Данте Алигьери
Войдите мной в град скорбей без конца
«Войдите мной в страданье неизбежно;
Войдите мной в град скорбей без конца;
Войдите мной к погибшим безнадежно.
Творенье я правдивого творца,
Всевластного, премудрого, благого,
В трех свойствах три имущего лица.
Первей меня созданья нет иного,
И все прейдут; конца ж не будет мне:
Входящие! надежды нет для злого».
«И ждал Он правосудия, но вот - кровопролитие; ждал правды, и вот - вопль. Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места» (Ис.5:7-8)
Сии слова над дверью на стене
Я прочитал и молвил, вопрошая:
«Учитель мой, я не пойму вполне».
В ответ же он, вопрос мой разрешая:
«Здесь верою да крепнет человек,
Здесь да умрет в нем суета земная:
Се место, я тебе о коем рек;
Здесь с благом их от вечный разлуки
Скорбят душой погибшие навек».
Тут он, с лицом веселым наши руки
Сложив и тем осмелив, за собой
Ввел в таинства сего жилища муки.
Там вздохи, плач, страдальцев громкий вой,
Там без числа разносятся рыданья
По воздуху, одеянному мглой.
Языков смесь, уж.асные вещанья,
То грустных глас, то яростных речей,
Крик, скрежет, рук отчаянных плесканья
Сливаются в юдоли мрачной сей
В несносный шум, без отдыха кружимый,
Как вихрем прах взвиваемый с полей.
И я, в уме сомненьем одержимый,
Сказал: «Кто сей, как на море валы,
Несчетный сонм, печалию томимый?»
Учитель мой: «Сии суть чада мглы,
Чей праздный век, без всяких дел отменных,
Не заслужил ни чести, ни хулы.
Их доля здесь средь ангелов презренных,
Не смевших стать ни на бога войной,
Ни за него, к себе лишь прилепленных.
Гнушаяся их срамной теплотой,
Их небеса высокие изгнали
И низкий ад в провал не принял свой».
- «Учитель мой, почто ж в такой печали
Толь тяжкий стон я слышу их?» - «Ответ
Я краткий дам: в отчаяние впали
Бездушные; на смерть надежды нет,
О житии воспомнить нестерпимо;
Забвением забыл их целый свет,
И зависть в них ко всем необходимо;
Нет милости им божьей, ни суда.
Оставим речь о них: взгляни - и мимо».
И я, взглянув, хоругвь узрел тогда,
Бегущую с толикой быстротою,
Что, кажется, не стать ей никогда;
И длинною вослед ее грядою
Тьмы тем людей: поверить льзя с трудом,
Чтоб стольких смерть посечь могла косою.
И неких я в лицо узнал потом:
Здесь юноша, от вечной жизни рая
Отшедый вспять, чтоб жить с земным добром.
Тут я постиг, что смесь то не благая
Тех, коих бог не терпит искони,
Ни злых духов дружина проклятая.
Злосчастных сих (ввек не жили они),
С главы до ног для казни обнаженных,
Зло жалили и осы и слепни;
Струилась кровь с ланит их уязвленных
И, с током слез смесившись, на земли
Служила в снедь клубку червей презренных.
Потом, смотря, увидел я вдали
На берегу реки людей стоящих
И так сказал: «Вождь мой, благоволи
Поведать мне о сих, туда спешащих:
Кто суть они, и что со всех сторон,
Как зрю отсель, сгоняет их стенящих?»
«Ты понадеялась на красоту твою, и, пользуясь славою твоею, стала блудить и расточала блудодейство твое на всякого мимоходящего, отдаваясь ему»
(Иез.16:15)
- «Узнаешь все, дождись, - ответил он, -
Как берега достигнем мы крутого,
Где катится печальный Ахерон».
Я, в землю взор потупив, смолкнул снова
И, скучных сих стыдясь вопросов сам,
Вплоть до реки не смел промолвить слова.
И се в ладье плывет навстречу нам
Старик, от лет власы имущий белы:
«Преступники, - кричит он, - горе вам!
Вам небеса затворены веселы,
И я вас везть на оный брег готов,
Во мраз и пыл и вечной тьмы в пределы;
А ты, душа живая, кто таков?
Прочь, прочь! чего здесь ждешь ты с мертвецами?»
Но зря, что я от сих не движусь слов:
«Иным путем, иными, - рек, - волнами
Легчайшая снесет тебя ладья
Ко пристани, назначенной судьбами».
Ему же вождь: «Харон, в сии края
По воле тех идет он, чье желанье
Закон: молчи ж, речь суетна твоя».
И кормчего пресеклося вещанье,
Сперлись уста, лишь гневное очей
Кружащихся удвоилось сверканье.
Но строгий к ним вняв глас его речей,
В лице смутясь, заскрежетав зубами,
Все мертвецы завыли от скорбей;
Все бога вслух бесчестили хулами,
Отца и мать, рожденья место, час,
Весь род людской, себя впоследок сами.
Потом, еще возвысив слезный глас,
Стеклись на брег злосчастный, осужденный,
Всех ждущий, в ком господень страх погас.
Тут бес Харон, глазами угль разжженный,
Скликает их, коснящих бьет веслом,
К стенаньям глух, к слезам ожесточенный.
Как осенью несчетные числом
Листы дерев падут, падут все время,
Доколе лес устелется ковром,
Несчетно так Адама злое семя;
И как сокол на оклик удалой,
На зов гребца так мечется их племя.
И черною плывут они рекой;
И там едва на брег одни вступают,
Уж здесь других скопился новый строй.
Учитель мне: «Те, кои умирают
У господа под гневом, во грехах,
Сюда, мой сын, отвсюду притекают;
И не коснят здесь долго на брегах:
Бог не дает им отдохнуть нимало,
И всякого сильней желанья страх.
Здесь добрых душ от века не бывало:
Дивился ты, Харона речь внемля;
Теперь поймешь, что слово означало».
Вдруг потряслись бессветные поля:
Невольный страх в мои проникнул жилы.
Вдруг треснула рассевшаясь земля,
И взвился ветр, раскинув шумны крилы;
Багровый луч тьму озарил кругом:
Ни памяти не стало вдруг, ни силы,
И пал я ниц, объятый тяжким сном».
«Берегитесь каждый своего друга, и не доверяйте ни одному из своих братьев; ибо всякий брат ставит преткновение другому, и всякий друг разносит клеветы»
(Иер.9:4)
Указывает, что мир после наказания, идет к подъему. И веру возглашает пророчески:
«Но раньше, чем январь возьмет весна
Посредством сотой вами небреженной,
Взревет так мощно горняя страна,
Что вихрь, уже давно предвозвещенный,
Носы туда, где кормы, повернет,
Помчав суда дорогой неуклонной.
И за цветком поспеет добрый плод».
Письмо Данте к королю Генриху, датируемое 1311 годом н.э. Прошло несколько лет вавилонского-авиньонского пленения. Вот что пишет Данте: «Тогда наше наследие, лишение которого мы не устаем оплакивать, будет нам возвращено полностью. И подобно тому, как сейчас мы, изгнанники в Вавилоне, воздыхаем, вспоминая святой Иерусалим, так тогда, ставши снова гражданами и дыша мирным воздухом, мы в радости будем вспоминать бедствия смутной поры».
Правда, при жизни католическая организация не воздвигала против него никаких преследований, но после его смерти в разное время различные части «Комедии» попадали-таки под запрет. Данте и церковь не всегда друг друга понимали. И если Данте никогда не выступал с прямой критикой католической религии, то в критике догматов у него никогда не было недостатка.
Он не мог закрывать глаза на то, что во главе религии неоднократно стояли люди преступные, и не просто преступные с точки зрения человеческой морали, а преступные даже с точки зрения канонов и декреталий. Сколько пап томится у него в аду!
Среди еретиков он видел папу Анастасия; в кругу, где казнятся грешившие симонией, он нашел папу римского Николая III, ожидавшего Бонифация VIII; среди мучающихся скупцов и расточителей Вергилий называл ему не только кардиналов, но и пап. Верховная справедливость не делает разницы между простым человеком и носителем папской тиары.
1
2
3
|
