подчинены презрительные гонения и позор человека.

«Ибо не навек оставляет Господь. Но послал горе, и помилует по великой благости Своей. Ибо Он не по изволению сердца Своего наказывает и огорчает сынов человеческих». Таким образом, утверждается надежда, без которой не может быть ни силы терпения, ни силы утешения. Его законные наказания Израиля измеримы и будут иметь предел, как в равной степени законно и его справедливое управление нами сейчас.

Следующий триплет (ст. 34-36) своеобразен по своему строению: каждый стих начинается с инфинитива, как это явно представлено в авторизованном английском переводе Библии: «Но когда попирают ногами своими всех узников земли, когда неправедно судят человека пред лицем Всевышнего, когда притесняют человека в деле его: разве не видит Господь?» Все это - действия угнетения, жестокости и несправедливости: разве этого Бог не увидит? Разумеется, у них нет позволения от него.

Далее описывается полное незнание будущего со стороны человека: «Кто это говорит: «и то бывает, чему Господь не повелел быть»? Не от уст ли Всевышнего происходит бедствие и благополучие? Зачем сетует человек живущий? всякий сетуй на грехи свои». Все ясно провозглашается Богом. Но те, кто жалуется, никогда не бывают ни удовлетворены, ни правы. Было бы лучше жаловаться на самих себя и на свои грехи.

Далее, в стихах 40-42, самоосуждение является словом увещевания: «Испытаем и исследуем пути свои, и обратимся к Господу. Вознесем сердце наше и руки к Богу, сущему на небесах: мы отпали и упорствовали; Ты не пощадил». То было справедливо, но ужасно не найти ни признака пощады на его путях.

Плач Иеремии 3 (43-66). Далее пророк без прикрас и без пощады описывает пути недовольства Бога своим народом. То была правда; было справедливо и чувствовать, и признавать это, хотя признание этого по отношению к подобным Богу делает это еще более болезненным. «Ты покрыл Себя гневом и преследовал нас, умерщвлял, не щадил; Ты закрыл Себя облаком, чтобы не доходила молитва наша; сором и мерзостью Ты сделал нас среди народов» (ст. 43-45).

Бывают времена, когда святому не приличествует стремиться к осуждению кары, - когда если бы по неведению была произнесена молитва, то лучшей милостью для нее было бы не быть услышанной. Так это было и для Иерусалима. Божественный приговор должен следовать своему курсу, как бы искренне ни доказывал Бог свою заботу о благочестивых людях при таких печальных обстоятельствах.

Затем, в стихах 46-48, пророк выражает чувство упрека, обрушенного на них врагами, так что душевный страх и внешнее опустошение по своей силе не имели себе равных: «Разинули на нас пасть свою все враги наши. Ужас и яма, опустошение и разорение - доля наша. Потоки вод изливает око мое о гибели дщери народа моего».

Только это могли знать те, к кому благоволил Бог так же, как к ним; только тот, кто знал его, как Иеремия, мог чувствовать и высказываться об этом. Следует, однако, ожидать, что одним его плач покажется чрезмерным, другие же будут захвачены поразительными ожиданиями пророка; вера примет и расценит то и другое, обойдясь без критики.

В следующей строфе он повторяет слова предыдущего стиха для того, чтобы ввести здесь Бога. Вера не препятствует скорби, а усиливает ее из-за плачевного состояния того, кто близок Богу, когда само то состояние настолько порочно, что может быть предметом осуждения, и все-таки существует уверенность, что эта скорбь не бесполезна, но Он обязательно заступится. «Око мое изливается и не перестает, ибо нет облегчения, доколе не призрит и не увидит Господь с небес. Око мое опечаливает душу мою ради всех дщерей моего города» (ст. 49-51).

В стихах 52-54 пророк в различных образах объясняет те бедствия, которые постигли иудеев со стороны их врагов: «Всячески усиливались уловить меня, как птичку, враги мои, без всякой причины; повергли жизнь мою в яму и закидали меня камнями. Воды поднялись до головы моей; я сказал: погиб я». Это было не более чем страдания птички перед искусными птицеловами, человека, загнанного в яму, придавленную сверху камнем, затопленного водами, перекатывающимися над ним.

Однако молитва может иметь силу, и она достигла цели даже при их несчастьях; и это подтверждается в последующих стихах на примере Иеремии: «Я призывал имя Твое, Господи, из ямы глубокой. Ты слышал голос мой: не закрой уха Твоего от воздыхания моего, от вопля моего. Ты приближался, когда я взывал к Тебе, и говорил: не бойся» (ст. 55-57).

Здесь можно также указать на опасность тех, кто ссылается на Пс. 22,1 как на обычный опыт святого, игнорируя тем самым урок, который дает нам священное Писание о том, что те слова относились к Иисусу на кресте, и, конечно же, больше ни к кому из христиан с тех пор. Он был тогда отвергнут, тогда как мы не могли быть отвергнуты никогда. Это неправда, что верующий при любых обстоятельствах отвергается Богом. Только Иисус мог сказать совершенно искренно обе фразы: «Боже мой!» и «для чего Ты оставил меня?»

И, как мне кажется, Он никогда не смог бы сказать эти слова, если бы не искупал грехи. Делать предположение о том, что Давид написал те слова потому, что должен был выразить свой собственный опыт, - значит, по-своему толковать псалмы вместо того, чтобы признать ту силу Святого Духа, который вдохновлял их написание.

То же самое можно сказать и о псалме 16, который тем более может рассматриваться как опыт Давида, но все-таки при его изучении потребуется совсем немного понимания, чтобы убедиться в том, что оба псалма в своем полном значении относятся исключительно к Христу, но при абсолютно различных обстоятельствах.

«Ты защищал, Господи, дело души моей; искуплял жизнь мою. Ты видишь, Господи, обиду мою; рассуди дело мое. Ты видишь всю мстительность их, все замыслы их против меня» (ст. 58-60). Пророк уверен, что Он явится для защиты и освобождения. Глубокое и заслуженное унижение, обрушенное на народ, не ослабляет его уверенности и не сдерживает его плача. С одной стороны, если бы Он увидел обиду праведного, Он бы рассудил его дело; с другой стороны, Он увидел всю мстительность и замыслы врага против него.

Это повторяется в следующих стихах в связи с тем, что услышал Бог: «Ты слышишь, Господи, ругательство их, все замыслы их против меня, речи восстающих на меня и их ухищрения против меня всякий день. Воззри, сидят ли они, встают ли, я для них – песнь» (ст. 61-63). Все время на протяжении их жизни его беда была для них желанной целью и наиболее веселым развлечением.

В следующей строфе пророк молится о справедливом правлении Бога на земле: «Воздай им, Господи, по делам рук их; пошли им помрачение сердца и проклятие Твое на них; преследуй их, Господи, гневом, и истреби их из поднебесной» (ст. 64-66).

Нелегко это видеть Богу, когда его враги находят лишь повод для веселья в страданиях и бедствиях тех, кто был под властью его могущественной руки. Если Бог спасает праведных, посылая им трудности, то что же будет с неверующими, когда их коснется его осуждение? Также, согласно евангелию, мы можем любить и радоваться, ожидая пришествия Господа, хотя мы знаем, что ярость Господа должна истребить врагов. Здесь молитва соответствует еврейским нормам, хотя от этого она, конечно, не становится менее праведной.

Мы же призваны для чего-то более возвышенного и священного.

У. Келли

«Я человек, испытавший горе от жезла гнева Его. Он повел меня и ввел во тьму, а не во свет.

Так, Он обратился на меня и весь день обращает руку Свою; измождил плоть мою и кожу мою, сокрушил кости мои; огородил меня и обложил горечью и тяготою; посадил меня в темное место, как давно умерших; окружил меня стеною, чтобы я не вышел, отяготил оковы мои, и когда я взывал и вопиял, задерживал молитву мою; каменьями преградил дороги мои, извратил стези мои.

Он стал для меня как бы медведь в засаде, как бы лев в скрытном месте; извратил пути мои и растерзал меня, привел меня в ничто; натянул лук Свой и поставил меня как бы целью для стрел; послал в почки мои стрелы из колчана Своего.

Я стал посмешищем для всего народа моего, вседневною песнью их. Он пресытил меня горечью, напоил меня полынью. Сокрушил камнями зубы мои, покрыл меня пеплом. И удалился мир от души моей; я забыл о благоденствии, и сказал я: погибла сила моя и надежда моя на Господа. Помысли о моем страдании и бедствии моем, о полыни и желчи.

Твердо помнит это душа моя и падает во мне. Вот что я отвечаю сердцу моему и потому уповаю: по милости Господа мы не исчезли, ибо милосердие Его не истощилось. Оно обновляется каждое утро; велика верность Твоя! Господь часть моя, говорит душа моя, итак буду надеяться на Него. Благ Господь к надеющимся на Него, к душе, ищущей Его.

Благо тому, кто терпеливо ожидает спасения от Господа. Благо человеку, когда он несет иго в юности своей; сидит уединенно и молчит, ибо Он наложил его на него; полагает уста свои в прах, помышляя: `может быть, еще есть надежда'; подставляет ланиту свою биющему его, пресыщается поношением, ибо не навек оставляет Господь. Но послал горе, и помилует по великой благости Своей.

Ибо Он не по изволению сердца Своего наказывает и огорчает сынов человеческих. Но, когда попирают ногами своими всех узников земли, когда неправедно судят человека пред лицем Всевышнего, когда притесняют человека в деле его: разве не видит Господь? Кто это говорит: `и то бывает, чему Господь не повелел быть'?

Не от уст ли Всевышнего происходит бедствие и благополучие? Зачем сетует человек живущий? всякий сетуй на грехи свои. Испытаем и исследуем пути свои, и обратимся к Господу. Вознесем сердце наше и руки к Богу, сущему на небесах: мы отпали и упорствовали; Ты не пощадил.

Ты покрыл Себя гневом и преследовал нас, умерщвлял, не щадил; Ты закрыл Себя облаком, чтобы не доходила молитва наша; сором и мерзостью Ты сделал нас среди народов. Разинули на нас пасть свою все враги наши. Ужас и яма, опустошение и разорение - доля наша. Потоки вод изливает око мое о гибели дщери народа моего.

Око мое изливается и не перестает, ибо нет облегчения, доколе не призрит и не увидит Господь с небес. Око мое опечаливает душу мою ради всех дщерей моего города. Всячески усиливались уловить меня, как птичку, враги мои, без всякой причины; повергли жизнь мою в яму и закидали меня камнями.

Воды поднялись до головы моей; я сказал: `погиб я'. Я призывал имя Твое, Господи, из ямы глубокой. Ты слышал голос мой; не закрой уха Твоего от воздыхания моего, от вопля моего. Ты приближался, когда я взывал к Тебе, и говорил: `не бойся'. Ты защищал, Господи, дело души моей; искуплял жизнь мою. Ты видишь, Господи, обиду мою; рассуди дело мое. Ты видишь всю мстительность их, все замыслы их против меня.

Ты слышишь, Господи, ругательство их, все замыслы их против меня, речи восстающих на меня и их ухищрения против меня всякий день. Воззри, сидят ли они, встают ли, я для них - песнь. Воздай им, Господи, по делам рук их; пошли им помрачение сердца и проклятие Твое на них; преследуй их, Господи, гневом, и истреби их из поднебесной» (Плач.3:1-66).

1 2 3 4 5