 
«Бог наш есть
огнь поядающий. Твари
Явлен был свет на
реке на Ховаре.
В буре клубящейся
двигался он -
Облак, несомый
верховными силами -
Четверорукими,
шестерокрылыми,
С бычьими,
птичьими и человечьими,
Львиными ликами с
разных сторон.
Видом они точно
угли горящие,
Ноги прямые и
медью блестящие,
Лики, как свет
раскаленных лампад,
И вопиющие, и
говорящие,
И воззывающе к
Господу: «Свят!
Свят!
Вседержитель!» А около разные,
Цветом похожи на
камень топаз,
Вихри и диски,
колеса алмазные,
Дымные ободы,
полные глаз.
А над животными
- легкими сводами -
Крылья,
простертые в высоту,
Схожие шумом с
гудящими водами,
Переполняющими
пустоту.
«Ибо так сказал Господь: вся земля будет опустошена, но совершенного истребления не сделаю»
(Иер.4:27)
Выше же вышних,
над сводом всемирным,
Тонким и синим
повитым огнем,
В радужной славе,
на троне сапфирном,
Огненный облик,
гремящий, как гром.
Был я покрыт
налетевшей грозою,
Бурею крыльев и
вихрем колес.
Ветр меня поднял
с земли и вознес...
Был ко мне голос:
«Иди предо Мною -
В землю Мою,
возвестить ей позор!
Перед лицом Моим
- ветер пустыни,
А по стопам Моим
- язва и мор!
Буду судиться с
тобою Я ныне.
Мать родила тебя
ночью в полях,
Пуп не обрезала и
не омыла,
И не осолила и не
повила,
Бросила дочь на
попрание в прах...
Я ж тебе молвил:
живи во кровях!
Выросла смуглой и
стройной, как колос,
Грудь поднялась,
закурчавился волос,
И округлился, как
чаша, живот...
Время любви твоей
было... И вот
В полдень лежала
ты в поле нагая,
И проходил и
увидел тебя Я,
Край моих риз над
тобою простер,
Обнял, омыл твою
кровь, и с тех пор
Я сочетался с
рабою Моею.
Дал тебе плат,
кисею на лицо,
Перстни для рук,
ожерелье на шею,
На уши серьги, в
ноздри кольцо,
Пояс, запястья,
венец драгоценный
И покрывала из
тканей сквозных...
Стала краса твоя
совершенной
В великолепных
уборах Моих.
Хлебом пшеничным,
елеем и медом
Я ль не вскормил
тебя щедрой рукой?
Дальним известна
ты стала народам
Необычайною
красотой.
Но, упоенная
славой и властью,
Стала мечтать о
красивых мужах
И распалялась
нечистою страстью
К изображениям на
стенах.
Между соседей
рождая усобья,
Стала распутной
- ловка и хитра,
Ты сотворяла
мужские подобья -
Знаки из золота и
серебра.
Строила вышки,
скликала прохожих
И блудодеяла с
ними на ложах,
На перекрестках
путей и дорог,
Ноги раскидывала
перед ними,
Каждый, придя,
оголить тебя мог
И насладиться
сосцами твоими.
Буду судиться с
тобой до конца:
Гнев изолью,
истощу свою ярость,
Семя сотру,
прокляну твою старость,
От Моего не
укрыться лица!
Всех созову, что
блудили с тобою,
Платье сорву и
оставлю нагою,
И обнажу перед
всеми твой срам,
Темя обрею;
связавши ремнями,
В руки любовников
прежних предам,
Пусть тебя бьют,
побивают камнями,
Хлещут бичами
нечистую плоть,
Станешь
бесплодной и стоптанной нивой...
Ибо любима
любовью ревнивой -
Так говорю тебе Я
- твой Господь!» («Видение Иезекииля»
1918 г.).
«Но этот мир, разумный и жестокий,
Был
обречён природой на распад» («Мятеж»).
«…О, Господи,
разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и
бичи». 
«И по всем горам Моим призову меч против него, говорит Господь Бог; меч каждого человека будет против брата его»
(Иез.38:21)
«…Так семя, дабы
прорасти,
Должно истлеть…
Истлей, Россия,
И царством духа расцвети!»
(«Преосуществление»).
«Русь! встречай роковые годины:
Разверзаются снова пучины
Неизжитых тобою страстей,
И старинное пламя усобиц
Лижет ризы твоих Богородиц
На оградах Печерских церквей.
Всё, что было, повторится ныне...
И опять затуманится ширь,
И останутся двое в пустыне -
В небе - Бог, на
земле - богатырь» («Дикое поле», 1920
г.).
«В эти дни великих
шумов ратных
И побед, пылающих
вдали,
Я пленен в
пространствах безвозвратных
Оголтелой,
стынущей земли.
В эти дни не
спазмой трудных родов
Схвачен дух:
внутри разодран он
Яростью
сгрудившихся народов,
Ужасом
разъявшихся времен.
В эти дни нет ни врага,
ни брата:
Все во мне, и я
во всех; одной
И одна - тоскою плоть объята
И горит сама к
себе враждой» («В эти дни» 1915 г.).
«Я пробегаю
жадным взглядом
Вестей горючих
письмена,
Чтоб душу,
влажную от сна,
С утра ожечь
ползучим ядом.
В строках кровавого
листа
Кишат смертельные
трихины,
Проникновенно
лезвиины,
Неистребимы, как
мечта.
Бродила мщенья,
дрожжи гнева,
Вникают в мысль,
гниют в сердцах,
Туманят дух,
цветут в бойцах
Огнями
дьявольского сева.
Ложь заволакивает
мозг
Тягучей дремой
хлороформа
И зыбкой
полуправды форма
Течет и лепится,
как воск.
И, гнилостной
пронизан дрожью,
Томлюсь и
чувствую в тиши,
Как,
обезболенному ложью,
Мне вырезают
часть души.
Hе знать, не
слышать и не видеть...
Застыть, как
соль... уйти в снега...
Дозволь не
разлюбить врага
И брата не
возненавидеть!» («Газеты», 1915 г.).
| 
