Однако, хотя сам не любил и не имел времени при дворе своем делать пиршества, то оставил сие любимцу своему, князю Меншикову, который часто оные, как в торжественные дни, так и для чужестранных министров с великим великолепием, по тогдашнему времени, чинил. Имел для сего великий дом, не токмо на то время, но и в нынешнее, ибо в оный после кадетский сухопутный корпус был помещен, и слыхал я, что часто государь, видя из дворца своего торжество и пиршество в доме его любимца, чувствовал удовольствие, говоря, вот как Данилыч веселится.

Равно ему подражая, так и быв обязаны самыми своими чинами, другие первосановники империи также имели открытые столы, как генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин, генерал-фельдмаршал граф Борис Петрович Шереметев, канцлер граф Гаврила Иванович Головкин, и боярин Тихон Никитич Стрешнев, которому, поелику он оставался первым правителем империи во время отсутствия в чужие края императора Петра I, на стол и деревни были даны.

Сим знатным людям и низшие подражая, уже во многих домах открытые столы сии завелись и столы не такие, как были старинные, то есть, что токмо произведения домостройства своего употреблялись, но уже старались чужестранными приправами придать вкус доброте мяса и рыб. И конечно в таком народе, в коем странноприимство сочиняло всегда отличную добродетель, не трудно было в вестись в обычаи таковых открытых столов употребление; что соединяясь и с собственным удовольствием общества, и с лучим вкусом кушанья против старинного, самым удовольствием утверждалось.

Не неприятель был Петр I честному обществу, но хотел, чтоб оно безубыточно каждому было. Он учредил ассамблее, на которые в назначенные дни множество собиралось. Но сим ассамблеям предписал печатными листами правила, что должно на стол поставлять, и как принимать приезжих, сим упреждая и излишнюю роскошь и тягость высших себе принимать; ибо общество не в обжирании и опивании состоит и не может оно быть приятно, где нет равности.

Сам часто государь присутствовал в сих ассамблеях и строго наблюдать, чтобы предписанное исполнялось.

Но слабы были сии преграды, когда вкус, естественное сластолюбие и роскошь стараются поставленную преграду разрушить, и где неравность чинов и надежда получить что от вельмож, истребляют равность. С присудствием государевом учиненные им предписании сохранялись в ассамблеях, но в простом житье роскошь и унижение утверждали свои корни.

И подлинно мы видим, что тогда зачали уже многие дома упадать, и упадающие ожидать от милости государевой и от защищения вельмож своего подкрепления. Из первых знатных домов, мне случалось слышать о упадшем доме князя Ивана Васильевича Одоевского которого дом был на Тверской, тот самый, который после сего был Василия Федоровича Салтыкова, потом Строгонова, а ныне за князь Алексеем Борисовичем Голицыным состоит, в приходе у Спаса.

Сей князь Одоевский неумеренным своим сластолюбием так разорился, что продав все деревни, оставил себе токмо некоторое число служителей, которые были музыканты и сии, ходя в равные места играть и получая плату, тем остальное время жизни его содержали. Во истину, при древней простоте нравов, музыканты не нашли бы довольно в упражнении своем прибыли, чтобы и себя и господина своего содержать.

Я сказать о сем князе Одоевском, яко о разорившемся человеке, но и многие другие, если не в разорение от сей перемены жизни пришли, то по крайности чувствовали немалую нужду. Дабы умолчать о прочих, Борис Петрович Шереметев, фельдмаршал, именитый своими делами, обогащенный милостью монаршей, принужден однако был вперед государево жалованье забирать, и с долгом сим скончался, яко свидетельствует самая его духовная. И после смерти жена его подавала письмо государю, что она от исков и других убытков пришла в разорение.

Переменившийся таким образом род жизни, вначале первосановников государства, а в подражания их и других дворян, и расходы достигши до такой степени, что стали доходы превозвышать, начали люди наиболее привязываться к государю и к вельможам, яко ко источникам богатства и вознаграждений.

Страшусь я, чтобы кто не сказал, что по крайней мере сие добро произвело, что люди наиболее к государю стали привязываться. Нести, сия привязанность нести благо, ибо она не точно к особе государевой была, но к собственным своим пользам; привязанность сия учинилась не привязанность верных подданных, любящих государя и его честь и соображающих все с пользою государства, но привязанность рабов наемщиков, жертвующих все своим выгодам и обманывающих лестным усердием своего государя.

Грубость нравов уменьшилась, но оставленное ей место лестью и самством наполнилось. Оттуда произошло раболепство, презрение истины, обольщение государя и прочие зла, которые днесь при дворе царствуют и которые в домах вельможей вогнездились.

Не сокрылся сей порок от остроумного монарха и сей государь, строг и справедлив до крайности, старался сколько можно лесть отгонять; яко случилось, как я слыхал, что один из знаемых ему офицеров, быв с ним на ассамблее, выхвалял свое усердие к государю, говоря, что он во всяком случае готов за него умереть.

Услышав сие, государь ему говорил, что ни он не желает, ни должность его ему не повелевает, чтоб он хотел, не разбирая случая, для него умереть, но требует токмо того, чтоб в случае нужды или опасности его особы, что не может быть не соединено с пользой государственной, он расположен был пожертвовать своею жизнью.

Офицер, хотя наиболее показать свое усердие, зачал паки утверждать, что он сие готов учинить всякий час, когда угодно будет государю. Остроумный монарх, ничего не отвечав, взяв его руку, палец поднес к горячей свече и зачал его жечь; от боли офицер зачал силиться выдернуть руку. Тогда ее опустя, сказал ему государь, что когда он малой боли обожжения пальца вытерпеть не мог, не по нужде, но по воле государя, то как он толь щедро обещает с радостию и все тело свое без нужды пожертвовать?

- Другой случай, слышанный же мною, доказует, коль любил государь истину. Захар Данилыч Мешуков, бывший поручиком во флоте, прежде 1718 года, любимый государем, яко первый русский, в котором он довольно знания в мореплавании нашел, и первый, который командовал ухе фрегатом. Быв на едином пиршестве с государем в Кронштате и напившися несколько пьян, стал размышлять о летах государя, о оказуемщемся слабом его здоровья и о наследнике, какого оставляет, вдруг заплакал.

Удивился государь, возле которого он сидел, о текущих его слезах, любопытно спрашивал причину оных. Мешуков ответствовал, что он размышлял, что место, где они сидят, град столичный, близ построенный, флот заведенный, множество русских, входящих в мореплаватели, самый он, служивший во флоте и ощущающий его милости, - суть деяния рук его.

То, взирая на сие и примечая, что здоровье его государя и благодетеля ослабевает, не мог от слез удержаться, прилагая притом простою речью: «на кого ты нас оставишь?» Ответствовал государь: «у меня есть наследник», разумея царевича Алексея Петровича. На сие Мешуков с пьяна и неосторожно сказал: «Ох! Вить он глуп, все расстроит».

При государе сказать так о его наследнике, и сие не тайно, но пред множеством председящих. Что ж сделал государь? Почувствовать он вдруг дерзость, грубость и истину и удовольствовался, усмехнувшись, ударить его в голову, с приложением: «дурак, сего в беседе не говорят».

Но не взирая на таковое любление истины, ни на отвращение его от лести, не мог государь вкрадывающийся сей яд искоренить. Большая часть окружающих его ни в чем не смели ему противоречить, но паче льстили, хваля все сделанное им и не противореча его изволениям, а иные и угождая страстям его.

Хотя он знатным образом никогда обманут и не был, однако князь Яков Федорович Долгоруков никогда не нашел в сопротивлениях своих государю в сенате себе помощников. И тщетно он суровыми и справедливыми своими предложениями два определения, подписанные государем, отменить, - о привозе на переменных лошадях провианту в Петербург на армию, и о набрании посохи на содержании народном для делания Ладожского канала; в обоих сих случаях, ни в других, никто соучастником его твердости и справедливости быть не хотел.

Единый сам государь терпел его грубые, но справедливые предложения, и хотя со стеснением сердца, превозмогая себя, на оные соглашался. Я слышал от очевидных свидетелей и Василий Никитич Татищев в истории своей сие вместил, что бывши государь в Кронштадте, в едином пиршестве, окружающие его вельможи начали превозносить его хвалами, говоря, что он более отца своего. Между таковых похвальных воплей единый кн. Я. Ф. Долгоруков в молчании пребывал.

Приметя сие, государь требовал его мнения. Сей остроумный и твердый муж не мог вдруг ответствовать на такой вопрос, где состояло суждение между царствующего государя и его отца, обоих отличных их качествами. Взяв несколько времени подумать, сказал следующее: исчислил он все подробно, что Петр I сделал для пользы отечества, исчислил его труды и подвиги и наконец сказал, коль велик он есть во владыках земных; но, продолжая, говорил:

«все сии труды, все сии установления не утверждают еще внутреннего спокойствия государства и безопасность гражданскую в жизни и в имениях; отец же твой, говорил, при тихости нравов, начинал многое, но паче всего, что он сделал уложение, которое ныне, по перемене обычаев, перемены требует. Когда окончишь ты все свои подвиги благими узаконениями, тогда справедливо можно сказать, что весьма превзошел твоего отца».

Государь восчувствовал всю справедливость его глаголов и согласием своим мнение его утвердил. Чего же ради никто другой ни в беседах, ни в сенате и нигде инде таковой правды не говорил, как сей, бессмертия достойный, князь Долгоруков? Того ради, что они более желали приобрести милость государскую, нежели, говоря правду, его почтение.

Желали чинов и имений, ибо в самом деле не видно, чтобы любимец его кн. Меншиков когда ему строгую правду представлял; чтобы Гаврила Иванович Головкин. государственный канцлер, отвратил его от переписки с Гилембурхом, с Герцом и с аглинскими и шотланскими сообщниками претендента; но Остерман, бывший тогда в малом чину и написавший требуемое письмо, несовместность сего поступка представил; чтобы Иван Мусин-Пушкин его от какого дела удержал; чтобы адмирал Апраксин, имеющий толикую поверенность, что вопреки сказал государю, но все токмо согласие свое изъявляли и впускали вкорениться лести и рабству для собственных своих прибытков, чему и сам государь и князь Яков Федорович Долгоруков противоборствовали.

А с другой стороны духовный чин, который его не любил за отнятие своей власти, гремел в храмах Божьих его панегириками. Между сими Прокопович, который из духовенства, хотя нелюбви к государю не имел, но был совершенно ослеплен честолюбием, яко в другие царствования ясно оказал, выспренний сей глас на хвалы государевы вознес.

Достоин он был многих похвал, но желательно было бы, чтобы они не от лести происходили, а похвалы Провоповича, сего непостриженного монаха, сего честолюбивого архиерея, жертвующего закон изволениям Бирона, сего, иже не устыдился быть судьей Тайной Канцелярии, быв архипастырем церкви Божией, были лестны, яко свидетельствует его собственное сочинение «Правда воли монаршей», памятник лести и подобострастия монашеского изволению государскому.

Сказал я, что сластолюбие и роскошь могли такое действие в сердцах произвести; но были еще и другие причины, происходящие от самых учреждений, которые твердость и добронравие искоренили. Разрушенное местничество (вредное впрочем службе и государству) и незамененное никаким правом знатным родам, истребило мысли благородной гордости во дворянех.

Ибо стали не роды почтенны, а чины и заслуги и выслуги; и тако каждый стал добиваться чинов, а не всякому удастся прямые заслуги учинить, то, за недостатком заслуг, стали стараться выслуживаться, всякими образами льстя и угождая государю и вельможам.

А при Петре I введенная регулярная служба, в которую вместе с холопами их писали на одной степени их господ в солдаты и сии первые, по выслугам, пристойным их роду людям, доходя до офицерских чинов, учинялися начальниками господ своих и бивали их палками. Роды дворянские стали разделены по службе так, что иной однородцев своих и век не увидит.

То когда ли остаться добродетель и твердость в тех, которые с юности своей от палки своих начальников дрожали? которые инако как подслугами почтения не могли приобрести, и быв каждый без всякой опоры от своих однородцев, без соединения и защиты, оставался един, могущий предан быть в руки сильного?

Похвально есть, что Петр I хотел истребить суеверии в законе, ибо, в самом деле, не почтение есть Богу и закону суеверие, но паче ругание; ибо приписывать Богу неприличные ему деяния - сие есть богохулить. В России бороду образом Божиим почитали и за грех считали ее брить, а чрез сие впадали в ересь антроморфитов.

Чудеса, без нужды учиненные, явленные образы, редко доказанные, повсюду прославляли, привлекали суеверное богомоле, и делали доходы развратным священнослужителям. Все сие Петр I тщился отвратить: указами повелел брить бороды, а духовным регламентом положил преграду ложным чудесам и явлениям, равно как и неблагопристойным сборам при поставленных на распутиях образах.

Зная, что закон Божий есть к сохранению рода человеческого, а не к истреблению его без нужды, благословением от Синода и от вселенских патриархов учинил позволенно есть мясо в посты в нужде, а паче в морской службе, где и без рыбы довольно люди к скорбутики подвержены, повелевая самохотно жертвующих жизнью своей таковым воздержанием, во время приключившихся им болезням, в воду видать. Все сие очень хорошо, окромя что последнее несколько сурово.

Но когда он сие учинил? тогда, когда народ еще был непросвещен; и тако, отнимая суеверие у непросвещенного народа, он самую веру к божественному закону отнимал. И можно сказать, что сие действие Петра I можно применить к действию неискусного садовника, который у слабого дерева отрезывает водяные, пожирающие его сок, ветви.

Если бы оно было корнем сильно, то сие обрезывание учинило ему произвести хорошие и плодовитые ветви; но как оно слабо и больно, то урезание сих ветвей, которые чрез способ листьев своих, получающих внешнюю влагу, питали слабое дерево (Против этого места старинным почерком, но не рукою кн. Щербатова, карандашом, на рукописи замечено: «крайне замечательно»); отняв ее, новых плодовитых ветвей не произвело, ниже соком раны затянуло, и тут сделались дупла, грозящие погибелью древу.

Так урезание суеверий и на самые основательные части веры вред произвело: уменьшилось суеверие, но уменьшилась и вера; исчезла рабская боязнь ада, но исчезла и любовь к Богу и к святому Его закону; а нравы, за недостатком другого просвещения, исправляемые верою, потеряв сию подпору, в разврат стали приходить.

Со всем почтением, которое я к сему великому в монархах и великому в человеках в сердце своем сохраняю, со всем чувствием моим, что самая польза государственная требовала, чтобы он имел, окромя царевича Алексея Петровича, законных детей преемниками его престола, - не могу я удержаться, чтобы не охулить развод его с первой его супругой, рожденной Лопухиной, и второй брак, по пострижении первой супруги, с пленницей Екатериной Алексеевной.

Ибо пример сей нарушения таинства супружества, ненарушимого в своем существе, показал, что без наказания можно его нарушать. Пусть монарх имел к тому сильные причины, которых однако я не вижу, окромя склонности его к Монсовым, и сопротивление жены его новым установлениям; но подражатели его имели ли государственные причины подобное делать?

Павел Иванович Егузинской, постригши первую свою жену и женясь на другой, рожденной Головкиной, имел ли государственные причины стараться сохранять себе потомство, в нарушение божественных законов? Многие и другие сему подражали, и не токмо из вельмож, но и из малочиновных людей, яко князь Борис Солнцев-Засекин сие учинил.

Итак, хотя Россия, чрез труды и попечения сего государя, приобрела значимость в Европе и вес в делах; войска ее стали порядочным образом учреждены, и флоты Белое и Балтийское море покрыли, коими силами победила давних своих неприятелей и прежних победителей, поляков и шведов, приобрела знатные области и морские пристанища.

Науки и художества, и ремесла в ней стали процветать, торговля начала ее обогащать, и преобразовались россияне из бородатых в гладкие, из долгополых - в короткополые, стали сообщительнее и позорища благонравные известны им учинились. Но тогда же искренняя привязанность к вере стала исчезать, таинства стали впадать в презрение, твердость уменьшилась, уступая место нагло стремящейся лести, роскошь и сластолюбие положили основание своей власти, а сим побуждено и корыстолюбие, к разрушению законов и ко вреду граждан, начало проникать в судебные места.

Таково есть состояние, в котором (не взирая на все преграды, которые собственной своей особой и своим примером полагал Петр I для отвращения от пороков) в рассуждении нравов осталась Россия по смерти сего великого государя.

Воззрим теперь, колико при двух кратких царствованиях Екатерины I и Петра II, пороки сделали шагов, дабы наиболее утвердиться в России.

IV.

Женский пол обыкновенно более склонен к роскошам, нежели мужской, и тако видим мы, что императрица Екатерина Алексеевна первая, еще при жизни супруга своего, Петра I, имела уже двор свой: камергер у нее был Монс, которого излишняя роскошь была первые знаки, доведшие его до поносной смерти; камер-юнкеры ее были Петр и Яков Федоровичи Балковы, его племянники, которые также, при несчастии его, от двора были отогнаны.

Любила она и тщилась украшаться разными уборами и простирала сие хотение до того, что запрещено было другим женщинам подобные ей украшения носить, яко то убирать алмазами обе стороны головы, а токмо позволяла убирать левую сторону; запрещено стало носить горностаевые меха с хвостиками, которые одна она носила, а сие не указом, не законом введенное обыкновение учинилось почти узаконение, присвояющее сие украшение единой императорской фамилии, тогда как в немецкой земле и мещанки его употребляют.

А такое тщание не показует ли, что если лета зачали убавлять ее красоту, то уборами, отличными от других, тщилась оную превозвысить. Не знаю, справедливо ли сие мнение было, и прилично ли государю ежечасно, подобно как в маскарадном платье пред подданными своими быть, яко бы не доставало ему других украшений, могущих его отличить.

По восшествии ее на престол, довольно чудным образом воспоследующем, ибо Петр I (зачеркнуто: «никогда, но...») не с тем ее венчал царским венцом, чтобы ее наследницей своей учинить, ниже когда того желал; но, умирая, не назначив наследника, - вельможи, а именно: князь Меншиков, зная слабость императрицы, Толстой, боясь мщения от сына царевича Алексея Петровича, законного наследника, за привезение и за смерть отца его, вопроса Ивана Ильича Мамонова, подполковника гвардии: «надеется ли он, на согласие гвардии полков?

И, получив утвердительный ответ, пред собранными полками ее самодержицей провозгласили. Тако взошла сия государыня на всероссийский престол, действие недостатку основательных законов. И Петр I еще не охладел мертвый, а уже не воля его, не право наследственное и привязанность к крови, но самовольное желание вельмож решило важнейшую вещь в свете, то есть наследство его престола.

Восшествие ее, таким образом, на престол следующие действия над нравами народными произвело. Она была слаба, роскошна во всем пространстве сего названия, вельможи были честолюбивы и жадны, - а из сего произошло, упражняясь в повседневных пиршествах и роскошью, оставила всю власть правительства вельможам, из которых вскоре взял верх князь Меншиков.

Пышность и сластолюбие у двора его умножились; упала древняя гордость дворянская, видя себя управляема мужем ходя достойным, но из подлости происшедшим, а место ее заступило раболепство к сему вельможе, могущему все.

Краткое царствование сей императрицы, впрочем, больших перемен не могло учинить, окромя что вывоз разных драгоценных уборов и вин весьма умножился, и сластолюбие сие во все степени людей проникло, умножило нужды, а умножив нужды, умножило искание способов без разбору, дабы оные наполнить.

Какое тогда состояние было сына царевича Алексея Петровича, по несчастью отца своего, лишенного принадлежащего ему наследия? Он был в юных летах; о воспитании его не помышляли, наследником престола его не признавали, и ниже моления в церквах о здравии его было, якобы надлежало о происшедшем от царского корня, и все его поступки надзираемы были.

Дабы наиболее надзирать его поступки и примечать его слова и движения, определен был к нему младой, умный и честолюбивый человек, князь Иван Алексеич Долгоруков. Сей, примечая жизнь императрицы Екатерины Алексеевны, и рассуждая, что неуповательно, чтобы две дщери Петра I, герцогиня Анна и цесаревна Елисавета, яко до браку рожденные, могли на российский престол, после матери своей, взойти, вместо, чтоб под видом служения князю Петру Алексеевичу, быть ему предателем, рассудил сыскать его к себе милость и поверенность.

В единый день, найдя его единого, пал пред ним на колени, изъясняя всю привязанность, какую весь род его к деду его, Петру I, имеет и к его крови, изъяснил ему, что он по крови, по рождению и по полу почитает его законным наследником российского престола, прося, да уверится в его усердии и преданности к нему.

Таковые изъяснения тронули сердце младого, чувствующего свое несчастье князя. Тотчас доверенность последовала подозрениям, а после и совершенная дружба, по крайней мере, со стороны князя Петра Алексеича, сих младых людей соединила.

Однако князь Меншиков, видя себя правителем государства и толь близко к престолу, не мог осмелиться желать оный себе приобрести, зная, что никто из россиян не потерпит, чтоб имея еще многих царского рода (зачеркнуто: «его из подлости происшедшего самодержцем своим приз»), он мог, происшедший из низких людей, похитить себе престол, - обратил мысли свои, если не быть самому государем, то учиниться его тестем.

Князь Петр Алексеевич, оставленный от всех и непризнанный наследником престола, ему показался быть к сему удобным орудием. Но прежде он хотел обязанного ближним родством венского двора мысли о сем узнать, то есть, чтобы и оный согласился оставить ему правление государства до возрасту императора и дочь свою за оного выдать.

По бывшим переговорам с графом Братиславой, послом цесарским, на все сие согласие получил, и цесарской двор прислал 70 тысяч рублев в подарок госпоже Крамер, камер-фрау императрицы Екатерины Алексеевны, дабы она ее склонила именовать по себе наследником князи Петра Алексеича. И тако в сем случае российский престол стал покупаться, и не близость крови, но избрание прежде бывшей пленницы, внука Петра I и правнука царя Алексея Михайловича на престол толь знатной империи возводило.

V.

Вскоре по именовании своем наследником российского престола, князь Петр Алексеевич, под именем императора Петра II,.. (пропуск в подлиннике) лет, взошел по смерти императрицы Екатерины Алексеевны. Сила и могущество князя Меншикова умножились; государь был в юных летах, а сей вельможа, хотя не был именован регентом, но (в подлиннике зачеркнуто: «прямо был») действительно таковым был.

А сие самое уже доказует, колико упал дух благородных. При младенчестве царя Иоанна Васильевича, законной властью утвержденному совету для управления во время малолетства государева, боярам, выбранным из среды самих их, из среды знатнейших родов государства, повиноваться не хотели.

И когда в болезни своей царь Иоанн Васильевич хотел утвердить престол малолетному сыну своему, то, не хотя быть управляемы боярами, сыну государя своего присягать не хотели. Во время младенчества самого Петра I, на случай Нарышкиных негодовали; а сие ныне из подлости происшедшему мужу, без всякого законного утверждения его власти, бесспорно повиновались. Да рассудят почему, - верность ли сие было к государю, или падение духу благородного?

Истина заставила меня сие сказать, но я не могу, поелику мне известно, не похвалить поступок к. Меншикова. Он честолюбием на место сие был возведен; но управление его было хорошо, а паче попечение его о воспитании и научении младого государя; часы были уставлены для наук, для слушания дел, для разговоров и обласкания первосановников государства и, наконец, часы для веселия.

И можно сказать, что князь Меншиков был купно правитель государства и дядька государев. Еще бы похвальнее его поступок был, если бы он не имел собственных своих видов, а делал бы сие для пользы отечества и в воздаяние за то, чем он должен Петру I, деду царствующего государя. Но он не имел столь героической души, и все мысли его клонились, чтобы обручить дочь свою за младого государя, что наконец, против самой склонности государя, исполнено им было.

Почем приумножил свои старания о воспитании и научении государя, взял его жить в дом свой, неотлучно при нем пребывая и дом князя Меншикова учинился дворец государев. Во время сие соделал он два дела, которые, присоединенный к противосклонности государевой обручения его с княжной Меншиковой, приключили, наконец, падение сего вельможи.

Первое, был при государе учитель, родом венгерец, именем Зеикин. Сей противен учинился владычествующему министру и сего он, в тайне от государя, удалил. Хотя молчанию сие предал государь, но не оставил подозревать, от кого сей его наставник был удален, не смея и вопрошать (зачеркнуты слова: «о сем») о нем, дабы более ему несчастия не приключить.

Второе - принесено было от купечества несколько тысяч червонных к государю, были благосклонно приняты; но тогда случившаяся тут сестра государева, принцесса Наталья Алексеевна, сих денег себе просила. Государь, который весьма любил сестру свою, приказал их отнести еще тогда, как принесшие их купцы в прихожей находились.

Встретился к. Меншиков с несомыми сими деньгами в комнату принцессы, их немедленно возвратил и, прейдя в комнату государеву, представлял ему, что таковой, немедленно учиненный дар принесенных денег купцами, показывает презрение к оным и может огорчить его подданных. Может быть представил ему и правила бережливости, какие Петр I имел.

Сие огорчило государя и сестру его, а подало случай, наедине, отцу его князю Ивану Алексеевичу Долгорукову представить ему, как мала его есть власть. Кажется властолюбие в сердцах прежде всего родится, а паче в сердцах монарших, и тако сие оскорбление, тем наивящее, что отмстить за него не мог, на сердце младого монарха оставалось.

Однако приличными веселиями и удовольствиями, частыми съездами ко двору старался князь Меншиков благопристойным образом в праздные часы веселить своего государя и зятя. А пример двора, разливаясь сперва на вельмож, а потом и на других граждан, чинил, что и они, по мере достатка своего, а иногда и свыше, старались сообществом веселиться, и простота нравов исчезла.

Наконец приходило время падения князя Меншикова, и произошло оно от следующего случая. Сей вельможа, всячески стараясь утешить своего государя и укрепить движением и трудами его тело, повез его со псовой охотой. Гоньба, травля и прочее, что веселит в сей охоте, весьма полюбились младому государю.

Часто князь Меншиков отезжал в мызу свою Оранин-боум, и случилось, что единожды, в небытность его в Петербурге, в пасмурный и холодный день, государь поехал на поле. По возвращении своем, нашел он Меншикова весьма раздраженна сей ездой, который с той горячностью, каковая может произойти от желания сохранить его здоровье и от опасности потерей его лишиться толь великого союза, ему представлял воль нерассудительно было в пасмурное и холодное время ездить здоровье свое подвергать.

Хотя горячи были его изъяснения, но они от усердия происходили, однако младой государь ощущал только в них единую горячность и яко нарушение почтения к себе; однако скрыл и то в сердце своем, и к. Иван Алексеич Долгорукий, ищущий погибели Меншикова, дабы самому и род свой на ту степень возвести, не оставил паче очернить все слова сего вельможи.

Помнится мне, в июле месяце поехал князь Меншиков в мызу свою Оранин-боум для освящения созданной им церкви. Сей ожидаемый уже давно случай и был употреблен к погублению его. Государь, по совету к. Ивана Алексеича Долгорукова, поехал в Петергоф, окружен гвардией, и повелено было к. Меншикову сказать, чтобы он в Петергоф не ездил, а проехал бы прямо в Петербурга, где тогда же двору государеву велено было из дому к. Меншикова выбираться.

Тщетно ниспадавший сей министр просил единые милости, чтобы видеть государя и оправдания свои принести; тщетно княжна Катерина Александровна, его дочь, невеста государева, писала к великой княжне Наталье Алексеевне, дабы она упросила государа, своего брата, прощение родителю ее.

Первое, - понеже опасались, чтоб сохраняемая некая к. Меншивовым власть и сильные его представления не тронули сердце государево, и ему отказано было; а нелюбимые невесты, от которой избавиться хотел сам государь, просьбы действие не возымели, и князь Меншиков, по приезде своем в Петербург, на завтрее был арестован и сослан в ссылку. Тако ниспал сей пышный вельможа, пример перемены и непостоянства счастия, из низкого состояния почти до трона дошедший, и нави в низость и несчастие ввергнутый.

Посем Петр Второй начал править сам государством, если можно назвать правлением правление юноши государя. Князь Иван Алексеевич Долгоруков, друг и наперсник государев, столь ему любимый, что даже на одной постели с ним спал, всемогущий учинился.

Пожалован немедленно был в обер-камергеры, возложена на него была андреевская лента, пожалован в капитаны гвардии Преображенского полка гренадерской роты и все родственники его были возвышены, правя по изволениям их всеми делами империи.

Престали науки государевы; министры лишь для виду были допускаемы; все твердое и полезное отгнались от двора, и пользуясь склонностью государевой к охоте, она всех важных упражнений место заняла. Однако, что погубило князя Меншикова, то не устрашило Долгоруких; они употребили старание, дабы им родственницу свою, княжну Екатерину Алексеевну, дочь князя Алексея Григорьевича, сестру же князя Ивана Алексеича, за государя обручить.

1 2 3 4 5