| Лермонтов Михаил Юрьевич 
(родился 3 октября
1814 года в Москве — умер 15 июля 1841 года в Пятигорске) — поэт, художник, русский офицер.
Пророчески писал о дальнейшем бегстве
белоэмигрантов:
«С дрожащей головы твоей
Ты в бегстве
уронил венец…» (сравни Иер.4:29-30,
Плач.4:1-2, Иез.7:19).
«Князь! и три
тысячи душ! А есть ли у него своя в придачу?»
«Когда хвалят глаза, то это значит, что остальное никуда не годится».
«Миллион, да тут не нужно ни лица, ни ума, ни души, ни имени - господин
миллион - тут все».
«За каждый светлый миг иль сладкое мгновенье слезами и мольбой заплатишь
ты судьбе».
«Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с
ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и
скромном поведении умирает от апоплексического удара».
«Храм оставленный
— всё храм, кумир поверженный — всё бог!» 
«Русский народ, этот сторукий исполин, скорее перенесёт жестокость и
надменность своего повелителя, чем слабость его; он желает быть наказываем — по
справедливости, он согласен служить — но хочет гордиться рабством, хочет
поднимать голову, чтобы смотреть на своего господина, и простит в нем скорее
излишество пороков, чем недостаток добродетелей».
«Хороший тон царствует только там, где вы не услышите ничего лишнего, но
увы! друзья мои! зато как мало вы там и услышите».
«А у нас?.. объявленный взяточник принимается везде очень хорошо: его
оправдывают фразою: и! кто этого не делает!.. Трус обласкан везде, потому что
он смирный малый, а замешанный в историю! - о! ему нет пощады: маменьки говорят
об нем: «Бог его знает, какой он человек», - и папеньки прибавляют:
«Мерзавец!..»
«Женщина, отказавшая миллиону, поздно или рано раскается, и горько
раскается. Сколько прелестей в миллионе! наряды, подарки, вся утонченность
роскоши, извинение всех слабостей, недостатков, уважение, любовь, дружба…».
«Человек, который непременно хочет чего-нибудь, принуждает судьбу
сдаться: судьба - женщина!»
Стихотворение «Предсказание» было написано за 87 лет до революции.
«Настанет год,
России черный год,
Когда царей корона
упадет;
Забудет чернь к
ним прежнюю любовь,
И пища многих
будет смерть и кровь;
Когда детей, когда
невинных жен
Низвергнутый не
защитит закон;
Когда чума от
смрадных, мертвых тел
Начнет бродить
среди печальных сел,
Чтобы платком из
хижин вызывать,
И станет глад сей
бедный край терзать;
И зарево окрасит
волны рек:
В тот день явится
мощный человек,
И ты его узнаешь –
и поймешь,
Зачем в руке его
булатный нож:
И горе для тебя! –
твой плач, твой стон
Ему тогда покажется
смешон;
И будет все
ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с
возвышенным челом…».
«У врат обители
святой
Стоял просящий
подаянья
Бедняк иссохший,
чуть живой.
От глада жажды и
страданий
Куска лишь хлеба
он просил,
И взгляд являл
живую муку,
И кто-то камень
положил
В его протянутую
руку.
Так я молил твоей
любви
С слезами
горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие
мои
Обмануты навек
тобою».
«А вы, надменные
потомки
Известной
подлостью прославленных отцов.
Пятою рабскою
поправшие обломки
Игрою счастия
обиженных родов!
Вы, жадною толпой
стоящие у трона,
Свободы, Гения и
Славы палачи!
Таитесь вы под
сению закона.
Пред вами суд и
правда — всё молчи!…
Но есть и Божий
суд, наперсники разврата!…» 
«Натура — дура,
Судьба — индейка,
А жизнь — копейка».
«Как страшно жизни
сей оковы
Нам в одиночестве
влачить.
Делить веселье все
готовы -
Никто не хочет
грусть делить».
«Печально я гляжу
на наше поколенье!
Его грядущее — иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно.
Богаты мы, едва из
колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без
цели,
Как пир на празднике чужом.
К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща
мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно-малодушны,
И перед властию — презренные рабы.
Так тощий плод, до времени созрелый,
Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,
Висит между
цветов, пришлец осиротелый,
И час их красоты — его паденья час!...
Мы жадно бережем в
груди остаток чувства —
Зарытый скупостью и бесполезный клад.
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя
ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.
И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный, ребяческий разврат;
И к гробу мы
спешим без счастья и без славы,
Глядя насмешливо назад» («Дума», 1838 г.).
«Под маской все
чины равны,
У маски ни души,
ни званья нет, — есть тело.
И если маскою
черты утаены,
То маску с чувств
снимают смело».
«Взгляните-ка, из
стариков
Как многие игрой
достигли до чинов,
Из грязи
Вошли со знатью в
связи,
А все ведь отчего?
— умели сохранять
Приличие во всем,
блюсти свои законы,
Держались правил…
глядь!..
При них и честь и
миллионы!»
«Прощай, немытая
Россия,
Страна рабов,
страна господ,
И вы, мундиры
голубые,
И ты, им преданный
народ».
«Что ныне женщина?
создание без воли,
Игрушка для страстей
иль прихотей других!
Имея свет судей и
без защиты в свете,
Она должна таить
весь пламень чувств своих
Иль удушить их в
полном цвете:
Что женщина? Ее от
юности самой
В продажу выгодам,
как жертву, убирают,
Винят в любви к
себе одной,
Любить других не позволяют». «Что женщине в
любви?
Победы новые ей
нужны ежедневно.
Пожалуй, плачь,
терзайся и моли -
Смешон ей вид и
голос твой плачевный,
Ты прав — глупец,
кто в женщине одной
Мечтал найти свой рай земной».
«Поверь мне —
счастье только там,
Где любят нас, где верят нам!»
«Прощай, немытая
Россия,
Страна рабов,
страна господ,
И вы, мундиры
голубые,
И ты, им преданный
народ».
| 
