Главная
МЕНЮ САЙТА
КАТЕГОРИИ РАЗДЕЛА
ГЛАВНАЯ [10]
БОЖЬИ ПРОРОКИ В РОССИИ [15]
ПРОРОЧЕСТВА О РЕВОЛЮЦИИ [92]
ПИСАТЕЛИ ПРОРОКИ [7]
ПРОРОЧЕСТВА ПИСАТЕЛЕЙ [70]
ИНОСТРАННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА [24]
ИСКАЖЕНИЕ ПРОРОЧЕСТВ [10]
ВЫСКАЗЫВАНИЯ О РЕВОЛЮЦИИ [78]
СООРУЖЕНИЕ ЦЕРКВЕЙ В СССР [30]
БОЖЬИ ПАСТЫРЯ В СССР [50]
БИБЛИЯ
ПОИСК ПО САЙТУ
СТРАНИЦА В СОЦСЕТИ
ПЕРЕВОДЧИК
ГРУППА СТАТИСТИКИ
ДРУЗЬЯ САЙТА
  • Вперёд в Прошлое
  • Последний Зов

  • СТАТИСТИКА

    Главная » Статьи » 3. ВАВИЛОНСКИЙ ПЛЕН » ИНОСТРАННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА

    Пророчества Астольфа де Кюстина. 2 часть
      

    Описывал падение нравственности среди духовных лиц: «Меня познакомили с любопытным типом, достойным, как мне сказали, внимательного изучения. Это молодой человек весьма знатного рода, князь N, единственный сын чрезвычайно богатых родителей… По восемнадцати часов в сутки проводит он в кабаках. Кабак - его стихия, там он царит, там он расточает свои недюжинные духовные силы. Гувернером у него очень почтенный старый аббат…».

    «Я увидел в России христианскую церковь, которая не подвергается ничьим нападкам, которую все, по крайней мере внешне, чтят; все способствует этой церкви в отправлении ее духовной власти, и, однако ж, она не имеет никакой силы в сердцах людей, порождая одно лишь ханжество да суеверие.

    Церковь эта мертва, и вместе с тем русской церкви недостает того же, чего недостает этой стране повсеместно, — свободы, без которой меркнет свет и отлетает дух жизни».

    «Я хотел бы дать вам несколько деталей их образа жизни, но перо выпадает у меня из рук, ибо пришлось бы рассказать о связях этих развратников не только с погибшими женщинами, но и с молодыми монахинями, весьма своеобразно понимающими монастырский устав… 

    «Церковь эта мертва, и вместе с тем русской церкви недостает того же, чего недостает
    этой стране повсеместно, — свободы» (А.Кюстин)

    Некий молодой человек прожил (разумеется, тайно) целый месяц в Н-ском женском монастыре и, в конце концов, начал тяготиться избытком своего счастья, наскучив, в свою очередь, и монахиням, коим он был обязан и всеми радостями, и последовавшей за ними пресыщенностью.

    Казалось, он умирал. Тогда монахини, желая от него отделаться, но боясь в то же время скандала, который, несомненно, вызвала бы его смерть после пребывания в монастыре, решили покончить с ним своими силами, благо он все равно должен был отправиться на тот свет. Сказано - сделано... Через несколько дней разрезанный на куски труп несчастного нашли в колодце. Дело не получило никакой огласки».

    «Религиозная нетерпимость является главным тайным рычагом русской политики»

    «Если поверить тем же, по-видимому, хорошо осведомленным, лицам, правило затворничества совсем не соблюдается во многих монастырях Москвы. Один из друзей князя демонстрировал вчера мне и целой компании распутников четки послушницы, забытые будто бы ею утром в его комнате. Другой хвастался своим трофеем - молитвенником, принадлежавшим, как он уверял, сестре М-ской общины, славящейся своей богобоязненностью. И вся аудитория была в восторге!» 

    «Вдруг московский ловелас поднялся со своего места и с повелительным видом торжественно потребовал молчания. К величайшему моему удивлению, его требование было немедленно исполнено, и воцарилась тишина. Мне вспомнились поэтические описания бурь, усмиряемых звуком голоса древних богов!

    И вот юный бог наших дней вносит предложение подать от имени всех куртизанок Москвы петицию соответствующим властям такого содержания: в виду того, что женские монастыри выступают опасными конкурентами «светских общин» и подрывают доходы последних до такой степени, что дело становится убыточным, бедные жрицы любви позволяют себе почтительнейше просить тех, кому этим ведать надлежит, о взыскании с названных монастырей известного налога, дабы «светские отшельницы» не были вынуждены покинуть свою профессию и всецело предоставить таковую святым инокиням.

    Это предложение ставится на голосование и принимается единогласно при громких приветственных кликах. Потребовав бумаги и чернил, юный сумасброд тут же с невозмутимым видом пишет на отличном французском языке прошение - документ, настолько неприличный, что я не могу его здесь цитировать».

    «Несмотря на мои настоятельные просьбы, мне не пожелали показать библиотеку. На все доводы я получал (через переводчика) один и тот же ответ: «Запрещено». Эта стыдливость гг. монахов, прячущих сокровища знаний и выставляющих на показ суетные богатства, показалась мне весьма странной. Очевидно, заключил я, их книги покрыты более толстым слоем пыли, чем их драгоценности».

    «Нашим священникам запрещено писать даже исторические хроники. Наши крестьяне поэтому толкуют библию вкривь и вкось, выхватывая отдельные тексты, и новые секты, весьма разнообразные по своему содержанию, возникают беспрестанно. Когда поп спохватывается, ересь обычно оказывается уже глубоко вкоренившейся.

    Если теперь поп поднимает шум, сектантов ссылают в Сибирь целыми деревнями. Это, понятно, разоряет помещика, у которого есть достаточно средств заставить священника молчать. В тех случаях, когда, несмотря на все старания, правительство узнает о ереси, количество ее приверженцев уже столь много­численно, что бороться с нею поздно.

    Насильственные меры приведут к огласке, но не уничтожат зла, а действовать убеждением - значит открыть дорогу спорам - наихудшему злу в глазах самодержавного правительства. Поэтому прибегают к замалчиванию, то есть не лечат болезнь, но, наоборот, способствуют ее распространению».

    «Это романтическое приключение напоминает нам средневековье, но, как видите, то, что могло иметь место в Европе лишь в средние века, в России случается еще почти в наши дни. Россия во всем отстала от Запада на четыре столетия».

    «Я присутствовал на народном гулянии около Новодевичьего монастыря…. культ мертвых служит предлогом для народной забавы. Гулянье происходило в день какого-то святого, которого мощам и иконам исправно поклонялись в промежутках между возлияниями кваса».

    «Если вспомните все те слезы, которые проливаются здесь над гробницами властителей России, то невольно покажется, что ты присутствуешь при погребении какого-нибудь азиатского владыки. Но орошенная кровью могила все же кажется менее страшной. Здесь слезы текут дольше и вызваны более тяжелыми страданиями….».

    «Русские любят возводить своих героев в сонм святых; они прикрывают жестокие деяния властителей благодатной силой святителей и стараются все ужасы своей истории поставить под защиту веры».


    «Русский крепостной… является вещью своего владельца. Обреченный со дня рождения и до
    смерти служить одному и тому же господину, он трудится лишь для того, чтобы
    доставить рабовладельцу средства к удовлетворению его прихотей и капризов»

    В своих словах охарактеризовал столицу российской империи: «В России ночи поражают своим почти дневным светом, зато дни угнетают своей мрачностью».

    «Язва замалчивания распространена в России шире, чем думают. Полиция, столь проворная, когда нужно мучить людей, отнюдь не спешит, когда обращаются к ней за помощью».

    «Во Франции, как и здесь, на пароходе, я встречал всегда лишь два типа русских людей: одних, которые из суетного тщеславия безмерно восхваляют свою родину, и других, которые из желания казаться более культурными и цивилизованными, как только речь заходит о России, высказывают к ней либо глубокое презрение, либо полное равнодушие. До сих пор я не позволял ни тем, ни другим обмануть меня. Но я хотел бы найти и третий тип русских - простых, искренних людей, и их-то я буду в России разыскивать».

     «Любовь к своей родине для русских лишь средство льстить своему властелину. Как только они убеждены, что их господин и повелитель не может их услышать, они говорят обо всем с исключительной откровенностью, которая тем ужаснее, что она крайне опасна для выслушивающих их излияния».

    «Роскошь цветов и ливрей в домах петербургской знати меня сначала забавляла. Теперь она меня возмущает, и я считаю удовольствие, которое эта роскошь мен доставляла, почти преступлением. Благосостояние каждого дворянина здесь исчисляется по количеству душ, ему принадлежащих. Каждый несвободный человек здесь - деньги. Он приносит своему господину, которого называют свободным только потому, что он сам имеет рабов, в среднем до 10 рублей в год, а в некоторых местностях втрое и вчетверо больше.

    В России человеческая монета меняет свою ценность, как у нас земля, которая иногда вдвое повышается в цене при нахождении новых рынков для сбыта ее злаков. Я невольно все время высчитываю, сколько нужно семей, чтобы оплатить какую-нибудь шикарную шляпку или шаль. Когда я вхожу в какой-нибудь дом, кусты роз и гортензий кажутся мне не такими, какими они бывают в других местах.

    Мне чудится, что они покрыты кровью. Я всюду вижу оборотную сторону медали. Количество человеческих душ, обреченных страдать до самой смерти для того лишь, чтобы окупить материю, требующуюся знатной даме для меблировки или нарядов, занимает меня гораздо больше, чем ее драгоценности или красота.

    Эти прелестные дамы напоминают мне карикатуру на Бонапарта, которая в 1813 году была распространена в Париже и по всей Европе: когда смотрели издали на портрет колосса - императора, он казался очень похожим, но, приблизившись к его изображению, ясно видели, что каждая черта его лица была составлена из изуродованных человеческих трупов».

    «От ужасающего вида невероятной нищеты, которая уродует род человеческий и которая здесь воплощалась в матросах русской таможни, казавшихся по всему своему облику людьми какой-то особой, чуждой нам расы. Так как я ничем не мог им помочь, то присутствие их становилось для меня невыносимым, и каждый раз, как эти несчастные доставляли на борт корабля кого-либо из чинов таможни или морской полиции - наиболее жестокой полиции русской империи,- я отводил свои глаза в сторону.

    Эти матросы, жалкие, истощенные, в грязных отрепьях, позорили свою родину. Как каторжники на галерах они обречены были всю жизнь доставлять чиновников и офицеров из Кронштадта на борт иностранных пароходов». 

    Указывал о каторжных работах солдат рекрутского набора: «В России охрана церквей, дворцов, многих общественных учреждений и частных домов вверяется таким инвалидам. Эти несчастные, на старости покидая казармы, выходят лишенными всех средств к существованию…

    Эти привидения в форме, встречающие нас при входе в любое учреждение или частный дом, лишний раз напоминают вам о той дисциплине, которая над всем здесь властвует. Петербург - это военный лагерь, превращенный в город».

    «Сердце мое сжималось от боли при мысли об ужаснейших страданиях, которые человек только в состоянии вынести. Я оплакивал мучеников, томящихся в казематах зловещей крепости. Невольно содрогаешься, когда думаешь о русских людях, погибающих в подземельях, и встречаешь других русских, прогуливающихся над их могилами...».

    Написал высказывание российского князя К. о положении в России: «Беспощадный деспотизм, царящий у нас, возник в то время, когда во всей остальной Европе крепостное право было уже уничтожено. Со времени монгольского нашествия славяне, бывшие прежде самым свободным народом в мире, сделались рабами сперва своих победителей, а затем своих князей. Крепостное право возникло тогда не только фактически, но в силу государственных законов. Оно настолько унизило человеческое слово, что последнее превратилось в ловушку.

    Правительство в России живет только ложью, ибо и тиран, и раб страшатся правды. Наши автократы познали когда-то силу тирании на своем собственном опыте. Русские князья, принужденные для собирания подати угнетать свой народ, часто сами уводились в рабство татарами. Они властвовали только до тех пор, пока являлись ревностными орудиями татарских ханов для угнетения народа и выколачивания из него последних крох. Они хорошо изучили силу деспотизма путем собственного рабства.

    «Русские любят возводить своих героев в сонм святых;  они прикрывают жестокие деяния властителей 
    благодатной силой святителей и стараются все ужасы своей истории поставить под защиту веры» 

    И все это происходило, заметьте, в то время, когда в Западной Европе короли и их вассалы соперничали между собой в деле освобождения своих народов… Кто сам носил ярмо, не всегда склонен сделать его легким для тех, на кого он это ярмо налагает. Князья и народы часто срывают злобу за свои унижения и мстят неповинным. Они считают себя сильными, потому что могут других превращать в жертву...».

    Характеризовал российский таможенный контроль: «Русские князья, подобно мне, простому путешественнику, должны были подвергнуться всем формальностям таможенного досмотра, и это равенство положений мне сначала понравилось. Но, прибыв в Петербург, я увидел, что они были свободны через три минуты, тогда как я три часа должен был бороться против всевозможных придирок таможенных церберов. На минуту почудившееся мне отсутствие привилегий на почве, взращенной деспотизмом, также мгновенно исчезло, и это сознание повергло меня в уныние.

     Обилие ничтожных, совершенно излишних мер предосторожности при таможенном досмотре делает необходимым наличие бесконечного множества всякого рода чиновников. Каждый из них выполняет свою работу с такой педантичностью, риторизмом и надменностью, которые имеют одну лишь цель - придать известную важность даже самому маленькому чиновнику. Он не позволяет себе проронить лишнее слово, но ясно чувствуется, что он полон сознания своего величия.

    «Уважение ко мне! Я часть великой государственной машины». А между тем эти частицы государственного механизма, слепо выполняющие чужую волю, подобны всего лишь часовым колесикам,- в России же они называются людьми….

    Вид всей этой массы шпионов, с таким усердием допрашивавших нас, довел меня до нервной зевоты, которая легко могла перейти в слезы - не над собой, а над несчастным народом. Столько мельчайших предосторожностей, которые считались здесь, очевидно, необходимыми и которые нигде более не встречались, ясно свидетельствовали о том, что мы вступаем в империю, объятую одним лишь чувством страха, а страх ведь неразрывно связан с печалью….

    В результате долгого допроса, которому я подвергся наряду с другими пассажирами, у меня был отнят мой паспорт, взамен чего я должен был расписаться на каком-то бланке, по которому, как мне сказали, я смогу получить свой паспорт в Петербурге. Казалось, что все полицейские формальности были закончены; все пассажиры и чемоданы были уже на другом пароходе, четыре часа мы томились перед Кронштадтом, и все же об отбытии пока ничего не было слышно».

    Писал о весьма трагическом положении простого российского общества: «Сегодня вечером мне рассказали много интересных подробностей о так называемом крепостном праве русских крестьян. Мы можем лишь с трудом представить себе положение этого класса людей, лишенных всяких прав и вместе с тем представляющих собой нацию….

     Во многих частях империи крестьяне верят, что они являются принадлежностью земли. Состояние это кажется им естественным, так как они не дают себе труда подумать над тем, может ли один человек быть собственностью другого. В других местах крестьяне считают, что земля им принадлежит; эти - наиболее счастливые, если не самые забитые и замученные из русских рабов».

    «Здесь все слишком несчастны для того, чтобы жаловаться».

     «Русский народ – нация немых. Словно некий волшебник превратил шестьдесят миллионов человек в автоматы, ожидающие магической палочки другого чародея, чтобы возродиться к новой жизни. Страна эта напоминает мне замок спящей красавицы: всё блестит, везде золото и великолепие. Всё здесь есть, не хватает только свободы, то есть жизни.

    Язва замалчивания распространена в России шире, чем думают. Полиция, столь проворная, когда нужно мучить людей, отнюдь не спешит, когда обращаются к ней за помощью».

    «Если бы в жизни светского общества было меньше роскоши и неги, положение простого народа внушало бы мне меньше жалости. Богатые здесь – не сограждане бедных».

    «Не верьте медоточивым господам, уверяющим вас, что русские крепостные - счастливейшие крестьяне на свете, не верьте им, они вас обманывают. Много крестьянских семейств в отдаленных губерниях голодает, многие погибают от нищеты и жестокого обращения. Все страдают в России, но люди, которыми торгуют, как вещами, страдают больше всех…

    Но если имущество состоит из многого множества человеческих жизней, то от неумелого или расточительного обращения с ним целые деревни мрут с голода. Правда, когда дело становится слишком вопиющим, правительство назначает опеку над дурным помещиком. Но эта всегда запоздалая мера не воскрешает мертвых. Трудно представить себе бездну страданий, скрывающихся в глубине России под покровом тиранического гнета!».

    «Рабы ссорятся только вполголоса, под сурдинку, ибо гнев является привилегией власть имущих».


    «Религиозная нетерпимость является главным тайным рычагом русской политики» (А.Кюстин)

    «Господин Пернэ знает русский язык, поэтому он понимал, за что наказывают несчастных. Сначала привели двух девушек, работавших у модной в Москве модистки. Их стегали в присутствии хозяйки, понукавшей палачей бить посильнее. Мегера обвиняла их в том, что они имеют любовников и осмеливаются - подумайте, какая дерзость! - приводить их к себе домой, т. е. в дом модистки!

    Одна из девушек попросила пощады; было видно, что она умирает, что она исходит кровью. И тем не менее экзекузия продолжалась. Ведь она имела наглость утверждать, что виновата не больше самой хозяйки!... Господин Пернэ уверял меня, что каждая из несчастных получила в несколько приемов по ста восьмидесяти розог.

    «Я слишком мучился, считая, поэтому не мог ошибиться в сумме»,- прибавил он. Далее бесконечной вереницей шли крепостные, наказываемые за разные поступки, а чаще всего - из мести какого-нибудь приказчика или барина. Сплошная цепь диких зверств и насилий! Заключенный ждал ночи, как манны небесной, потому что только ночью за перегородкой воцарялась тишина».

    «Национальная гордость может быть понятна лишь у свободного народа. Когда же она проявляется в силу рабской лести, она становится нестерпимой… Я невольно спрашивал себя, чем так жестоко провинился человек перед Господом Богом, что 60 миллионов ему подобных обречены на жизнь в России».

    «Величайшим несчастьем для крепостных является продажа земли, на которой они родились. Их продают теперь вместе с тем куском земли, с которым они неразрывно связаны, в чем заключается единственное благодеяние нового закона, запрещающего продажу людей без земли. Но этот закон помещики обходят всевозможными способами: так, продают не все имение со всеми крестьянами, а отдельные участки и отдельно сотню-другую крестьян.

    Когда такая незаконная продажа доходит до сведения властей, последние наказывают владельцев, но это случается очень редко, так как между данным деянием и его высшим судьей, т. е. царем, находится стена людей, заинтересованных в том, чтобы все эти злоупотребления скрыть» 

    «Когда я думаю о подобных и других, более или менее тайных жестокостях, ежедневно происходящих в этом обширнейшем государстве, где расстояния содействуют и бунтам, и их подавлению, мне становятся ненавистными и страна, и правительство, и весь народ, я испытываю неописуемое отвращение и мечтаю лишь о том, чтобы скорее отсюда уехать».

    1 2 3   


     










       
    Категория: ИНОСТРАННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА | Добавил: admin (10.10.2013)
    Просмотров: 1871 | Рейтинг: 5.0/1