Не токмо государь, угождая своему любострастию, тако благородных женщин для удовольствия... но и весь двор в такое пришел состояние, что каждый почти имел незакрытую свою любовницу; а жены, не скрываяся ни от мужа, ни родственников, любовников себе искали. Исчислю ли я к стыду тех жен, которые не стыдилися впадать в такие любострастия, с презрением стыда и благопристойности, иже сочиняет единую из главнейших добродетелей жен?

Нет, да сокроются от потомства имена их и роды их да не обесчещутся напамятованием преступлений их матерей и бабок; и тако довольствуясь описать какой был разврат, подробно о любострастиях их, ни о именах их не помяну, ибо в самом деле с угрызением сердца моего принуждаю себя и тут, где необходимо должно поминать, именую таковых, по причине сочинения сего, определенного сокрыться в моей фамилии, меня принуждает.

И тако, разврат в женских нравах, угождение государю, всякого роду роскош и пьянство составляло отличные умоначертания двора; а оттуда они уже некоторые разлилися и на другие состояния людей в царствование императрицы Елисаветы Петровны, а другие разливаться начали, когда супруга сего Петра Третьего, рожденная принцесса Ангальт-Цербская, Екатерина Алексеевна, взошла, с низвержением его, на российский престол.

IX.

Не рожденная от крови наших государей.... корону и скиптр российский получила, купно и с именованием благочестивой государыни, яко в церквах о наших государях моление производится. Не можно сказать, чтобы она не была качествами достойна править толь великой империей, естли женщина возможет поднять сие иго и естли одних качеств довольно для сего вышнего сану.

Одаренна довольной красотою, умна, обходительна, великодушна 7 и сострадательна по системе, славолюбива, трудолюбива по славолюбию, бережлива, предприятельна и некое чтение имеющая.

Впротчем мораль ее состоит на основании новых философов, то есть, неутвержденная на твердом камени закона божия, а потому как на колеблющихся свецких главностях есть основана, с ними обще колебанию подвержена. Напротив же того ее пороки суть: любострастна и совсем вверяющаяся своим любимцам, исполнена пышности во всех вещах, самолюбива до бесконечности и немогущая себя принудить к таким делам, которые ей могут скуку наводить; принимая все на себя, не имеет попечения о исполнении, и наконец так переменчива, что редко и один месяц одинакая у ней система в рассуждении правления бывает.

Совсем тем вошедши на престол и неучиня жестокого мщения всем тем, которые до того ей досаждали, имела при себе любимца своего, который и спомоществовал ей взойтить на престол, человека 9 взрощего в трактирах и в неблагопристойных домах, ничего неучившегося и ведущего до того развратную младого человека жизнь; но сердца и души доброй.

Сей, вошедши на вышнюю степень, до какой подданный может достигнуть, среди кулашных боев, борьбы, игры в карты, охоты и других шумных забавь, почерпнул и утвердил в сердце своем некоторые полезный для государства правила, равно как и братья его; оные состояли: никому не мстить, отгонять льстецов, оставить каждому месту и человеку непрерывное исполнение их должностей, не льстить государю, выискивать людей достойных и не производить, как токмо по заслугам, и наконец, отбегать от роскоши, которой правила сей Григорий Григорьевич (Орлов), после бывший графом, а наконец князем, до смерти своей сохранил.

Находя, что картошная азартная игра может привести других в разорение, играть в нее перестал; хотя его явные были неприятели графы Никита и Петр Ивановичи Панины, никогда ни мелейшего им зла не сделал, а напротив того во многих случаях им делал благодеяния и защищал их от гневу государыни.

Изрубившему изменническим образом брата его Алексея Григорьевича,.. не токмо простил, но и милости сделал; множество льстецов, которые тщились обуздать его самолюбие, никогда успеху не имели и, напротиву того, более грубостию можно было снискать его любовь, нежели лестью; никогда в управление непринадлежащего ему места не входил, а естлибы и случилось ему за кого попросить, никогда не сердился, ежели ему в том отказывали; никогда не льстил своей государыне, к которой неложное усердие имел и говорил ей с некоторою грубостию все истины, но всегда на милосердие подвигал ее сердце, чему и сам я многажды самовидцем бывал.

Старался и любил выискивать людей достойных, поелику понятие его могло постигать, но не токмо таких, которых по единому их достоинству облагодетельствовал, но ниже ближних своих любимцев не любил инако производить, как по мере их заслуг, и первый знак его благоволения был заставлять с усердием служить отечеству и в опаснейшие места употреблять, яко учинил с Севолодом Алексеевичем Севоложским, которого в сущую в Москве язву с собою взял и там употребил его к делу; хотя с молоду развратен и роскошен был, но после никакой роскоши в доме его не видно было, а именно, дом его отличного в убранстве ничего не имел, стол его не ровнялся с столами, какие сластолюбы имеют.

Экипажи его, хотя был и охотник до лошадей и до бегунов, ничего чрезвычайного не имели и, наконец, как сначала, так и до конца, никогда ни с золотом, ни с серебром платья не нашивал.

Но все его хорошие качества были затемнены его любострастием; он презрел, что должное ему к своему государю и ко двору государскому, учинил из двора государева дом распутия; не было почти ни одной фрелины у двора, которая не подвергнута бы была его исканиям, я коль много было довольно слабых, чтобы на оные преклониться, и сие терпимо было государыней, а наконец тринадцатилетнюю двоюродную сестру свою, Катерину Николаевну З… и хотя после на ней женился, но не прикрыл тем порок свой, ибо уже всенародно оказал свое деяние и в самой женидьбе нарушил все священные и гражданств законы.

Однако, во время его случая, дела довольно порядочно шли, и государыня, подражая простоте своего любимца, снисходила в своим подданным; не было многих раздаяний, но было исполнение должностей и приятство государево вместо награждений служило. Люди обходами не были обижаемы, и самолюбие государево истинами любимца укрощаемо часто было.

Однако, понеже добродетели не толь есть удобны к подражание, сколь пороки, мало последовали достойным похвалы его поступкам, но женщины, видя его и братей его любострастие, гордились и старались их любовницами учиниться, и разрушенную уже приличную стыдливость при Петре Третьем, долгою привычкою во время случая Орловых, совсем ее погасили, тем наипаче, что сей был способ получить и милость от государыни.

Не падение, но отлучение его от места любимца, подало случай другим его место... занять, и можно сказать, что каждый любимец, хотя уже и коротко их время было, каким-нибудь пороком, за взятые миллионы, одолжил Россию (окроме Васильчикова, который ни худа, ни добра не сделал).

Зорич ввел в обычай непомерно великую игру; Потемкин - властолюбие, пышность, подобострастие ко всем своим хотениям, обжорливость и следственно роскош в столе, лесть, сребролюбие, захватчивость и, можно сказать, все другие, знаемые в свете пороки, которыми или сам преисполнен и преисполняет окружающих его, и тако дале в империи.

Завадовский ввел в чины подлых малороссиян; Корсаков приумножил бесстыдство любострастия в женах; Ланской жестокосердие поставил быть в чести; Ермолов не успел сделать ничего, а Мамонов вводит деспотичество в раздаянии чинов и пристрастие к своим родственниками

Сама императрица, яко самолюбивая женщина, не токмо примерами своими, но и самым одобрением пороков являемое желает их силу умножить; она славолюбива и пышна, то любит лесть и подобострастие. Из окружающих ее, Бецкий, человек малого разума, но довольно пронырлив, чтобы ее обмануть.

Зная ее склонность к славолюбию, многие 11 учреждения сделал, яко: сиропитательные домы, девичий монастырь, на новом основании кадецкий сухопутный корпус и академию художеств, ссудную и сироцкую казну, поступая в том яко александрийский архитектор, построющий фару, на коем здании на алебастре имя Птоломея царя изобразил, давшего деньги на строение, а под алебастром, на мраморе, свое изваял, дабы, когда от долготы времен алебастр отпадет, единое его имя видно было.

Так и Бецкий, хотя показывал вид, что все для славы императрицыной делает, но не токмо во всех проектах его, на разных языках напечатанных, имя его яко первого основателя является, но ниже оставил монархине и той власти, чтобы избрать правителей сих мест, а сам повсюду начальником и деспотом был, до падения его кредиту.

Дабы закрыть сие, все способы были им употреблены ей льстить: повсюду похвалы гремели ей, в речах, в сочинениях и даже в представляемых балетах на театре, так что я сам единожды слышал, при представлении в кадецком корпусе балета Чесменского боя, что она сказала: «il me loue tant, qu'enfin il me gatera». Щастлива бы была, естлибы движении душевный последовали сим речам, но несть! Когда сие изрекла, душа ее пышностию и лестию упивалась.

Не меньше Иван Перфильевич Елагин употреблял стараний приватно и всенародно ей льстить. Быв директором театру, разные сочинения в честь ее слагаемы были, балеты танцами возвещали ее дела, иногда слова возвещали пришествие российского флота в Морею, иногда бой Чесменский был похваляем, иногда воспа с Россиею плясала.

Также кн. А. А. Вяземский, генерал-прокурор, человек неблистательного ума, но глубокого рассуждения, бывший генерал-прокурором и имевший в руках своих доходы государственные, искуснейший способ для лщения употребил. Притворился быть глупым, представлял ей совершенное благоустройство государства под властию ее, и, говоря, что он, быв глуп, все едиными ее наставлениями и быв побужден духом ее, делает, и иногда премудрость ее не токмо ровнял, но и превозвышал над Божией, а сим самым учинился властителем над нею.

Безбородка, ее секретарь, ныне уже граф, член иностранной коллегии, гофмейстер, генерал-почт-директор, и все в рассуждении правительства, за правило имеет никогда противу ее не говорить, но похваляя, исполнять все ее веления, и за сие непомерные награждения получил.

Дошедшая до такой степени лесть при дворе и от людей в дела употребленных, начали другими образами льстить. Построит ли кто дом на данные от нее отчасти деньги, или на наворованные, зовет ее на новоселье, где на люменации пишет: «твоя от твоих тебе приносимая»; или подписывает на доме: «щедротами великие Екатерины», забывая приполнить, «но разорением России»… или, давая праздники ей, делает сады, нечаянные представлении, декорации, везде лесть и подобострастие изъявляющие…

Стараясь закрывать ущерб, летами приключенной, от простоты своего одеяния отстала, и хотя в молодости и не любила златотканных одеяний, хотя осуждала императрицу Елисавету Петровну, что довольно великий оставила гардероб, чтоб целое войско одеть, сама стала ко изобретению приличных платьев и к богатому их украшению страсть свою оказывать; а сим нетокмо женам, но и мущинам подала случай к таковому же роскошу.

Я помню, что вошед ко двору в 1768 году, один был у всего двора шитый золотом красный суконный кафтан у Василья Ильича Бибикова; в 1769 году в апреле месяце императрица разгневалась на графа Ивана Григорьевича Чернышева, что он в день рождения ее в шитом кафтане в Сарское Село приехал, а в 1777 году, когда я отстал от двора, то уже все и в простые дни златотканные с шитьем одеянии носили, и почти уже стыдились по одному борту иметь шитье.

Не можно сказать, чтобы императрица была прихотлива в кушанье, но можно сказать, что еще слишком умеренна; но бывший ее любимец, а оставшись всемогущим ее другом, кн. Григорий Александрович Потемкин, нетокмо прихотлив в еде, но даже и обжорлив; неосторожность обер-гоф-маршала кн. Николая Михайловича Голицына приготовить ему какого-то любимого блюда, подвергла его к подлому ругательству от Потемкина и принудила итти в отставку; то после сего каждый да рассудит, - наследники князя Голицына, Григорий Никитич Орлов и князь Федор Сергеич Борятинский не употребляют-ли таперь все свое тщание, дабы удовольствовать сего всемогущего в государстве обжору.

И подлинно, стол государев гораздо великолепнее и лутче ныне стал, а также, дабы угодить сему другу монаршу, повсюду стали стараться умножать великолепие в столах (хотя и до него оно довольно было), и от вышних до нижних болезнь сия роскоша и желание лутчими вещами насытиться распространилась.

Общим образом сказать, что жены более имеют склонности к самовластию, нежели мущины; о сей же со справедливости) можно уверить, что она наипаче в сем случае есть из жен жена. Ничто ей не может быть досаднее, как то, когда докладывая ей по каким делам, в сопротивление воли ее законы поставляют и тотчас ответ от нее вылетает - «разве я не могу, не взирая на законы, сего учинить?»

Но не нашла никого, кто бы осмелился ответствовать ей, - что «может, яко деспот, но с повреждением своей славы и поверенности народной». Дела многие свидетельствуют ее самовластие:

1) возвращение Марье Павловне Нарышкиной от Талызина деревень, утвержденных купчими и самым владением;

2) дело детей кн. Бориса Вас. Голицына о прадеда их Стрешневских деревнях, беззаконно отписанных; сенатом сие беззаконие признано и докладом испрашивало было позволение их законным наследникам возвратить и подпис на докладе.

Быть по сему, являлся сделать справедливое удовлетворение оным; но после из комнаты было истолковано, что быть по сему знаменовало: быть в описи. Аким Иванович Апухтин докладывал ей по военной коллегии об отставке одного генерал-маеора, получил повеление отставить без чина; но как он зачал представлять, что законы точно повелевают генерал-маеорам давать чины при отставке, получил в ответ, что она превыше законов и дать ему не хочет сего награждения.

Таковые примеры, видимые в самом государе, не побуждают ли и вельмож к подобному же самовластию и к несправедливостям, и стенящая от таковых наглостей Россия ежедневные знаки представляете, коль есть заразителен пример государский.

Такое расположение мыслей, а паче в особе, преданной своим любимцам, естественно влечет за собою пристрастие и неправосудие; многие мог бы я примеры представить одному и другому, но довольно ежели я скажу, что не любя Сахарова, яко человека дурных нравов (которой однако, долгое время быв камердинером ее, пользовался ее доверенностию, хотя не лутче был), дело его без рассмотрения было отдано в архив, якобы дурные нравы должно было делом по деревням наказать, в каковом случае и развратной человек может иметь справедливость, и тут не нравы и расположение судится, но что кому принадлежит исключительно до всего другова.

И дело Вахмейстера о беззаконно отписанных у деда его лифлянских имениях, признанное справедливым всеми департаментами сената, решение получило, что оные таки отданы генералу Броуну, за которым и осталися 13. Граф Роман Ларионович Воронцов, во все время своей жизни признанный здоимцем, был определен в наместники во Владимир и не преставал обыкновенные свои здоимства производить.

Несокрыты оные были от государя, который токмо двоезнаменующим знаком, присылкою большого кошелька, его укорил 14. Но как он уже умер и разоренье народа дошло до крайности, тогда повелено следовать его и губернаторский поступок; но хотя и сем лет разоренье народное продолжалось, а следствие повелено учинить токмо за два года.

Таковые примеры, часто случающиися, не подают ли подданным побуждения подобным поступкам для польз своих подражать? Случилось мне читать в одной книге ясный пример, что тщетно будет стараться начертить верный круг, когда центр неверен и колеблющ, никогда черта круга верно не сойдется; и слова св. писания ясно же означающие должность начальников: «учителю, исправься сам».

Можно ли подумать, чтобы государь, чинящий великие раздаяния, государь, к коему стекаются большей частью сокровища всего государства, мог быть корыстолюбив? Однако сие есть: ибо инако я не могу назвать введете толь всеми политическими писателями охуляемого обычаю чины за деньги продавать, а сему есть множество примеров: развратный нравами и корыстолюбивый откупщик Лукин, дав восемь тысяч двору, из наворованных денег и подаря его в народное училище, чин капитанский получил.

И Прокофей Демидов, привоженной под висилицу за пашквили, бывший под следствием за битье в доме своем секретаря юстиц-коллегии, делавший беспрестанно наглости и проказы, противные всякому благоучрежденному правлению, за то, что, с обидою детей своих, давал деньги в сиропитательный дом, чин генерал-маеорской получил, а за даяние пяти тысяч в пользу народных школ, учинено ему всенародно объявленное чрез газеты благодарение, якобы государь не мог полезных учреждений завести без принимания денег от развратных людей, и якобы деньгами могли искупиться развратные нравы.

Пример сей еще других заразительнее учинился. Чины стали все продажны, должности не достойнейшим стали даваться, но кто более за них заплатит, а и те, платя, на народе взятками стали сие вымещать.

Купцы, воровством короны обогатившиеся, большие чины получили, яко Логинов, бывший откупщик и не токмо вор по откупам, но и приличившийся в воровстве комиссириатской суммы, чины штатские получил; Фалеев, в подрядах с государем взимая везде тройную цену, нетокмо сам штатские чины и дворянство получил, но и всех своих прислужников в штап-офицеры и в офицеры произвел.

Торговля впала в презрение, недостойные вошли во дворяне, воры и злонравные награждены, развратность ободрена, а все под очами и знанием государя; то можно ли после сего правосудия и бескорыстности от нижних судей требовать?

Все царствование сей самодержицы означено деяниями, относящимися к ее славолюбию. Множество учиненных ею заведений, являющихся для пользы народной заведенных, в самом деле не суть, как токмо знаки ее славолюбия; ибо естли бы действительно имела пользу государственную в виду, то учиня заведения, прилагала бы старании и о успехе их, не довольствуясь заведением и уверением, что в потомстве она яко основательница оных вечно будет почитаться; о успехе не радела и, видя злоупотребления, их не пресекала.

Свидетельствует сие заведение сиропитательного дому, девичьева монастыря; для воспитания благородных девиц, переправление кадецкого корпуса и пр., из которых в первом множество малолетных померло, а и по ныне, чрез двадцать слишком лет, мало или почти никого ремесленников не вышло; во втором, ни ученых, ни благонравных девиц не вышло, как толико, поелику природа их сим снабдила; и воспитание более состояло играть комедии, нежели серце, нравы и разум исправлять.

Из третьего вышли с малым знанием и с совершенным отвращением всякого повиновения. Зачатые войны еще сие свидетельствуют: по пристрастно возвели на польский престол Понятовского, хотели ему, противу вольностей польских, прибавить самовластия; взяли в защищение десидентов и вместо, чтоб стараться сих утесненных за закон, в Россию к единоверным своим призывать, ослабить тем Польшу и усилить Россию, чрез сие подали причину к турецкой войне, щастливой в действиях, но более России стоющей, нежели какая прежде бывшая война; послали флот в Грецию, которой божеским защищением победу одержал; но мысль в сей посылке была единое славолюбие.

Разделили Польшу, а тем усилили Австрийский и Бранденбурский домы и потеряли у России сильное действие ее над Польшею; приобрели, или лутче сказать, похитили Крым, страну, по разности своего климата, служащую границею россианам.

Составили учреждения, которые не стыдились законами называть и соделанные наместничества наполня без разбору людьми, с разрушением всего первого, ко вреду общества, ко умножению ябед и разорения народнова, да и за теми надзирания не имеют, исправляют ли точно по данным наставлениям.

Испекли законы, правами дворянскими и городовыми названные, которые более лишение, нежели дание прав в себе вмещают и всеобщее делают отягощение народу. Таковое необузданное славолюбие также побуждает стремиться к созиданию неищетного числа и повсюду великих зданий; земледельцы многою работою стали от их земли корыстию отвлекаемы; доходы государственные едва ли достают на такие строении, которые и построившись в тягость оным своим содержанием будут.

И приватные подражая сей охоте, основанной на славолюбии, чтоб чрез многие веки пребывающие здания, имя свое сохранить, безумно кинулись в такие строении и украшении их. Единые от избытка, многие тысячи для спокойствия и удовольствия своего в созидании домов, огородов, беседок многие тысячи полагают.

Другой из пышности, а третей, наконец, последуя вредному примеру, тоже сверх достатку своего делает и чтоб не отстать от других, а все обще, находя себе спокойствие и удовольствие, мало по малу в разорение сей роскошью приходят, тяготят себя и государство, и часто недостаток своих доходов лихоимством и другими охулительными способами наполняют.

Совесть моя свидетельствует мне, что все, коль ни есть черны мои повествии, но они суть непристрастны, и единая истинна и разврат, в которой впали все отечества моего подданные, от коего оно стонет, принудил меня оные на бумагу преложить; и тако по довольному описанию нравов сея императрицы, довольно можно расположения души и серца ее видеть.

Дружба чистая никогда не вселялась в серце ее, и она готова лучшего своего друга и слугу предать в угодность любимца своего. Не имеет она материнских чувств к сыну своему, и обо всех за правило себе имеет ласкать безмерно и уважать человека, пока в нем нужда состоит, а потом, по пословице своей, выжатой лимон видать.

Примеры сему суть: Анна Алексеевна Матюшкина, всегда и во время гонения ее, бывшая к ней привязана, наконец отброшена стала; граф Алексей Петрович Бестужев, спомоществующий ей, когда она была великою княгинею, во всех ее намерениях и претерпевший за нее нещастие, при конце жизни своей, всей ее поверенности лишился и после смерти его, она его бранила.

Граф Никита Иванович Панин, спомоществующий взойти ей на престол, при старости отьятие всех должностей своих видел и может быть сие кончину его приключило; Николай Иванович Чечерин, служивший ей со всем возможным усердием и носивший ее милость, толико наконец от нее гнан был, что безвременно живот свой окончил.

Князь Александр Михайлович Голицын, фельдмаршал, безмолвный исполнитель всех ее велений, без сожаления от нее умер; ибо хотя и известно еще поутру было о его смерти, но тот день весела на концерт вышла, и дав время своему веселию, отходя, спросила любимца своего Ланскова: «каков кн. Александр Михайлович?» и, получа известие о смерти его, сделала вид тогда заплакать, а сие и показует, колико фальшивое имеет сердце.

Графиня Прасковья Александровна, долгое время ее любимица и друг, наконец была от двора отогната и с печали умерла. Посему, да судит каждый, могут ли чистые дружбы чувствования возгнездиться по таким примерам в подданных.

Представив сию печальную картину, кажется, что уже не настоит нужды сказывать, имеет-ли она веру к закону Божию, ибо, естлибы сие имела, то бы самый закон Божий мог исправить ее сердце и наставить стопы ее на путь истины. Но несть: упоена безразмыслительным чтением новых писателей, закон христианский (хотя довольно набожна быть притворяется) ни за что почитает.

Коль ни скрывает своих мыслей, но они многажды в беседах ее открываются, а деяния и паче доказуют: многие книги Вольтеровы, разрушающие закон, по ее велению, были переведены, яко: «Кандид», «Принцесса Вавилонская» и прочие, и «Белизер» Мармонтелев, не полагающей никакой разности между добродетели язычников и добродетели христианской, не токмо обществом, по ее велению, был переведен, но и сама участницею перевода оного была, а терпение, или лутче сказать позволение противных закону браков, яко князей Орлова и Голицына на двоюродных их сестрах и генерала Боура на его падчерице, наиболее сие доказуют.

И тако можно сказать, что в царствование ее и сия нерушимая подпора совести и добродетели разрушена стала.

Таковыми степенями достигла Россия до разрушения всех добрых нравов, о каковом при самом начале я помянул. Плачевное состояние, о коем токмо должно просить Бога, чтоб лучшим царствованием сие зло истреблено было; а до сего дойтить инако не можно, как тогда, когда мы будем иметь государя, искренно привязанного к закону Божию.

Строгова наблюдателя правосудия, начавши с себя; умеренного в пышности царского престола; награждающая добродетель и ненавидящего пороки; показующего пример трудолюбия и снисхождение на советы умных людей; тверда в предприятиях, но без упрямства; мягкосерда и постоянна в дружбе; показующего пример собою своим домашним согласием с своею супругою, и гонящего любострастие.

Щедра, без расточительности, для своих подданных и искавшего награждать добродетели, качества и заслуги без всякого пристрастия; умеющего разделить труды, что принадлежит каким учрежденным правительствам и что государю на себя взять, и наконец, могущего иметь довольно великодушие и любви к отечеству, чтобы составить и предать основательные права государству и довольно тверда, чтобы их исполнять.

Тогда изгнанная добродетель, оставя пустыни, утвердит среди градов и при самом дворе престол свой; правосудие не покривить свои вески ни для мзды, ни для сильного; здоимство и робость от вельмож изгонятся; любовь отечества возгнездится в серца гражданские, и будут не пышностию житья и не богатством хвалиться, но беспристрастием, заслугами и бескорыстностию.

Не будут помышлять, кто при дворе велик и кто упадает, но имея в предмете законы и добродетель, будут почитать их, яко компасом, могущим их довести и до чинов и до достатка.

Дворяне будут в разных должностях служить с приличною ревностию званию их; купцы престанут желать быть офицерами и дворянами; каждый сократится в свое состояние, и торговля уменьшением ввозу, сластолюбие побуждающих, чужестранных товаров, а отвозов российских произведений, процветет; искуствы и ремеслы умножатся, дабы внутри России соделать нужное к пышности и великолепию некоего числа людей.

Князь М. М. Щербатов