Примерные даты его жизни 490-570 гг. Родился в городе Ареклут (Стратклайд на юге Шотландии), но был вынужден бежать в Уэльс, где обзавёлся семьей, а после смерти жены стал учеником бретонского миссионера

В первую очередь Гильда известен своим сочинением «О погибели Британии». Уже в своё время Гильдас сурово осуждает своих соплеменников-бриттов, обличает духовных лидеров и верующих людей. Используя обширные цитаты из Ветхого и Нового Завета, прежде всего из книг пророка Исаии и Иеремии, а также из посланий апостола Павла, Гильда показывает, что светские и духовные власти бриттов не отвечают евангельским идеалам.

Гильда также упоминает «немногих» верных сыновей церкви и с похвалой отзывается о зарождавшемся в его эпоху монашеском движении.

О гибели Британии

1. Что бы ни изложил я в сем послании, скорее рыдая, нежели упражняясь в красноречии, пусть в безыскусной, но доброжелательной манере, пусть никто не думает, что я высказываю это, движимый чувством презрения ко всем и считаю себя лучше каждого, раз собираюсь оплакивать слезными жалобами всеобщую погибель Добра и скопление Зла, но, соболезнуя Родине в ее несчастьях и бедствиях, намерен предложить утешительные лекарства, так как я решил возвещать об опасностях страшной войны не столько отважнейшим воинам, сколько ленивейшим.

Признаюсь, что я молчал с огромной скорбью в сердце (и тому свидетель Господь, знающий внутренняя моя) на протяжении десяти или более минувших лет. Моя неопытность вкупе с ничтожными моими заслугами мешали мне написать хоть какое-нибудь увещаньице.

Все же я читал, что дивный законодатель из-за сомнения в одном слове не вошел в желанную землю; что сыновья священника, поднеся к алтарю чуждый огонь, погибли скорой смертью, что народ, исказитель Слова Божия, числом в шестьсот тысяч человек, не считая двух правдолюбцев, народ, некогда самый дорогой для Бога (раз ему проложен был легчайший путь по гальке в пучине Красного моря, пищей ему был хлеб небесный, и новый напиток вышел из скалы а, и оружие его стало непобедимым из-за одного лишь упорного поднятия рук!  

Погибал поодиночке от зверей, железа и огня в пустынях Аравии; что после подхода неведомыми (хотя бы и Иордана!) вратами и стены вражеского города были подорваны по воле Божией одним лишь звуком труб; что плащ и малое количество золота, будучи взяты из заклятого, погубили множество народу; что незаконный договор с жителями Гаваона, хотя и вырванный хитростью, стал причиною смерти не одного человека; и что по грехам людей жалостные голоса пророков, и более всего Иеремии, оплакивали разрушение града своего в четырех алфавитных песнях.

Да, видел я в наше время то, что и он мог бы оплакать: «Как одиноко сидит город, некогда многолюдный! он стал, как вдова; великий между народами, князь над областями сделался данником» - это о Церкви; «как потускнело золото, изменилось золото наилучшее!» - то есть сияние Слова Божьего. «Сыны Сиона» - то есть святой матери-Церкви - «драгоценные, равноценные чистейшему золоту» - «жмутся к навозу».

И так же было невыносимо, как и ему, человеку столь выдающемуся, - мне, пусть и презренному и, может быть, и он так же, поднимаясь до предела скорби, мог бы оплакать таких же живущих в процветании знатных людей, говоря: «князья ее были в ней чище снега... они были телом краше коралла, вид их был как сапфир».

Изумляясь в Ветхом Завете и этому, и многому другому, словно зеркалу нашей жизни, я обращался и к Новому, и здесь читал яснее то, что, может быть, раньше мне было непонятно; тени отступали, и истина сияла ярче.

Я читал, говорю, что Господь сказал: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева». И наоборот: «а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов». И опять: «нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам» и то же: «горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры». Я слышал: «многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном». И из другого места: «говорю вам... отойдите от Меня, все делатели неправды».

Я читал: «блаженны неплодные... и сосцы непитавшие!» И наоборот: «и готовые вошли с ним на брачный пир, и двери затворились; после приходят и прочие девы и говорят: «Господи! Господи! отвори нам». Он же сказал им в ответ: истинно говорю вам: не знаю вас». И я, конечно, слышал: «кто будет веровать, и креститься, спасен будет; и кто не будет веровать: осужден будет».

И я читал, как, по выражению апостола, дикую маслину привили к корню хорошей маслины, но, если она не боится, а превозносится, то от общения с этим корнем тучности ее следует отсечь.

Я знал милосердие Божие, но и суда боялся; я восхвалял благодать, но страшился воздаяния каждому по делам его; различая несхожих овец из одной овчарни, я по заслугам называл Петра блаженнейшим ради его простосердечного исповедания Христа, а Иуду - несчастнейшим из-за любви к жадности; Стефана - славным ради его мученического венца, а Николая - жалким из-за печати его грязных ересей. Разумеется, я читал: «все у них было общее», но и вот что сказано: «что это согласились вы искусить Духа Господня?»

Напротив, я видел, как возрастала беспечность людей нашего времени, если им нечего бояться.

Таким образом, перебирая в своем потрясенном уме это (и много большее, что мы решили опустить ради краткости), с такой болью в сердце, столько раз, - если, говорю я, народ, особенный из всех наций, семени царского и рода святого, которому Он сказал: «Первенец мой Израиль» - и его священников, пророков, царей, за столько веков, апостола, служителя и членов Его первой Церкви Господь не пощадил, когда они отступали от праведного пути - что же Он сделает за такую черноту нашего времени?! Ведь ему - кроме тех нечестивых, огромных грехов, которые творит оно вместе со всеми злодеями мира, прибавилось и еще какое-то, словно врожденное ему неистребимое бремя глупости и непроходимого легкомыслия.

Ну что? Я говорю сам себе: «тебе ли, несчастный, доверена такая забота, словно выдающемуся и наилучшему ученому, так что ты противостоишь ударам такого мощного потока и вопреки этой цепи чудовищных преступлений, широко и беспрерывно протянувшейся на столько лет, бережешь тебе доверенное и молчишь?

Это все равно, что сказать ноге - наблюдай и руке - иди. Есть в Британии правители, есть наблюдатели. Что же ты там еще вознамерился лепетать какую-то чушь?!» - «Есть, говорю, есть, если не больше, чем нужно, то и не меньше. Но постольку поскольку они согнуты и задавлены таким весом, они и передохнуть не могут».

Стало быть, мои мысли были заняты такими вот (или еще того горше) соображениями. Они, словно должники, в течение, как я уже сказал, долгого времени (пока я читал «есть время говорить и время молчать») - все время словно бы толкались в узком портике смущения. Тем не менее, однажды меня завоевал и победил Заимодавец, сказавший:

«Если у тебя и нет той смелости, чтобы между способными изрекать правду созданиями, будучи вторым по разумному происхождению от ангелов, не бояться быть обожженным клеймом золотой вольности, не должно тебе бежать, по крайней мере, чувства понятливой (хотя и бессловесной) ослицы, охваченной Духом Божиим, которая не хотела быть средством передвижения для волхва в тиаре, намеревавшегося проклясть народ Божий.

Она придавила к узкой стене виноградника его решительную ногу - хотя из-за этого и чувствовала враждебные удары - и указала ему, пусть неблагодарному и бешеному, словно указательным пальцем на небесного ангела (которого тот человек, охваченный грубой глупостью, не мог увидеть), обнажившего меч и преграждающего дорогу, и тому, кто бил ее против закона и природы, - на свои невредимые бока».

Таким образом, подвигнутый в ревности к священному закону дома Господа, или разумными доводами, или мольбами религиозных братьев, - теперь уплачиваю долг, взятый за много времени до того, - может быть, скромно, зато как мне кажется, благочестиво, и по-дружески по отношению к некоторым выдающимся новобранцам Христовым, но тяжко и невыносимо для глупых отступников. Из них первые (я не лгу) приняли это с обильными слезами, которые текут из любви к Богу, а вторые - также с грустью, но которая, однако, была вызвана негодованием и малодушием схваченной на месте преступления совести.

2. Но до исполнения обещанного, если Богу будет угодно, попытаемся рассказать немного о местоположении, о строптивости, о подчинении, о восстании, опять о подчинении жестокому рабству; о религии, о преследовании, о святых мучениках, о различных ересях, о тиранах, о двух опустошавших племенах, о защите и снова опустошении, о втором отмщении и третьем опустошении, о голоде, о послании к Агицию, о победе, о преступлениях, о внезапной вести о приближении врагов, о пресловутой чуме, о совете, о враге, гораздо свирепее первого, о разрушении городов, об уцелевших, о последующей победе отчества, которая дана в наше время по воле Божией.

3 Британия - остров почти на крайней границе земного круга - выровнена от юго-запада в направлении запада и северо-западо-запада божественными, как говорят, весами, которые взвешивают всю землю, занимая место ближе к северному полюсу. Она занимает в длину восемьсот миль, в ширину двести, не считая разнообразных мысов- с протяженными косами, которые омываются изогнутыми изгибами океана.

Она ограждена его весьма обширным и, скажу даже, непроходимым кругом отовсюду, за исключением пролива южного берега, которым плавают в Бельгийскую Галлию. Она орошается устьями двух благородных рек - Тамесиса и Сабрины, словно рукавами, через которые некогда суденышки привозили заморские предметы роскоши, а также другими, меньшими реками. Она украшена дважды десятью и дважды четырьмя городами, и многими укреплениями, и полезными сооружениями - стенами, зубчатыми башнями, вратами домов, коньки крыш которых грозными обрывами тянулись ввысь, скрепленные мощной скрепой.

Она одарена широко протянувшимися полями и расположенными на живописном месте холмами, пригодными для мощного земледелия, перемежающимися горами, в высшей степени пригодными для пастьбы животных; их цветы разноцветные, когда их колышут человеческие шаги, как бы изящно запечатлевали ту же картину, как избранная невеста, одаренная различными драгоценностями; светлыми источниками с частыми струями, играющими камушками, белыми словно снег, и ярко блестящими реками, змеящимися томным лепетом и дарящими тем, кто прилег на их берегах, залог сладкого сна; умытая и холодными озерами, бьющими через край потоком живой воды.

4. И она, высоко поднявшая голову и ум, с тех пор, как была заселена, неблагодарная, восставала - ныне против Бога, иногда против граждан, а подчас даже заморских царей и их подданных. Что же может быть отвратительнее и ниже людей, осмелившихся либо иметь, либо ввести такое положение вещей, чтобы отказывать Богу - в страхе, добрым согражданам - в любви, поставленным в высшее достоинство (если речь не идет об ущербе для веры), - в должном почете, ломать веру в Божественный и человеческий разум, и, отбросив страх неба и земли, руководствоваться собственными измышлениями и похотями?

Следовательно, я опускаю те старые и общие со всеми язычниками ошибки, которыми до прихода Христа во плоти был связан весь провинившийся человеческий род, и не перечисляю сами страшные диавольские знамения отечества, едва ли не превосходящие числом египетские, многочисленные уродливые очертания которых мы созерцаем и сегодня внутри или вне заброшенных стен, обычным образом застывшие искаженными лицами. И я не указываю по имени те самые горы или холмы или реки, некогда погибельные, а теперь поистине полезные для человеческого употребления, посредством которых слепой тогда народ приумножал божественное служение.

Я умалчиваю о древних годах отвратительных тиранов, которые получили известность и в других, далеко расположенных областях, так что Порфирий, бешеный восточный (против церкви) пес к своему безумию и тщеславию добавил пером даже и следующее: «Британия, - пишет он, - плодородная провинция на тиранов».

Я попытаюсь говорить в первую очередь только о тех злодеяниях, что она претерпела и нанесла другим - гражданам и далеко расположенным - во времена римских императоров. Однако насколько смогу, - не столько из документов отчизны и указаний писателей, поскольку, даже если таковые и существовали, они или сожжены огнем врагов, или увезены далеко флотом изгнания граждан и недоступны, - сколько из заморского рассказа, который, прерываемый частыми перерывами, недостаточно ясен.

5. Ведь когда цари римлян добились власти над миром и подчинили соседние области или острова по направлению на восток, они укрепили силами доброй славы первый мир с парфянами на границе индов.

Когда это свершилось, почти по всей земле прекратились войны, однако некий непреклонный ход к западу блеска пламени нельзя было остановить или погасить бурей голубого океана, - но, переправившись на остров для его обустроения, они привезли законы и подчинили народ, невредный, но неверный, не столько железом, огнем и машинами, как другие народы, как одними только угрозами или судебными преследованиями, который только на поверхности, с нерешительным видом и со скорбью в глубине сердца, показывал свою покорность приказам.

6. Но когда они почти немедленно отправились в Рим, как говорили, тоскуя по родине, и нисколько не подозревая восстания, правителей, оставленных ими для возвещения или более полного утверждения римского правления, истребила коварная львица.

Когда сенату возвестили, что они сотворили такое, то он поторопился с соответствующим войском отомстить «хитрым лисичкам», как они их называли. А те не подготовили в море флот, который мог бы мужественно сражаться за отечество, и не собрали на берегу какое-нибудь каре, правый фланг или другое военное построение, но вместо щитов в бегстве подставляли свои спины и шеи мечам, и «трепет холодный их пронизывал до костей» они по-женски протягивали руки (чтобы их связали), так что это разнеслось в поговорку и в насмешку далеко и надолго, что бритты ни в войне не сильны, ни в мире не верны.

7. Таким образом, римляне, истребив многих предателей и многих обратив в рабство и сохранив в качестве зависимых, - дабы земля не обезлюдела совершенно, - покинув отечество, не ведающее о вине и оливках, отбыли в Италию, оставив некоторых своих управителей, - плети для спин туземцев и ярмо для их загривков, намереваясь прилепить к почве имя римского рабства и не столько военной силой, сколько плетью собирались укротить лукавое племя, и, если дело того требовало, как говорится, меч, опустошив ножны, привесить сбоку, чтобы считалась она не Британией, а Романией и сколько бы она не могла иметь меди, серебра или золота, отмечалось изображением Цезаря.

8. Между тем как остров оцепенел от ледяного холода и словно очень дальним удалением земель не был близок к видимому солнцу, воистину не временное солнце с небесного свода, но с самой вышины небесной тверди, превосходя все времена, представляя всему миру пресверкающее солнце во времена, как нам известно, Тиберия Цезаря, при котором Его религия распространялась без всякого препятствия (принцепс при противлении сената угрожал смертью доносчикам на Его воинов), впервые пожертвовал Свои лучи, то есть Свои предписания, Христос.

9. Эти предписания, которые хотя и были приняты жителями без воодушевления, некоторыми, однако, полностью, а другими менее - до девятилетнего преследования Диоклетиана, во время которого церкви по всему миру были разрушены, и все Святые Писания, которые смогли найти, сожжены на улицах и избранные священники стада Господня перерезаны вместе с невинными овечками, чтобы, если можно так было сделать, даже и следа какого-нибудь в тех провинциях, где появилась христианская религия, ее не осталось.

Тогда, как рассказывает история Церкви, - сколько было бегств, сколько убийств, сколько различных смертных казней, сколько падений отступников, сколько славных венцов мучеников, сколько бешеного гнева преследователей, сколько, напротив, терпения у святых. Так что как, будто вся церковь устремилась густою толпою, наперегонки, оставив потемки мирские за спиной, к прекрасным угодьям Царствия Небесного, словно к подобающему ей сиденью.

10. И так прославил свое милосердие к нам Господь, желающий спасти всех людей и зовущий не меньше грешников, чем тех, кто считает себя праведниками. Он, как мы понимаем, во время вышеуказанного преследования, безвозмездным даром, дабы густая мгла черной ночи не охватила Британию совершенно, зажег нам светлейшие светильники святых мучеников, погребения тел которых и места страстей, если бы они не были отняты у граждан зловещим рубежом варваров, более всего из-за наших грехов, немало бы внушали теперь душам усердной горячности к божественной любви: святого Альбана Вероламского, Аарона и Юлия, граждан Города легионов и прочих обоих полов в разных местах с высочайшим мужеством, как я говорю, державшихся в строю Христовом.

11. Из которых первый после того, как любви ради сначала спрятал дома исповедника, гонимого преследователями, и почти-почти уже схваченного, подражая и в этом Христу, положившему душу свою за овец, и, поменявшись с ним одеждой, в решительный момент в одеждах вышеупомянутого брата охотно предал себя гонителям.

И так, угождая Богу в своем исповедании и казни в присутствии нечестивых, римские тогда знамена выставлявших с отвратительной роскошью, чудесно украсился знаками чудес, так как по горячей молитве те сухие и очень мало хоженые израильские пути, когда ковчег Завета долго стоял над речной галькой в середине русла Иордана, подобным же образом он открыл путь неведомый через русло благородной реки Тамесиса, с тысячью людей перейдя посуху пешком, причем с обеих сторон речные водовороты висели в воздухе наподобие отрогов скал, и превратил прежнего палача, зрящего столько чудес, в агнца из волка, и заставил один с собой триумфальный венец мученика жаждать более и искать сильнее.

Некоторые же воистину так были измучены разнообразными пытками и разодраны неслыханным растерзыванием членов, что без промедления прибили к высоким вратам небесного Иерусалима трофеи своего славного мученичества. А те, кто остались, прятались в лесах, пустынях и заброшенных пещерах, ожидая от справедливого правителя всех, Бога, когда-нибудь сурового осуждения палачей, себе же - защиты для души.

12. Таким образом, не прошли целиком еще десять лет вышеупомянутого волнения, как нечестивые эдикты завяли со смертью своих творцов. Все воины Христовы радостными глазами словно увидели после зимней и продолжительной ночи хорошую погоду и ясный свет небесного свода. Обновляют церкви, разрушенные почти до основания, базилики святых мучеников основывают, строят и завершают и, словно выставляя повсюду победные знамена, празднуют праздничные дни. Свершают таинства чистым сердцем и устами, ликуют все дети, словно согревшись в лоне святой матери-Церкви.

Это созвучие главы и членов Христовых оставалось сладкозвучным, покуда арианское предательство, словно жестокий змий, не заставило, излив свой заморский яд, пагубным образом разлучиться братьев, живших, как одно. И как будто дорога была проложена через океан, всякие всевозможные дикие звери каких угодно ересей изливали кошмарной пастью смертоносный яд, и наносили зубами смертельные раны отечеству, всегда желающему услышать что-нибудь новое и ни за что определенное крепко не держащемуся.

13. Таким образом, пока росли чащи тиранов и почти что уже прорастали в огромный лес, остров, сохранивший имя римское, но не кровь и закон, вместо того чтобы отбросить семя своей горчайшей посадки, послал в Галлию Максима «впереди толпы многолюдной» Сообщников, украсив его даже знаками императорского достоинства, которые он носил не прилично, и не законным образом, но по тираническому обычаю и подучив бунтующее войско.

Он, присоединив сначала хитростью, нежели добродетелью, к своему преступному царству некоторые пограничные районы или провинции против римского закона сетями клятвопреступления и лжи, и поставив одно крыло в Испании, другое в Италии, и установив престол своей нечестивейшей империи в Тревах, был охвачен такой маниакальной ненавистью к своим господам, что двух законных императоров лишил - одного Рима, а другого - и его благочестивейшей жизни. И, оградившись не стеною, а смертельной наглостью, у города Аквилеи потерял свою злосчастную голову, которая лишила трона славных глав всего мира.

14. После чего Британия, лишившись всех вооруженных сил, военных гарнизонов, правителей, пусть и свирепых, «И могучего юношества, каковое, пойдя по следам вышеупомянутого тирана, никогда не вернулось домой, и не ведавшая почти ничего о военном искусстве, сначала от двух заморских племен, ужасно свирепых, - приходивших скоттов с запада, пиктов с севера, - много лет была в беспамятстве и стенала.

15. Из-за этих вражды и ужаснейшего угнетения она послала послов в Рим с письмом, слезными жалобами прося военной силы для отмщения за себя, клянясь подчиняться римскому владычеству всей душою, если только врагов отгонят подальше. Как только это было решено, не помня о прошлом зле, легион, достойно снабженный оружием, прибыл на родину через океан на барках и, вступив в бой с жестокими врагами и повергнув огромное множество из них, изгнал их всех из границ и освободил порабощенных столь жестокой мукой граждан от угрозы рабства.

И легион приказал им построить между двумя морями через остров стену, которая могла бы служить для удерживания полчищ врагов и внушения им ужаса, а гражданам была бы защитой. Каковая тупым народом в отсутствии начальника была построена не столько из камней, сколько из дерна, и никакой пользы от нее не было.

16. Когда легион вернулся домой с большим триумфом и радостью, эти прежние волки-враги (словно какие-то амброны), взбешенные от ужасного голода, «с пересохшими глотками», врывающиеся в овчарню в отсутствие пастыря, прорывают границу, влекомые лопастями весел, руками гребцов и парусами, изогнутыми ветром, и нападают на всех, и что встречают в пути, словно созревшие хлеба, сжигают, топчут, уничтожают.

И опять посылаются жалостные посланники с разорванными, как говорится, одеждами и посыпанными песком головами, требуя от римлян помощи, словно робкие крошки, забивающиеся под надежнейшие крылья отцов, - чтобы уж совсем не уничтожилось бедное Отечество, а также имя римлян, которое звенело в их ушах одними словами и, опозоренное бранью иноземных племен, теряло цену. На что они, насколько это было вообще возможно человеческой природе, были подвигнуты историей таковой трагедии.

И полетело, словно орлов войско на эту землю, ускоряя бег моряков в море, сперва неожиданно вонзают тогда в загривки врагов страшные острия когтей, и свершают резню их, которую следует уподобить падению листьев в определенное время, - как если горный поток, вздуваясь от бурь частыми ручейками и выходя из берегов звучным движением и взбороздив сзади и спереди поля, воздвигая, как говорят, волны до туч - и когда стекаются они, то зеницы вежд, пречасто мигая ресницами, ослепляются сочетающимися очертаниями катящихся трещин, - чудесно пенясь, и одною волной «одолел на пути стоящие дамбы».

И так войска противника от выдающихся помощников, как только могли вырваться, чрезвычайно поспешно убежали за моря, так как жадно ежегодную добычу безо всякого препятствия за морями нагромождали.

18. Стало быть, римляне, заявив родине, что ни под каким видом беспокоить себя столь трудоемкими экспедициями более не могут и из-за не воинственных бродячих воришек римские знамена, такое и толикое войско, землей и морем изматывать, но, убеждая, что лучше приучив лишь только себя к оружию и мужественно сражаясь, они могли бы всеми силами защищать страну, жалкое имущество, супруг, детей и, что важнее всего этого, свободу и жизнь, и, если только не расслабятся от вялости и окоченения, никогда бы племенам сильнее себя.

Протянут уже никоим образом не безоружные - чтобы их заковали в оковы - руки, но вооруженные щитами, мечами и копьями, готовые к убийству, сочли и что необходимо оставить нечто для увеличения удобства народу - стену не как другую - за счет общественный и частный, взяв с собой злосчастных туземцев, протянули, построенную обычным образом прямым путем от моря и до моря между городами, которые были собраны здесь же (в основном из-за страха перед врагами), передали трусливому народу внушительные указания и оставили образцы оружия, которое надлежало завести. И на берегу океана у южного берега, который был под властью их кораблей, - так как и отсюда надлежало бояться диких варварских зверей, - через определенные промежутки ввиду моря, - и попрощались, как бы люди, не намеренные более вернуться.

19. Таким образом, когда те уехали восвояси, возникли наперегонки из курахов, которыми они были перевезены через долину Тефии, как будто грязные когорты червячков, когда Титан пылает зноем, из самых узеньких отверстий норок, - мерзейшие банды скоттов и пиктов, нравами отчасти разные, но согласные в одной и той, же жажде пролития крови колодники, более покрывающие волосами лицо, нежели постыдные и к постыдным близкие части тела - одеждой.

Узнав о том, что покровители вернулись домой и наотрез отказались приходить опять, они увереннее, чем обычно, захватили у туземцев всю северную и крайнюю часть земли до самой стены. При этом в высокой крепости было поставлено войско, ленивое в битве и неловкое в бегстве, ни к чему не способное со своими дрожащими поджилками, которые днями и ночами ослабевали в дурацком сидении на месте.

Между тем не прекращали действовать крючковатые орудия обнаженных, которыми несчастнейшие граждане стаскивали со стен и сбрасывали на землю. Так, стало быть, наказание безвременной кончины приносило пользу тем, кого похищала такая погибель, ибо жалких и неминуемых страданий своих братьев и детей они избегали быстрой кончиною.

Чего же больше?! Города и высокая стена оставлены, - и опять бегство граждан, и опять рассеяния, более отчаянные, чем обычно, и опять преследования врагов, и опять умножаются еще более жестокие истребления; и, словно овечек - мясники раздирают бедных граждан на части враги, так что в своем существовании они уподобилось диким зверям. Ибо, разбойничая, они уничтожали и друг друга, и запас очень маленького и краткого продовольствия несчастнейших граждан. И внешние несчастья усугубились домашними мятежами, поскольку, таким образом, из-за столь частых разорений весь народ лишился всей опоры съедобной, так что спасало только одно - охотничье искусство.

20. Стало быть, опять посылают жалостные оставшиеся письма к Агицию, римскому государственному мужу, говоря так: «Агицию трижды консулу - стон британцев», и, немного ниже, жалуясь: «варвары гонят нас к морю, гонит море к варварам; мы зарезаны или утоплены между этими двумя родами погибели!» Однако никакой помощи на это они не получили.

Между тем ужасный и позорнейший голод неотступно преследовал непостоянных и колеблющихся, так что многих из них вынудил безотлагательно отдать кровавым разбойникам побежденные руки, чтобы получить хоть немножечко еды для поддержания жизни. Другие же - никак, поскольку они предпочли из самих гор, пещер и ущелий, сплетенных терновников, продолжать сопротивляться. И тогда в первый раз врагам, которые многие годы совершали разбой, нанесли поражение, веря не в человека, а в Бога, согласно тому, что сказал Филон «необходима помощь Божия, когда прекращается помощь людская». Наглость врагов на некоторое время утихла - но, однако, не порочность наших: отступили враги от граждан, а не граждане от своих преступлений.

21. Причем народ этот нравами был постоянен, как и теперь, - так что был нетверд при сдерживании оружия врагов, а силен был в гражданских войнах, и в несении бремени грехов, нетверд, говорю, при стремлении к миру и знаменам истины и силен в пороках и лжи.

Значит, вернулись бесстыдные ирландские бродяги домой, чтобы возвратиться спустя недолгое время. Пикты тогда - впервые и навсегда - успокоились в отдаленнейшей части острова, совершая иногда набеги и разрушения.

Во время такого перемирия у опустошенного народа зажила жестокая рана. Но эта тишь проросла еще более свирепым голодом, потому что когда прекратились опустошения, остров затопило такое изобилие всего, что никогда прежде он не упомнит такого времени, и вместе со всем этим прирастала всевозможная роскошь. Она росла, таким образом, из могущественного семени, так что в то время с полным правом можно было бы сказать: «Есть верный слух, что у вас появилось блудодеяние, и притом такое блудодеяние, какого не слышно даже у язычников».

И не только именно этот порок, но и все, чему свойственно случаться в человеческой натуре, и главным образом (что и теперь как-то в ней уничтожило положение всего хорошего) - ненависть к истине и исповедникам ее, и любовь ко лжи и делателям ее, принятие зла за добро, почитание подлости вместо благости, влечение к теням вместо солнца, принятие сатаны за ангела света.

Цари помазывались не от Бога, а те, кто выделялись жестокостью среди других, и немного позднее сами помазавшие убивали их без правильного следствия и избирали еще более убийственных. Если же кто-то из них был более кротким и, казалось, более благоволил к истине, то в него, как какого-то подрывателя Британии, без оглядки направлялись как всеобщая неприязнь, так и оружие всех. И все - что было неугодно Богу и что угодно, висело как бы наравне на чаше весов, если только неугодное Богу не получало лучший прием.

Так что по заслугам Отечеству могло бы подойти это объявленное тому древнему народу слово пророка, сказавшего, что вы, дети, незаконно оставили Бога и до раздражения довели Святого Израилева: «Во что вас бить еще, продолжающие свое упорство? Вся голова в язвах, и все сердце исчахло. От подошвы ноги до темени головы нет у него здорового места».

Вот так они делали все, что было противно спасению, - как будто никакого лекарства не раздавал миру Истинный Врач всех. И не только люди века сего, но и само стадо Божие и пастыри его, которые должны бы быть примером всему народу, - большая часть их окоченели, расслабленные опьянением, словно от вина, и были уловлены упрямой спесью, волокитой судебных тяжб, завистью загребущих коготков, неразборчивостью в суждениях о добре и зле, так что явно (так же, как и теперь), изливая, казалось, презрение на князей, были «совращены их идолами» и блуждали «в пустыне, где нет путей».

22. Между тем, поскольку Бог желал Свое семейство, зараженное пагубой стольких зол, очистить и улучшить лишь слухом о несчастье, «напряженный слух» всех уловил как бы оперенный полет хорошо известной молвы, о том, что вот-вот придет старый враг, желая совершенно уничтожить и обычным способом захватить с рубежа и до границы всю область. Но, однако, никакой пользы от этого им не было, но, подобно глупым упряжным лошадям, которые, как говорится, крепкими укусами еще укрепляют узду разума, катили по широкой дороге различных пороков, ведущей к обрыву смерти, оставив спасительный, хотя и узкий путь.

Так что, следовательно, как говорит Соломон, «словами не научится раб упрямый (порют дурня, а он и не чует!), и чумное поветрие смертоносным образом поразило глупый народ, которое в короткое время удаленным острием положило такое множество их, сколько живые не могли похоронить.

Однако народ не исправился, словно исполняя в этом слово пророка Исайи, сказавшего: «И Господь, Господь Саваоф, призывает вас в этот день плакать и сетовать, и остричь волоса, и препоясаться вретищем. Но вот, веселье и радость! Убивают волов, и режут овец, едят мясо, и пьют вино, и говорят: «будем есть и пить, ибо завтра умрем!»

Приблизилось, однако, время, в которое его нечестие, как некогда амореев, исполнилось. Ибо начинается тогда совет, которому надлежало определить, что будет лучше или безопаснее всего предпринять для отражения столь пагубных и столь частых вторжений и разбоя вышеуказанных племен.

23. Тогда были ослеплены все советники вместе с надменным тираном и избрали такую защиту - а скорее, погибель - отечества, так что эти дичайшие, нечестивого имени саксы, Богу и людям мерзкие, были введены, словно волки в овчарню, на остров для сдерживания северных народов. Доселе, как бы то ни было, никогда не совершалось ничего более погибельного и горького.

О, глубочайшее затемнение чувства! О, безнадежная и грубая тупость ума! Тех, кого пуще смерти боялись, когда их не было рядом, по доброй воле, если можно так сказать, пригласили с собой под одну крышу. «Обезумели князья Цоанские, как сказано, - совет мудрых советников фараоновых стал бессмысленным».

Тогда, вырвавшись из логова варварской львицы, свора детенышей, на трех, как они на своем языке выражаются, киулах, а по-нашему - на длинных кораблях, при благоприятном ветре, обрядах и гаданиях, которыми они прорицали, надежным у них предзнаменованием, что три по сто лет Отечество, к которому они направили носы своих кораблей, заселят, а сто пятьдесят же (то есть половину этого времени) очень часто будут опустошать, - по приказу злополучного тирана, впустила ужасные свои когти сначала в восточную часть острова, якобы собираясь сражаться за Отечество, а на самом деле, скорее, намереваясь сражаться с ним.

Вышеупомянутая же «родительница», узнав, что первое ее войско имело успех, подослала еще более обширную партию сообщников и псов, которая приплыла на барках с подложными «боевыми товарищами». И отсюда семя нечестия, корень горечи, ядовитая рассада, достойная наших заслуг, вытянулась на нашей почве дикими побегами и усиками.

Следовательно, варвары, допущенные на остров в качестве воинов, и собираясь, как они прикидывались, подвергнуться большой опасности ради добрых своих хозяев, потребовали выделить им съестные припасы. Таковые раздачи на долгое время заткнули, как говорится, глотку псам. Они же снова плачутся, что якобы их пайки выдаются им не в изобилии, приукрашивая отдельные случаи своей хитростью, и торжественно заявляют, что если они не будут более щедро осыпаны дарами, то опустошат, разорвав договор, весь остров. И без задержки перешли от угроз к действиям.

24. Ибо вызревал повод для справедливой мести за предшествующие преступления, - и от моря и до моря пылание огня, поднятого рукою восточных святотатцев, опустошив некоторые пограничные города и поля, не утихло, покуда не слизало, выжигая жутким алым языком, почти что всю поверхность острова до западного океана. В этом набеге исполнилось на нас, согласно истории, нечто подобное некогда с Ассирией в Иудее, что говорит, оплакивая, пророк: «предали огню святилище Твое; совсем осквернили жилище имени Твоего» и еще - «Боже! язычники пришли в наследие Твое; осквернили святой Храм Твой» и т. д.

Так что частыми ударами таранов - все города, и отовсюду сверкающими остриями и трещащими огнями - все их обитатели, с предстоятелями Церкви, со священниками и народом, вместе простерты были на земле, и жалким видом посреди площадей основания башен, выкорчеванных с высокой оси, камни высоких стен, священные алтари, куски трупов, словно покрытые заледеневшей коркой багряной крови, казались смешаны словно в каком-то жутком прессе, и ничего не было вообще, кроме руин домов, погребений внутри чрев животных и пернатых и благочестивейшего почтения святых душ (если, однако, много таковых можно было найти!), которых уносили в то время в вершины неба светлые ангелы.

Ибо так выродился тогда сей виноградник добрый в горечь, что редко, согласно пророку, редко было видно за спиной виноградарей или жнецов виноградной грозди или колоска.

25. Таким образом, многие из несчастных уцелевших, захваченные в горах, были массово уничтожены; другие, изнуренные голодом, подходили и протягивали руки врагам, чтобы навеки стать рабами, если, однако, их не убивали немедленно, что они считали за величайшую милость. Другие же стремились к заморским областям с великим рыданием и пели, словно вместо загребной песни, под развевающимися парусами: «Ты отдал нас, как овец, на съедение, и рассеял нас между народами».

Другие же в гористых холмах, огражденные грозными обрывами и густейшими лесами, и морскими скалами, смотря на жизнь всегда недоверчивым умом, остались на родине, хотя и объятые страхом.

1 2 3 4 5