(родился 25 марта 1812 в Москве - умер 9 января 1870 в Париже) — русский писатель, философ, революционер. Был родом из семьи богатого человека, но он прекрасно понимал, что богатая жизнь положено на крови и поте угнетённых народов. Герцен А.И. мечтал о революционной борьбе для облегчения страданий простого народа. Герцена неоднократно арестовывали за его революционные идеи. В 1947 году он уезжает за навсегда границу, где продолжил осуществлять революционную деятельность.

Герцен А.И. сообщает европейским народам о плачевном положении, происходящее в российской империи. Герцен в своих высказываниях показывал нелепость крепостнического права.. Герцен А.И. печатает литературные издания «Россия», «Русский народ и социализм», большую книгу на французском языке «О развитии революционных идей в России».

Публикует листовку-воззвание «Вольное русское книгопечатание в Лондоне. Братьям на Руси». Герцен призывает русских влиятельных людей для публикации о положении дел в царской России. Герцен печатает листовки и брошюры: «Юрьев день! Юрьев день!», «Крещеная собственность». В этих листовках он обличает сущность российских угнетателей народа.

А. И. Герцен, в своих словах критикует господствующую религиозность в российской империи: «Ну а что сделала, в продолжение этого времени всех скорбящая, сердобольная заступница наша, новообрядческая церковь наша со своими иерархи?

С невозмущаемым покоем ела она свою семгу, грузди, визигу; она выказала каменное равнодушие к народному делу, то возмутительное, преступное бездушие, с которым она два века смотрела из-под клобуков своих, перебирая четки, на злодейства помещиков, на насилия, на прелюбодеяния их, на их убийства... не найдя в пустой душе своей ни одного негодования, ни одного слова проклятья! Что у вас общего с народом? Да что у вас общего с людьми вообще? Вы не на шутку ангельского чина, в вас нет ничего человеческого».

«Государство, - говорил Александр Иванович Герцен, - расположилось в России, как оккупационная армия. Мы не ощущаем государство частью себя, частью общества. Государство и общество ведут войну. Государство карательную, а общество партизанскую».

«Делают все так, чтобы куда человек ни обернулся, перед его глазами был бы или палач земной, или палач небесный, — один с веревкой, готовый все кончить, другой с огнем, готовый сжечь всю вечность».

«Религия — это какие-то колоссальных размеров ширмы, которые препятствуют народу ясно видеть, что творится на земле, заставляя поднимать взоры к небесам».

«Религия... это только крепкая узда для масс, самое страшное пугало для простаков, высокая ширма, которая мешает народу ясно видеть то, что происходит на земле, заставляя его возводить взор к небесам».

«Монахи спасались от минут ропота молитвой. У нас нет молитвы: у нас есть труд. Труд – наша молитва».

Указывал, чему самодержавное руководство обучало российское общество: «Правовая необеспеченность, искони тяготевшая над народом, была для него своего рода школой. Вопиющая несправедливость одной половины его законов научила его ненавидеть и другую; он подчиняется им, как силе. Полное неравенство перед судом убило в нем всякое уважение к законности. Русский, какого бы звания он ни был, обходит или нарушает закон всюду, где это можно сделать безнаказанно; и совершенно так же поступает правительство».

«Екатерина II — эта «мать отечества», одержимая ненасытимой похотью, пожаловала однажды триста тысяч крестьян мужского пола в уплату за одну из своих вавилонских оргий».

«Государство расположилось в России, как оккупационная армия».

«Русский крестьянин суеверен, но равнодушен к религии, которая для него, впрочем, является непроницаемой тайной. Он для очистки совести точно соблюдает все внешние обряды культа; он идет в воскресенье к обедне, чтобы шесть дней больше не думать о церкви. Священников он презирает как тунеядцев, как людей алчных, живущих за его счет. Героем всех народных непристойностей всех уличных песенок, предметом насмешки и презрения всегда является поп и дьякон или их жены».

«Даже внешний вид русского крестьянина свидетельствует о недавнем происхождении этого ненормального явления. Лицо русского крестьянина не похоже на лицо раба (в этом сходятся наблюдения Кюстина, Гакстгаузена, Блазиуса и всех, кто путешествовал по России), оно выражает лишь глубокое уныние. Он действительно несчастен и точно недоумевает, каким образом он очутился в нынешнем своем положении. Беспечный, он попался в чиновничьи сети, а слепое правительство загнало его ударами кнута в капкан, расставленный для него помещиками».

«Все образованные дворяне, все те, которые могут быть в России причислены к «оппозиции», должны будут поддержать правительство, если только не отрекутся от своих убеждений. Остается, таким образом, только самая реакционная часть общества, упорно цепляющаяся за дворянские привилегии. Пусть так!

Эта партия так горячо проповедовала религию безусловной покорности, что правительство вправе на этот раз потребовать, чтобы она к своей излюбленной теории представила хоть один практический пример. Да и какие права у подобных людей? Они ограбили народ по царской милости, по царской немилости они перестали бы его грабить».

«Если дворяне не поймут необходимости отмены крепостного права, -  утверждает он, -  то дело будет решено топором мужика».

«Народ нельзя освободить больше, чем он свободен изнутри».

«Я вижу слишком много освободителей, я вижу слишком мало свободных людей».

«Тем, что Петр I окончательно оторвал дворянство от народа и пожаловал ему страшную власть над крестьянами, он поселил в народе глубокий антагонизм, которого раньше не было, а если он и был, то лишь в слабой степени. Этот антагонизм приведет к социальной революции, и не найдется в Зимнем дворце такого Бога, который отвел бы сию чашу судьбы от России».

 «В России  не  было потомства  завоевателей и поэтому не могло быть настоящей аристократии. Постепенно сложилась совершенно искусственная аристократия, разнородная,  смешанной крови,  существовавшая   без   всяких законных оснований». 

«На вопрос, чего ждет русский народ, я отвечаю: начала социальной революции в Европе,— ждет бессознательно, в силу самого своего положения, инстинктом. Благодаря социалистическому движению в вопросе об освобождении крестьян сделан - уже огромный шаг вперед».

 «Как, в самом деле, поверить, что половина народонаселения одной и той же  национальности,  одаренной редкими   физическими и умственными способностями,  обращена в рабство не войной, не завоеванием,  не переворотом, а только рядом указов, безнравственных уступок, гнусных притязаний?»

«Россия не может сделать ни шага вперед, пока не уничтожит рабство. Крепостное состояние русского крестьянина — это рабство всей Российской империи».

«Что всегда меня удивляет — это полная, совершенная бездарность царей. Александр только обдумывал, Николай, говорят, даже подготовлял план освобождения крестьян».

«Освобождение крестьян не требует, к счастью, жестокости и безнравственности, необходимых государству при совершении этих злодейств. Весь народ, разумеется, будет стоять за такую, меру. Все образованные дворяне, все те, которые могут быть в России причислены к «оппозиции», должны будут поддержать правительство, если только не отрекутся от своих убеждений».

«Как раз перед тем, как я в 1846 году уехал из России, всю Москву  взволновало  дело,   характерное  для  нашей  страны. Некий князь, владелец обширных поместий в Орловской губернии, подверг одного из своих крепостных телесному наказанию. Крепостной умер под розгами. Согласно обычаю, священник и дьякон в сопровождении причетника присутствовали на похоронах и составили свидетельство о смерти этого человека.

Добрый священник подписал его, добрый дьякон — также, но вот, читая эту бумагу, причетник заметил, что тут имела место не естественная смерть, а убийство.   Ошеломленный  этим   заявлением, священник пытался разуверить причетника и убедить его подписать бумагу. Причетник решительно отказался.

Узнав об этом затруднении, князь подумал, что причетник просто хочет воспользоваться удобным случаем и послал бедняку несколько сот рублей. Однако причетник стоял на своем; он  призвал священника и дьякона в свидетели подкупа, после чего исчез, появился в Орле, проник к архиерею и доложил ему все это дело. Архиерей, не подготовленный к такому случаю, написал губернатору и уездному протоиерею. Орловский губернатор оказался близким родственником убийцы»

Писал о безнравственности российских законов: «По закону крестьянин может обратиться с жалобой только к уездному предводителю дворянства. Этот предводитель, избираемый дворянами, является естественным их защитником и перед правительством, и против народа. Полиция не принимает жалоб на помещиков, кроме чрезвычайных уголовных случаев, что непосредственно крестьян не интересует.

Крепостному разрешается доносить на помещика только в случае, если тот принадлежит к тайному обществу или совершил преступление. Закон дозволяет лишь три дня работы на помещика в течение недели, а наблюдает за исполнением этого постановления полиция, избираемая дворянством.

От времени до времени правительство с внезапным изумлением замечает злоупотребления, проявляет тогда поразительное мужество и наказывает одного или двух помещиков. Затем следует долгий и страшный промежуток, наполненный злоупотреблениями, ненаказанными и неотмщенными». 

Пророчески писал: «Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестной нам революцией».

Герцен в публикациях «Колокола» критикует помещиков, весь государственный строй российской империи. Более всего критикует жестокое отношение к крестьянам, осуждает царских казнокрадов, порицает «глухих» правителей к страданиям народных масс. Он надеется осуществление в России более масштабного «Декабристского восстания». Он в публикуемых литературных изданиях ввел множество критикующих рубрик: «Под суд», «Правда ли?», «Под спудом», «Смесь».

В дальнейшем Герцен осуждает грабительскую крестьянскую реформу 1861 г. «Народ царём обманут», — пишет «Колокол» в июле 1861 г. Александр Иванович  дает объёмную информацию в проведений восстаний для выражения протеста против крестьянской реформы. «Русская кровь льется», — пишет Герцен о применении силы для подавления крестьянских восстаний.

Больше всего Герцен обеспокоен восстанием в селе Бездна, где были расстреляны крестьяне и убит лидер восстания Антон Петров. Герцен осуждает власть самодержавной России за арест и ссылку вождя русской демократии — Н.Г. Чернышевского. Выступает с резкой критикой против тех льстивых авторов, которые своим низкопоклонничеством восхваляет кровожадную самодержавную власть. Обращается к простому русскому народу и всем сочувствующим к проблемам народа  к восстанию по свержению самодержца.