Хомс, избавившийся было от кошмара боев, гремевших в городе более трех лет, переживает очередную волну напряжения. Каждую неделю на улицах теперь слышны взрывы.
Адские машины разной мощности и комплектации, спрятанные в автомобилях и мусорных баках, и смертники, взрывающиеся на блокпостах и перекрестках, — все это теперь вкраплено в жизнь Хомса, передает корреспондент Федерального агентства новостей с места событий.
Тысячи жизней, унесенных войной, не являются достаточным аргументом для террористов. Пока я писал этот материал, в городе прогремели два взрыва. Два смертника, мужчина и женщина, пять раскуроченных фасадов, десяток сгоревших автомобилей и 20 погибших.
Число раненых перевалило за несколько десятков.
На более мелкие теракты, вроде СВУ, заложенного в мусорный контейнер, жители уже не обращают внимания. Предыдущий взрыв такого «мелкого» порядка произошел всего четыре дня назад. Тогда никто не погиб, но террористы позже стремительно наверстали упущенное.
Порой складывается впечатление, что «Ан-Нусра»* и ИГИЛ* воюют по инерции, применяя обкатанные методы. Не заботясь об их эффективности, они шлют юных адептов «истинной веры» на убой, попутно отправляя на тот свет с собой десятки ни в чем неповинных людей. Вероятно, террористы ожидают, что население начнет очередную волну демонстраций, пытаясь обвинить правительство Башара Асада в отсутствии гарантий безопасности. Но ответом, помимо проклятий, служат новые и новые отряды народного ополчения, куда по собственной воле идут даже девятиклассники.
Хомс, суннитское население которого составляло чуть меньше трети от общего числа жителей, стал одним из первых мест боестолкновений этой войны. Религиозные «активисты», в 2011 году массово приехавшие в город из Туниса, Саудовской Аравии, Катара и Ливана, в течение многих месяцев агитировали местных суннитов, призывая к вооруженному восстанию. В среде сирийских «оппозиционеров» Хомс до сих пор именуется не иначе как «столицей революции». Именно здесь в 2011-м году активность террористов достигла точки кипения, к началу 2012 года превратив политический конфликт в гражданскую войну.
Два года назад центральные районы города, находившиеся под контролем террористов с самого начала противостояния, были окончательно зачищены правительственной армией и народным ополчением. Кровопролитные бои сопровождались многочисленными разрушениями жилого сектора посредством многочисленных террористических актов и ответной работы артиллерии и танков Сирийской Арабской армии.
Узкие улицы с типичными для Сирии домиками из песчаника и бетона лежат в руинах. То здесь, то там попадаются неразобранные баррикады, заградительные насыпи и заделанные кирпичами окна с бойницами. В развалинах живут люди.
Первая остановка — возле автомастерской. Нашему сопровождающему необходимо договориться о ремонте стартера. Стоило выйти из машины, как нас, едва узнав, что мы из России, почти насильно тянут пить чай в соседнюю лавку, торгующую дровами. В городе до сих пор очень плохо с отоплением. И с электричеством. И вообще со всем, к чему привыкли жители промышленного города. Небольшие печки, работающие на мазуте, неспособны отопить комнаты со слабой теплоизоляцией. Жители частных домов топят дровами.
— Садитесь! Садитесь! — вталкивает нас в продавленный диван владелец лавки, пожилой араб в кожанке и черном шерстяном платке, лихо повязанном на седой голове. Его глаза красны от дыма большого мангала, служащего одновременно печью, источником углей для потертого кальяна и конфоркой для чайника. Открытое пламя, покуда оно контролируется человеком, обладает гигантской силой притяжения. Вокруг мангала, на видавших виды стульях и табуретах, сидят друзья, родственники и соседи лавочника. Время, и без того неторопливое в здешних широтах, останавливается окончательно. Ближний Восток, Хомс, зима…
— Я был в армии, — протягивая к нам мозолистые ладони, говорит владелец лавки. — Теперь служу в ополчении. Сейчас в отпуске, — и, будто усомнившись искренности наших кивков, вытягивает из кармана аккуратно сложенную увольнительную.
— Россия! Против Сирии ополчился весь мир! С нами только Иран, «Хезболла» и Россия!
Большинство мужчин — бывшие военные, ныне тянущие лямку в рядах народного ополчения. В Хомсе, как и в десятках других сирийских городов, на каждом втором фасаде висит фотография шахида — воина, погибшего в боях с террористами. Сирийские семьи обычно велики.
Пятеро или шестеро сыновей и три-четыре дочери в одной семье. Число погибших также велико.
Мы поговорили с пожилой сирийкой, потерявшей только за прошедшие полгода мужа, троих сыновей и двоих внуков. Нас пригласили в гости, и в пятый раз за день напоили чаем. Отказать мы были не вправе. Комод в гостиной, перед которым сидит скорбная женщина в черном платье и белом платке, сплошь заставлен траурными фотографиями мужчин в военной форме. Несмотря на тяжесть потери, она гордится своими сыновьями. Гордость эта не наигранная, и свет, исходящий из глаз матери, говорящей о том, что благо всех сирийцев и страны стоят много больше жизней ушедших шахидов, буквально озаряет тесную гостиную.
— Кроме моих сыновей, у меня есть моя земля, моя страна, — говорит мать. — И пока страна жива, мои дочери будут рожать новых сыновей. А они будут помнить о своих отцах, павших за свою землю.
Беседуя часом позже с командиром взвода ополченцев, несущих дежурство среди развалин, мы были смущены одной удивительной фразой:
— Вы своих матерей любите? — спросил у нас седой мужчина с окладистой бородой.
— А я Родину люблю больше, чем маму! — прозвучало в ответ без какого-либо пафоса.
Бог, Родина и друзья
Вместе со своими подчиненными комвзвода водит нас по пустующей мечети. Всего два года назад в этом просторном зале, среди белых колонн боевики «Джабхат Ан-Нусры» устраивали показательные казни местных жителей — преимущественно алавитов. Ныне и сама мечеть, и несколько кварталов вокруг нее тяжело дышат из-под руин, будто не в силах оклематься после нескольких лет кошмара. Сам комвзвода тоже носит «памятную» метку 2012 года. На пояснице — след от пули калибра 12,7, прошедшей по касательной. Четыре месяца госпиталей — и снова на фронт.
Несмотря на то, что боевые действия закончились несколько месяцев назад, несколько кварталов на окраинах Хомса до сих пор под контролем террористов. Сейчас между противниками действует режим прекращения огня. Из города на протяжении нескольких лет уезжали автобусы с теми, кто не желал мириться с правительством Сирии. Уезжали с оружием. Каждый мог взять по одному рюкзаку, одному автомату, а также по одному пулемету или гранатомету на автобус. Западный район новостроек Аль Ваэр до сих пор занят группировкой, готовой идти на компромиссы с властью. Однако окончательного решения об их легитимизации пока не принято.
Город еженедельно хоронит своих мужчин. Тела погибших привозят со всех фронтов Сирии: из Хамы, Латакии, Идлиба, с гор Пальмиры. На улицах и во дворах то и дело можно увидеть просторные палатки для поминовения. В них собираются родственники и друзья семьи, молятся, пьют горький кофе и вместе со случайными прохожими скорбят о своих близких.
В одной из таких палаток нас приняли как своих. Руководитель поминального действа до того расчувствовался, что, расцеловав нас и назвав своими сыновьями, вручил два Корана в потертых переплетах.
— Бог един! Нет разницы, христиане вы или мусульмане! Алавиты или сунниты! У Сирии есть Россия! У России — Сирия! Бог, Родина и друзья — больше нам ничего не нужно.
