Ландульф, хроник этих историй, происходивший из низкого рода, появился на свет около 1077 г.,

Указывает события того, что в Европе его времени симония понималась как выдача церковной должности светским лицом. Симония активно практиковалась в Европе, тогда как папство переживало тогда глубокий упадок.

«И Гроссолан тут же прибавил, сказав: «Если кто желает сказать что-либо против меня, пусть говорит. И если теперь он промолчит, то у него больше не будет возможности говорить против меня». Когда об этом сообщили пресвитеру Лиутпранду, он в тот же день созвал в церковь святого Павла множество горожан и сказал им:

«Вы видите, что мне из-за имени Христова отрезали нос и уши; за это мне обещана великая награда 66, если я буду упорствовать до конца. Так вот, из любви к Христу и ради вашего спасения и мира я прошу вас обратить внимание на меня и на то, что я вам скажу». Когда он сказал это и многое, что было славно сказано и славно прозвучало, главным образом, против симонии, то высказал такое обвинение: «Гроссолан, который считается архиепископом, повинен в симонии за Миланское архиепископство через подношение от руки, подношение от языка, подношение от угодливости».

«Гроссолан, водворив тишину в народе, обратился к людям с такой речью: «Слушайте, как я в трёх словах одержу верх над этим человеком и посрамлю его». И сказал пресвитеру: «Ты обвинил меня в симонии через подаяние от руки. Скажи теперь: Кому я дал?». Тогда пресвитер обратил взгляд на народ и, указав пальцем на тех трёх человек, которые стояли на трибуне, сказал:

«Посмотрите на трёх величайших дьяволов, которые считают, что посрамили меня своим умом и деньгами. Но разве тот дьявол, который уговорил его стать симониаком из-за денег, не может уговорить его дать ещё большие деньги и скрыть истину, лишив меня мирских свидетелей и судей? И разве вы не знаете, что ради того, чтобы избежать хитрости дьявола и дурных людей, я избрал судьёй самого Бога, которого нельзя обмануть в суде ни с помощью денег, ни иным образом? Если вы хотите обратиться к Его суду, то я готов сделать то, что обещал».

Гроссолан ему: «Скажи теперь, о какой симонии ты говоришь?». Пресвитер ему: «Теперь ты скажи: Хороша ли она?». Гроссолан немного помолчал и сказал: «Есть симония, которая не отменяет симонию». Пресвитер: «Я говорю о той, которая отстраняет аббата от аббатства, епископа – от епископства, архиепископа – от архиепископства, в котором он пребывает».

И, когда он удовлетворил всех этими словами, то услышал, как народ закричал: «Выходите не суд! Выходите на суд!». И под эти усиливающиеся крики пресвитер, хотя и старик, спрыгнул с камня, содержащего изображение Геркулеса, и вместе с народом пришёл на поле, где были сложены груды дров. Пока разводили огонь и поджигали дрова, пресвитер сказал стоявшим вокруг людям:

«Вы не видите священника, помимо меня, который благословил бы ради меня этот огонь; но видите грамоту, которую я держу и в которой содержатся святые слова и знаки святого креста. И я, служитель, произнесу эти слова и совершу эти знамения, и Бог, который является моим господином, благословит свыше огонь». И люди, услышав и ясно это поняв, сказали: «Аминь».

И когда он произносил эти слова и творил знамения вокруг огня, кропил святой водой и совершил курение, а Гроссолан стоял там рядом, сомнения по поводу слов клятвы возникли у Гроссолана и у Ариальда из Меленьяно, который был как бы могущественным главой у Гроссолана и распорядителем суда, ожидавшим, что пресвитер или погибнет в огне, или от сильного страха возвратится к своему господину Гроссолану.

Ибо он сказал Берарду, судье из Асти, что испытание будет считаться не выдержанным пресвитером не только в случае его смерти, но и в случае любого повреждения от огня на его теле: «Не дай Бог, будет какой-то ущерб. Но я тем более прославлю огонь, что он ещё издали выжжет глаза на его голове, а в самом огне истлеет его пылающий пепел». Однако когда пресвитер увидел, что те сомневаются в словах клятвы, он сказал им: «Позвольте мне, и я это славно улажу. Я не окончу клятву, пока не скажу того, что вас удовлетворит».

И он тут же схватил с их согласия шапку Гроссолана и, потрясая ею, сказал: «Вот этот Гроссолан, который под сей шапкой, – я говорю не о ком-то другом, – повинен в симонии за Миланское архиепископство через подношение от руки, подношение от языка, подношение от угодливости».