Тайна Рогатой Горы: Пропажи людей в Нижегородской области

Слабо булькал ручей, впадавший в мелкую илистую речку, которая к тому же прихотливо петляла. Чахлый свет, пробивавшийся сквозь листву, терялся в гуще леса, скользя и умирая. Где-то рядом было болото - отчетливо ощущался сладкий запах торфа. Отсюда начинался подъем на Рогатую гору. Собственно, это не гора, а холм, но в округе его называют горой.

- А вот теперь поглядите вверх, - нарушил молчание Володя Малышев. - Как бы вы это назвали?

Над гребнем холма зависло облако. Такое, что я непроизвольно вздрогнул. Оно напоминало быка с клубящимися рогами. Черные тени побежали по склону холма. В этот момент ухнул филин, и воцарилась мертвая тишина, как в склепе. Стало по-настоящему страшно...

Виртуальный ветер. Я понял, что меня повело куда-то не туда. Словно ветер понес в какую-то бездну. Спасибо Володе Малышеву, который подвиг меня на поездку в эти края, -он ухватил меня за руку. И ветер сразу потерял силу. - Когда некому помочь, не на кого опереться, люди и пропадают, - сказал Володя. - Этот ветер меня тоже едва не уволок. Но ветер - он не настоящий, он виртуальный - он в нашем сознании. Если отдать себе приказ не повиноваться, ничего и не будет.

Да, конечно, он был прав. Но я еще не мог вникнуть в суть явления. Оно было более многоплановое, чем я его себе представлял. Это не походило ни на один метеорологический процесс, происходящий в природе. Впрочем, я даже не знаю, можно ли причислить то, что я видел, к уже известным физическим процессам. Если и можно, то, наверное, только с очень большой натяжкой.

Хотя, боюсь, я и не прав. О влиянии сгущенной облачности на физическое и психическое состояние человека впервые высказался не метеоролог, не физик, а скромный лекарь из уездного города Елабуги Родион Свиридов. На основе своих исследований он еще в середине позапрошлого века подтвердил то, что народ знал со стародавних времен: если тучи нависли, человеку грозит депрессия. И он привел такую статистику: на грозу реагируют, так или иначе, до 80 процентов всех пациентов его амбулатории.

Пропавшие без вести. Эти места на севере Нижегородской области издавна считались гиблыми. И не только потому, что здесь много болот. Люди почему-то обходили их стороной, хотя в смысле промысла тут все обстояло гораздо лучше, чем где-либо. Пушные звери не переводились вплоть до советских времен. Охотились здесь и на соболя, и на куницу, и на горностая, и на колонка, и на белку, а такую «мелочевку», как хорек или барсук, вообще не трогали.

Но даже на заре освоения нижегородского Поволжья охотники стали пропадать. Отправился в лес раз - вернулся без проблем, в другой раз - тоже, а на третий или на четвертый - все, приехали. Объясняли это одним: медведь задрал. Да и волки тоже водились. Только вот одно смущало: никаких следов, ни одного, даже микроскопического клочка одежды. Люди словно испарялись под воздействием высоких температур. Но ружье-то волки изгрызть не могут! Никаких документов, связанных с этим, до наших дней не дошло. Тут еще путаница из-за того, что ряд уездов Нижегородчины находились тогда в ведении властей Костромской губернии. Но кое-что мне удалось найти.

Историческая хроника. 9 июня 1878 года уездный исправник Дулебов доносил Костромскому полицмейстеру: «11 дней разыскиваю пропавшего крестьянина Сералиона Петрова Федорова, 1851 года рождения, пропавшего во время охоты. До сего дня место его нахождения не сыскано. Местные жители заявляют, что пропал-де он в силу сверхъестественных причин, но таковых в данном розыске не проявляется».

23 сентября 1887 года исчез крестьянин того же села Кузьма Петрович Ясенев. Уже другой исправник, Яков Моргалов, докладывал вышестоящему начальству: «Существует иллюзорное заблуждение, что исчезновения людей связано с появлением странной формы облаков на Рогатке. Но трупа Ясенева не найдено даже при особо тщательном обследовании местности. Слухи же о дьявольских похищениях продолжают циркулировать. Все это - продукт сознательного одурманивания темной массы со стороны всяческих доброхотов. Возможно, они и причастны к убийству и сокрытию тела...».

Заметка в газете «Волгарь» от 12 октября 1899 года: «Изчезли 5 октября с. г. две девочки 13 и 15 лет, Дарья Ковылкина и Матрена Петровых, ушедшие за клюквой к Рогатой горе. Они собирали клюкву каждая по отдельности, но обе не вернулись засветло, родители их и соседи не нашли пропавших. Заблудиться они не могли, потому что хорошо знают окрестности.

И наконец, заметка в газете «Свет», июнь 1901 г.: «Нижний Новгород. Две недели тому назад пропала девочка Ариадна Левкович, 9 лет, из Костромской губернии. Есть подозрение, что она увезена в Нижний Новгород, где находится в каком-то здешнем притоне и причислена к женщинам, промышляющим постыдным ремеслом, или к нищим, эксллоатирующим детей. Пропавшая девочка среднего роста, волосы пепельного цвета, глаза серые, лицо смуглое, продолговатое. Одета была в синюю юбку и белую кофту». Увы, полиция ее нигде не обнаружила. (Сергей Степанов, журнал «Приключения. Тайны. Чудеса»).

Ласка

Ласка является необычайно значимым мифологическим персонажем. В народных представлениях славян обнаруживается тесная связь ласки с хтоническими животными – такими, как змея, ящерица, лягушка, мышь и т.д., а также у нее имеются некоторые общие черты с птицей, особенно с ласточкой (Гура 1981, с. 121). Не исключено, что эти древние представления сохранились в нижегородском мифологическом образе «ласточка» – «персонаж, живущий во дворе и функционально связанный со скотом»: «Ласточка-то во дворе скот щекотит» (д. Полупочинки Дивеевского р-на).

Выявляется также целый ряд поверий о ласке в связи с молоком. Например, в Балахнинском, Вадском, Княгининском районах нашей области считается, что «ласка» – это персонаж, который доит коров (по ночам или на заре). Особо выделяется комплекс представлений о ласке, соотнесенных с различными женскими функциями и атрибутами. У многих народов (не только славянских) считается, что ласка – это обращенная девушка, невеста или молодая замужняя женщина. 

Не случайно поэтому в качестве оберега от нее используют такие женские атрибуты, как веретено и прялка. Этот обычай широко распространен, например, в Болгарии. Легенда связывает его с обращенной в ласку невесткой, которая постоянно занималась прядением. Чтобы ласка не причинила ущерба в хозяйстве, перед курятником кладут прялку. В восточнославянской традиции связь ласки с прядением выражена заметно слабее, но все-таки ее можно обнаружить. Так, например, в с. Озёрки Княгининского района «ласка» – это персонаж, который прядет по ночам и стрижет овец.

В нижегородских говорах сохраняются отголоски культа предков у славян, например, в образе домового. Обожание славянами своих умерших предков обусловливалось их патриархально-родовым бытом. По мнению А.Ф. Лосева (Лосев 1957, с. 7), человеку, жившему в условиях первобытнообщинного строя, были понятными и наиболее близкими только общинно-родовые отношения. На основании этой понятной ему действительности он и рассуждал о природе, обществе и обо всем мире. Наиболее убедительным для него объяснением природы было объяснение с помощью родственных отношений. 

Вот почему небо, воздух, земля, море, подземный мир – вся природа представлялась ему не чем иным, как одной огромной родовой общиной, населенной существами человеческого типа, находящимися в тех или иных родственных отношениях. На связь домового с поклонением душам умерших предков указывает, в частности, то, что в нижегородских говорах домового часто называют дедушкой: «дедушка домовой», «дедушка домовик», «дедушка-добродедушка», «дед домовой», «домовой дедушка» и т.п.

На то, что домовой – представитель иного мира, существующего параллельно реальному, указывает название «домовой-соседушка» (Ветлужский р-н). Здесь важно отметить, что древний человек воспринимал как некое изолированное пространство, единую территорию не только свое жилище, но и другие сферы обитания, например, лес. Это выразилось, например, в существовании названия «лесовой домовой» (Городецкий р-н) – «леший».

В нижегородских говорах почетное имя дедушки носят и другие мифологические образы: «дедушка Тарас» – «персонаж, служащий для устрашения маленьких детей, если они не слушаются» (Арзамасский р-н); «дед полевик» – «персонаж в поле» (Большеболдинский р-н); «лесной дедка» – «персонаж в лесу» (Сергачский р-н) и некоторые другие. Все эти обозначения подтверждают влияние родового быта в области религиозных убеждений славян и то, что древний славянин на все переносил свою веру в род. («Арзамас Н.Н.»).

Домовой

Тотемистические взгляды, тесно переплетенные с культом предков, можно обнаружить в образе одного из самых популярных мифологических персонажей – домового – покровителя дома, очага, домашнего хозяйства. По языческим представлениям, в каждом доме должен был быть свой домовой. 

Народная фантазия даже создала приметы, связанные с этим персонажем, например: «Если домовой стонет, то надо спросить, к добру или к худу. Если к добру, то он молчит, а если к худу, отвечает – ху, ху...» (с. Рузаново Дивеевского р-на); «Говорят, если домовой простонет, то надо спросить его: «Дедушка домовой, если ты к несчастью, простони ещё раз» (с. Сонино Навашинского р-на); «Домовой если в доме где нагадит, то это к несчастью: если на задний угол – скотина падёт, на передний – люди» (п. Виля Выксунского р-на).

В народе считалось, что, кроме домового, в доме могли находиться и другие персонажи: домовиха (домовуха), домовая, кикимора, шутовка – «женский персонаж, обитающий в доме». В некоторых нижегородских деревнях сохранилось представление, что мужской персонаж обитает в том доме, где хозяин – мужчина, а женский – там, где хозяйка живет одна. «Есть домовиха и домовой, но они в разных домах живут. Где в доме хозяин есть – там домовой, а где хозяйка одна живёт, без мужа, там домовиха. А вместе они не живут (п. Сарма Вознесенского р-на); «Говорят, домовой-то в хозяина: если у кого в избе женщина хозяйка, вдова ли какая там одна, без мужчины живёт, то домовой показывает вид женщины. Вот, например, у меня сейчас нет хозяина, так у меня домовой-то вроде женщина. А у кого в доме хозяин мужчина, значит, там и домовой тоже мужчина» (с. Крюковка Лукояновского р-на).

Наши предки верили, что во дворе обитал «дворовой» – «персонаж, функционально связанный со скотом». Он мог и вредить и помогать, ср.: «Только и вредит во дворе дворовой» (п. Салган Краснооктябрьского р-на); «Дворовой за скотиной смотрит, бывает, и навредит чего» (с. Шутилово Первомайского р-на); «Скотину по ночам дворовой сторожит» (с. Шпилёво Перевозского р-на).

Очень часто в нижегородских говорах дворовой и домовой – это один персонаж, который уделяет внимание не только людям, но и скотине. Эта полифункциональность отражена в мифологеме «дедушка дворовенький»: «И во дворе, и в доме дедушка дворовенький жил, это уж потом его стали домовым звать» (с. Крюковка Лукояновского р-на). Ср.: «Этот самый домовой, коль скотину любит, он расчёсывает её. А было, других лошадей от корма отбивал» (с. Ушаково Гагинского р-на); «Как старые люди говорили, этот домовой может всю скотину извести, если рассердится» (с. Хватовка Арзамасского р-на); «Говорили, что домовой за скотом ходит... Домовой лошадям гривы заплетает. Ещё он мучит коров у плохих хозяев, которые ему не нравятся» (с. Княжево Вознесенского р-на).

К людям, проживающим в доме, домовой обычно доброжелателен. Он может предупреждать об опасности, беде, предуведомлять о каких-либо важных событиях и т.п. Иногда домовой «давит» по ночам: «А вот дедушка домовой и душит ночью-то» (с. Хватовка Арзамасского р-на), «Иногда вот случается, ночью проснёшься, как душит кто-то, на груди тяжело. Это дедушка домовой душил» (с. Крюковка Лукояновского р-на), «Вот спишь, а домовой, бывает, тебя давит» (п. Поляна Перевозского р-на). В народе сложилось представление о том, что домовой похож на человека, т.е. имеет антропоморфный облик. В некоторых нижегородских говорах даже существует убеждение, что домовой, когда показывается людям, принимает облик хозяина дома – мужчины или женщины.

Обычный антропоморфный образ домового – небольшой старичок, с бородой, лохматый, косматый, лицо и руки которого заросли шерстью. Можно предположить, что такой внешний облик роднит домового с представителями животного мира, а это позволяет усмотреть здесь отголоски тотемистических верований. Это подтверждают и материалы нижегородских говоров. Так, например, домовой может иметь и зооморфный облик: «Домовой-то как котёночек небольшой, серенький. На человека он не похож. Дымчатый котёнок» (с. Хватовка Арзамасского р-на). 

На тесную связь домового и кошки указывает и существующая в некоторых нижегородских деревнях традиция оставлять для домового около русской печки угощение – блюдечко молока. Другим косвенным подтверждением данной связи является функционирующий в нижегородских говорах фитоним «дедушки домового молоко» (Балахнинский, Воротынский р-ны) – «растение с толстыми стеблями, внутри которых находится белая жидкость» (к сожалению, нам не удалось выяснить научного названия данного растения).

Зооморфным образом домового могла быть и ласка. Народная традиция приписывает ласке роль домашнего покровителя и охранителя скота. В нижегородских говорах считается, что ласка может приносить не только пользу, но и вред, ср.: «Ласка и вредить скоту может и беречь его» (с. Княжево Вознесенского р-на), «Ласка по ночам скот-то мучит» (д. Болтино Вадского р-на). («Арзамас Н.Н.»).

Макошь

Одним из верховных божеств восточных славян являлась Макошь. Язычники почитали ее как богиню судьбы, она также покровительствовала домашнему хозяйству, стригла овец, пряла. Возможно, что к этому языческому божеству восходит нижегородский мифологический персонаж «маклаша». Основанием для такого сближения могло послужить созвучие имен и сходство выполняемых функций, сравним: «Маклаша по ночам пряжу прядёт и кудели складывает» (с. Княжево Вознесенского р-на).

В русском языческом православии Макошь перевоплотилась в Параскеву Пятницу (Афанасьев 1995, III, с.68). Известно, что у язычников, в том числе и у славян, определенные дни недели были связаны с божествами, в частности, четверг – с Перуном, пятница – с Макошью. Христианское переосмысление этого образа привело к тому, что «пятницей» в некоторых нижегородских говорах стали называть мифологический персонаж, который явится, если прясть лен или шерсть в дни запрета на этот вид работ (д. Драчиха Княгининского р-на).

К образу Макоши восходит еще один нижегородский мифологический персонаж, связанный с мотивом прядения, – «кикимора»: «Кикимора по ночам прядёт и овец стрижёт» (с. Малое Болдино Большеболдинского р-на), «Кикимора злая, скотину пугает. Ещё кикимору пряхой зовут, потому что она прядёт» (Балахнинский р-н).

Языческие верования сближали поклонение душам умерших предков с очагом, с культом огня. Антропоморфическим олицетворением очага и рода явился домовой. Славянин-язычник, обоготворяя силу света, огня как высшую благотворную силу в природе, как условие всякой жизни, перенес поклонение этой силе и в домашнюю сферу (огонь в очаге был необходим для тепла, света, приготовления пищи). Обожествляя солнце, молнию и другие огни, он обожествил и очаг как священное место той стихии, которая все вызвала к жизни и поддерживает эту жизнь. 

Сначала поклонялись самому очагу, а с дальнейшим развитием язычества на первоначальные верования наслоились новые, которые олицетворились в образе домового. Подтверждением этому являются некоторые народные обычаи и обряды. Например, в нижегородских деревнях было принято после ужина оставлять домовому угощение на загнетке печи – горшок каши. На явную связь домового с очагом указывает и другой обряд, совершаемый при переходе семьи в новый дом. 

При этом полагалось истопить печь, выгрести из нее угли в заранее приготовленный горшок и, отворив двери, пригласить с собой домового с помощью специальных речевых формул, например: «Домовой, домовой, кормилец мой, идём со мной на новое жительство» (Вадский р-н), «Домовой, домовой, пошли с нами в другой дом жить» (с. Беговатово Арзамасского р-на), «Дедушка домовой, пошли жить со мной» (п. Сонино Навашинского р-на) и т.п. 

В новом доме угли высыпали в печку, а горшок нужно было разбить и закопать осколки под передний угол избы. Передний угол в доме особенно почитался у крестьян (ср. христианскую традицию размещать в этом углу иконы). Под этот же угол при постройке нового дома зарывали зарезанного петуха, принося тем самым жертву домовому (в связи с этим выражение «избушка на курьих ножках»). («Арзамас Н.Н.»).

Бабушка банная и лесовка

Прародителем, предком могло мыслиться мифологическое существо не только мужского, но и женского пола – бабушка. Подтверждением являются нижегородские мифологические образы: «банная бабушка» – «женский персонаж в бане» (с. Ильинское Починковского р-на); «лесовая бабушка» (Арзамасский р-н), «лесная бабушка» (Первомайский р-н), «бабушка лесовка» (Лукояновский р-н) – «женский персонаж в лесу»; «баба яга» (Арзамасский, Бутурлинский, Дивеевский, Городецкий, Княгининский, Перевозский и другие районы) – «персонаж, служащий для устрашения маленьких детей». 

Наиболее древняя из них – баба яга. Некоторые исследователи считают, что слово «яга» – огрубленное от «Яшка», а Яшкой, Яшей в славянских песнях называли ящура – некогда жившего на земле и исчезнувшего прародителя всего живого (с этим связано и более понятное нам «пращур»). Баба яга считалась хранительницей рода, традиций, детей и околодомашнего пространства (сравним: «ящур» – в Выксунском районе так называют персонаж, обитающий во дворе и охраняющий скот).

Исследователи славянского язычества считают, что в образе бабы яги нашли отражение древнейшие черты матриархального уклада жизни. Об этом говорят и некоторые данные русских народных сказок, например, имена персонажей – людей, ведущих свой род от Ягой бабы и имеющих отчества Ягич (Агич) или Ягинишна (см., например, сказки «Василий-королевич и Марья Ягинишна», «Иван Агич и Василиса Васильевна» и другие).

Как известно, в период распространения христианства всем языческим богам и божествам придавались злые, демонические черты, злые дела и намерения по отношению к человеку. Так и языческая прародительница была превращена в злобного демона, которым пугают маленьких детей. И в нижегородских говорах персонаж, служащий для устрашения маленьких детей, часто называется «баба яга» или вариантами этого наименования – «баба ляга», «яга», «ёжка».

Существенное место в крестьянской жизни занимала баня. В бане не только мылись, но и лечились от различных болезней. Омовение в бане считалось очищением, поэтому баня и мытье в ней – элемент многих обрядов и ритуалов. Вместе с тем баня воспринималась как нечистое место, потому что там обитала нечистая сила. После полуночи баня считалась не только нечистым, но даже опасным и страшным местом, т.к. в это время там можно было встретить банника – банного духа, который жил в каждой деревенской бане. Информация об этом мифологическом персонаже сохраняется и в нижегородских говорах: «В вениках в бане у нас всё банник-то сидел, тепло стерёг» (с. Курилово Дальнеконстантиновского р-на); 

«В бане у нас живёт банник, он прячется там в печке» (с. Малое Болдино Большеболдинского р-на); «В баню, бывало, пойдёшь – шуршит кто-то – кто ж, как не банник» (с. Шутилово Первомайского р-на). В нижегородских говорах существует представление, что банник в бане выполняет ту же функцию, что и домовой в доме: «Вот так же домовой, только в бане, это и есть банник» (с. Пикшень Большеболдинского р-на). В народе считается, что после трех перемен посетителей в бане моются черти, лешие, овинники и сами банники. Если кто-нибудь в это время пойдет в баню, то живым оттуда не выйдет: нечистая сила его задушит, а люди будут считать, что тот человек угорел или запарился (Максимов 1989, с. 35).

Согласно народной мифологии, в бане обитали и женские персонажи, которых в нижегородских говорах называют: «банница» – «Банница тоже охраняет баню» (с. Сеченово Сеченовского р-на); «баба яга» – «Баба яга в бане живёт, злая она, страшная» (с. Озёрки Княгининского р-на); «банная бабушка» – «В бане банная баушка жила, чего там делала, не знай» (с. Ильинское Починковского р-на); «лешиха» – «В бане у нас лешиха живёт» (с. Шилокша Кулебакского р-на); «молдаванка» – «В бане молдаванки людей запаривают» (с. Княжево Вознесенского р-на); «шишига» – «Ночью-то не мойся в бане, а то шишига за ногу цапнет. Шишига так запарит, что можно помереть» (с. Суморьево Вознесенского р-на). («Арзамас Н.Н.»).

Кикимора

Самые безобидные существа – это кикиморы.

- Это женщины, которых можно встретить даже дома, - поясняет этнограф. - Главный ее атрибут – это прялка. Она все время прядет. Про нее нет стращных рассказов, она совершенно милое существо и безвредна. То есть если, придя домой, вы увидели сидящую на диване женщину с прялкой, не волнуйтесь. Это всего лишь кикимора. У домашней кикиморы есть сестра, живущая на болоте. По одной из версий, она - жена лешего. Поэтому она не так безобидна, как женщина с прялкой.

Отгасшая сила

Славяне, как и другие язычники, были убеждены в том, что после смерти начинается новая жизнь. Наши предки имели свои довольно подробные представления о человеческой душе, отголоски которых можно обнаружить в нижегородских говорах. По древним языческим преданиям, души умерших представлялись в разных видах. Прежде всего, славяне воспринимали душу как частицу, искру небесного огня – той силы, без которой невозможна никакая жизнь на земле.

Поскольку душа понималась как огонь, то жизнь была возможна только до тех пор, пока горело это внутреннее пламя. Угасало оно – прекращалась и жизнь, наступала темнота, которая в народном сознании всегда вызывала ассоциации с нечистыми, демоническими силами. Эти мотивы можно обнаружить в нижегородской мифологеме «отгасшая сила» – «общее название нечистой силы» (Кулебакский р-н). Очевидно, основу названия здесь составило представление о нечистой силе как о силе, в которой нет светлого начала, небесного огня.

На отождествление души и огня указывает также нижегородский мифологический образ «огненный шар» – «умерший, посещающий родственников, которые много плачут по нему»: «Огненный шар-то с хвостом, голова у него круглая, ходит к тому, кто много плачет по покойнику» (с. Крюковка Лукояновского р-на).

Душа могла представляться и звездой, что тесно связано с языческой верой в ее огненную природу: звезды славяне тоже считали искрами небесного огня. До сих пор в народе живет убеждение, что каждый человек имеет свою звезду, с падением которой прекращается и его земное существование.

Народный язык и предания говорят о душах не только как об огненных, но и как о летающих существах. Это отражено, например, в нижегородском мифологическом образе «летун» – «умерший, прилетающий по ночам к родственникам»: «У нас в деревне летуны были. Издали посмотришь – летит огненное полено и рассыпается над домом» (с. Княжиха Пильнинского р-на). Принципиальным дополнением к перечисленным взглядам служат свидетельства жителей нижегородских деревень о том, что умерший может являться родственникам в облике змея: «Змеи-то раньше летали. Это человек, когда умрет, в змея превращается и летает к сродникам» (с. Княжево Вознесенского р-на), «А кто больно тоскует по мертвому, к тому змей прилетает» (с. Суморьево Вознесенского р-на).

В нижегородских говорах языческие представления о душах умерших как о летающих существах, имеющих огненную природу и принимающих форму звезды, шара или змея, наиболее полно отражены в мифологическом образе, который прилетает по ночам к вдовам. Рассказы информаторов об этом персонаже многочисленны, например: «К вдовам ночью дух прилетает, он звездой называется» (с. Малая Поляна Лукояновского р-на), «Ну она-то, огненная звезда в полночь к вдовушкам является» (д. Ковалево Перевозского р-на), «Когда муж умирает, к вдове огненный шар прилетает» (с. Поляна Перевозского р-на), «Огненный змей, он прилетит и рассыпается над домом искрами. 

Он может задушить» (п. Виля Выксунского р-на), «Как мужика своего схоронила, так и летун прилетел» (с. Шпилёво Перевозского р-на), «К ней по ночам огненный летун прилетал, он ведь соблазнить может» (с. Ушаково Гагинского р-на) и т.п. Этот персонаж обнаруживает явное сходство со Змеем Горынычем, олицетворявшим у славян темные грозовые тучи и вылетающие из них молнии. (с. Малое Болдино Большеболдинского р-на). («Арзамас Н.Н.»).

Русалки

Еще на заре человеческой истории люди отчетливо сознавали великое значение водной стихии. Это подтверждает мифология всех стран и всех народов. Вода была местом обитания водяных, русалок и других мифологических персонажей. В водоворотах рек, прудов и озер обычно жил водяной: «Водяной – потому что в воде живёт, страшный, зелёный весь» (д. Рузаново Дивеевского р-на), «Водяной в пруде иль в озере под корягой живёт» (с. Виткулово Сосновского р-на). Водяной был опасен тем, что мог утащить человека под воду: «В воде водяной хозяин. Не ходи купаться-то, а то утащит» (п. Виля Выксунского р-на); 

«В болотах да в морях водяной командует, людей топит да корабли» (с. Новый Усад Арзамасского р-на); «Если делаешь что не так, то говорили, что водяной утащит. Он, чай, только за плохие дела утаскивал» (с. Елховка Вадского р-на); «Водяной, если человек тонет, его не спасает, а топит, мучит его» (п. Сарма Вознесенского р-на) и т.п.

Водяной представлялся нашим предкам нагим стариком, покрытым тиной и водорослями. В нижегородских говорах существуют косвенные подтверждения того, что водяной имел антропоморфный облик, ср.: «Водяного-то у нас никто не видал. Страшный, чай… Чай, космы долгие, косматый, с бородой, руки длинные – чай, тащить ловчей» (с. Ковакса Арзамасского р-на), «Водяной-то мужчина, наверно, а русалка – женщина» (п. Сарма Вознесенского р-на).

В воде могли обитать и женские персонажи. Особенно почитались у славян живущие в водной стихии русалки – женские духи рек, озер, прудов и т.д. В нижегородских говорах считается, что русалки обитают в речных водоемах, в омутах, а весной и по ночам выходят из воды на берег, поселяются в лесах, на лугах, водят там хороводы, качаются на деревьях, расчесывают свои длинные волосы, поют песни, заманивают прохожих и стараются защекотать их до смерти. 

Сравним рассказы информаторов: «Русалки в воде живут, волосы у них длинные, белые» (с. Ушаково Гагинского р-на), «Русалки по ночам у реки плачут» (с. Княжево Вознесенского р-на), «Русалки вроде как женщины, только ног нету, на их месте хвост. Они путников в воде топят» (с. Новый Усад Арзамасского р-на), «У русалки голова человеческая, а хвост рыбий» (с. Митино Вачского р-на), «У русалок рыбий хвост и мохнатые головы» (с. Ключищи Шатковского р-на) и т.п.

Существует несколько версий происхождения названия «русалка». Так, считается, что оно связано с руслом реки, где, по народному поверью, и обитали русалки. Эту версию подтверждают и материалы нижегородских говоров: «Русалкой её потому и зовут, что руслая – в реке живёт» (с. Елховка Шатковского р-на). Название персонажа может быть связано с русыми волосами, которые у русалок были густые, длинные и покрывали все тело. Еще одна версия: слово «русалка» восходит к латинскому rosalia, означающему праздник весны, плодородия и розы как символа цветущей жизни (Черепанова 1996, с.147).

С русалками связаны также представления о погибших в воде женщинах, девушках, о детях, умерших некрещеными. И в нижегородской мифологии есть материалы, указывающие на связь русалок с утопленниками: «Девки утопшие русалками звались, у них рыбьи хвосты отрастали» (д. Рузаново Дивеевского р-на), «Это когда девка какая взбалмошная утопится, в русалку оборотится» (с. Виткулово).

По мнению некоторых исследователей, у славян на образ русалок наслоились отголоски культа усопших предков. Характерно, что языческий праздник в честь русалок совершался одновременно с праздником весны, когда леса уже одевались листьями. В христианскую эпоху он был приурочен к Троицыну и Духову дням.

В народе считалось, что в русальную неделю, следующую за Троицей, русалки выходят из воды, бегают по полям, качаются на деревьях, могут защекотать встречных прохожих до смерти или увлечь с собой в воду. Вышедшие из воды русалки выбирали себе для жительства плакучие березы, поэтому в русальную неделю деревенские девушки обязательно ходили завивать березки, чтобы задобрить русалок. Кроме того, на деревья женщины вешали пряжу, полотенца, нитки, а девушки – венки. 

Отголоски этих обычаев до сих пор обнаруживаются в нижегородских говорах: «Завивали берёзку у нас на Троицу. Бывало, веток наломаешь и домой тащишь, принесём и дом украшать будем. И у всех так» (с. Большая Арать Гагинского р-на); «На Троицу наличник обряжали, рвали слёзку – цветок такой, красивый, да берёзы садили… Вот на Троицу веточки рвали, дом ими украшали, в окошки втыкали, чтоб земля лучше родила» (д. Туркуши Кулебакского р-на); «Вот это на Духов день завивали берёзки, вот её топят в речке, вот это завивать берёзки. Это любой человек мог, да хоть ты делай – наряди да иди пляши, а потом в речку. Такой обычай, наверно» (д. Марьино Вознесенского р-на) и др.

В языческие времена всякая душа причислялась к русалкам. Это древнее верование сохранилось лишь по отношению к детям и утопленницам. Так, в некоторых нижегородских говорах детей, умерших некрещеными, и детей, проклятых родителями, называют русалками: «Русалки-то – это дети проклятые» (с. Пергалей Бутурлинского р-на); «А русалки – это и есть проклятые девки, они в реке живут, могут человека утопить» (с. Большая Арать Гагинского р-на).

На отождествление русалок с душами умерших указывают и некоторые другие обычаи. Например, на русальной неделе, поминая утопленников, родственники бьют на их могилах яйца и призывают русалку; существовало также поверье, что нельзя бросать в воду яичную скорлупу, не раздавив ее – иначе русалки построят из нее кораблики и будут плавать по воде. («Арзамас Н.Н.»).

Огромные змеи, свисающие с деревьев

Одна из популярных нижегородских легенд – это огромные змеи, которые нападают на людей где-нибудь в глухом лесу.

- В каждом районе области есть охотники и рыбаки, которые обязательно имеют историю о некой десятиметровой змее, три руки толщиной, висящую в лесу на ветвях, - вспомнила очередной пример Ольга Ляпаева. – Скорей всего, это относится к страху перед змеями. 

Убитого десятиметрового змея никто не видел.

Леший 

Самый нашенский из фантастических чудищ – это, пожалуй, леший. В Нижегородской области много лесов, а у них, как известно, есть свой сказочный хозяин. И, наверное, каждый грибник сталкивался с ситуацией, когда не мог выйти из, казалось бы, знакомого леса. «Леший водит!» - говорят в народе.

Есть на нижегородской земле в Тоншаевском районе и совершенно особый леший, корни у которого марийские. 

Ате-Малахай, в переводе с марийского «Лесная шапка». Это здоровенный дядька в остроконечной меховой шапке, рост у него с самую высокую елку в лесу. Если встретил его, матерись не матерись, ничего не поможет, лучше сразу бежать без оглядки. Нам рассказывали конкретный случай, когда две девочки повстречали Ате-Малахая. В ужасе они побросали свои корзинки, и грибы из них исчезли. Видимо, Лесная шапка забрал их обратно.

- Он может менять свой рост: от огромного до самой маленькой травинки, - объясняет этнограф. – Может выйти к грибникам в образе обычного человека, но в его облике будет что-то не так. Уши несимметричны, бровей не хватает или еще что-то. По сути он - оборотень. Рассказывают, что он прикидывается трупом лесного зверя. И если охотники увидят, что собаки проходят мимо дохлого зайца, то они постараются уйти от этого места как можно дальше.

Дополняют эту информацию материалы нижегородских говоров, в которых известен мифологический персонаж «шутовка»: «Мужик мой видел шутовку-то. Пошёл он искать лошадь, видит – сидит женщина: титьки голые, хвост как у рыбы. Сидит на коряге, вынула яйцо белое, облупила и ест. Потом она в воду нырнула» (с. Сонино Навашинского р-на). 

Примечательно, что в этом рассказе русалка ест яйцо – продукт, который язычники приносили в жертву некоторым духам и которым поминали умерших. Исследователи славянского язычества свидетельствуют, что яйца могли приносить в жертву и лешему: их оставляли на перекрестке дорог, когда искали пропавшую скотину, или отдавали колдуну, который знался с лешим (Черепанова 1996, с. 143). 

Леший – хозяин леса, покровитель зверей и птиц – является одним из самых распространенных и ярких образов нижегородской мифологии. Он не столько вредит людям, сколько проказничает и шутит. Леший умеет хохотать, аукать, свистеть, плакать как человек. Самые обычные проказы и «шутки» лешего заключаются в том, что он заманивает человека в лес, сбивает его с дороги, заводит в такие места, откуда никак не выбраться и т.п. В говорах Нижегородской области с этим мифологическим персонажем связаны следующие представления: 

«Леший в лесу живёт, кричит больно страшно, инда все звери боятся его» (п. Разино Лукояновского р-на), «В лесу-то леший, он людей пугает, грибы не даёт собирать» (с. Пикшень Большеболдинского р-на), «Леший в лесу людей с дороги сбивает» (с. Ревезень Перевозского р-на), «Бывало, встречали лешего, он, коль злой был, заведёт – не выйдешь» (с. Виткулово Сосновского р-на), «В лесу иной раз леший как ухнет – аж мурашки по телу бегом» (с. Елховка Шатковского р-на) и т.п.

Леший имеет в основном антропоморфный облик: «Леший водится в лесу, похож на человека» (с. Малая Поляна Лукояновского р-на), «Слыхала, леший как старик, вроде с бородой, да почти никто не видел его, кто знает, какой он» (п. Сарма Вознесенского р-на). По своей связи с лесом леший может иметь и зооморфный облик, чаще всего птицы, ср.: 

«Леший как птица грач, вся чёрная» (с. Хватовка Арзамасского р-на), «Леший может в птицу превратиться, в сову особенно, привязывается к человеку и летает за ним по лесу, чтобы напугать иль заплутать» (с. Княжево Вознесенского р-на), «В лесу-то попугай живёт. («Арзамас Н.Н.»).

Нижегородские народные верования, традиции и обычаи

В народной памяти до настоящего времени сохраняются уникальные факты, связанные с историей, религией и культурой наших предков. Это в полной мере относится к сфере народной мифологии. Мифологические представления и верования жителей Нижегородской области отразились в сельских обычаях, обрядах, деталях быта, в народном языке.

Мифология является продуктом развития общества в определенный исторический период. Однако в отличие от других общественных, исторически обусловленных явлений народные верования продолжают существовать порой долгое время и после того, как породившие их причины перестали действовать. В силу данной особенности многие верования, которые ведут свое начало с эпохи первобытнообщинного строя, с эпохи язычества, продолжают существовать и в наши дни. 

В последние годы в науке усилился интерес к славянскому язычеству – сложной, в некоторых отношениях противоречивой системе мировосприятия, мифологического сознания и ритуального действия. Эта система не была стерта или уничтожена пришедшим ей на смену христианством. Отдельные элементы язычества в более или менее чистом виде сохранились почти во всех этнических славянских зонах в разных формах славянской духовной культуры.

Самой яркой чертой нижегородской мифологии является христианско-языческий синкретизм – тесное переплетение христианских и языческих мотивов в самих мифологических образах и в соответствующих названиях. В нижегородской мифологии можно обнаружить следы различных языческих верований: фетишизма (поклонение неодушевленным предметам, которым приписываются сверхъестественные свойства), тотемизма (вера в сверхъестественное родство между человеком – с одной стороны – и животным и растительным миром – с другой), анимизма (олицетворение сил природы), культа предков и отдельных стихий. Почти все региональные мифологические персонажи представляют собой сложные образы, в которых переплелись элементы разного происхождения.

Переплетение древних фетишистских и анимистических представлений наблюдается в региональном мифологическом образе «красное колесо» «Было такое красное колесо. Если проедет у какого дома – быть там беде» (п. Ревезень Перевозского р-на). Вспомним в связи с этим символическое изображение в форме колеса Солнца – олицетворения той стихии, которая не только давала свет и тепло, но и могла приносить людям несчастья.

Отголоски древних представлений об одухотворении природы, растительного мира обнаруживаются в рассказах жителей нижегородских деревень о связи отдельных видов деревьев (например, дуба или засохшего, необычного дерева) с демонами – нечистой силой. «Да все они нечиста сила – и леший, и водяной, и домовой... Вон там два дуба есть, вот в полночь туда вся нечисть слетается» (с. Круглово Ардатовского р-на); «У нас перед Туркушами мост есть, вот там возле самой Лемети дерево сухое растёт – и не гнилое, а листьев нет. Мать говорила, что на этом дереве в полночь вся нечисть собирается» (с. Туркуши Кулебакского р-на).

В нижегородской мифологии сохраняются также некоторые черты тотемистических представлений. 

Элементы тотемизма прослеживаются, например, в земледельческом обряде «вырывания бороды» – пучка колосьев с поля. Исполнение этого обряда у наших предков сопровождалось особыми песнями, призывавшими на помощь волков, лисиц, медведей и других животных. По мнению исследователей, обряд этот связан с древнейшим славянским божеством Волосом (Велесом), который выступал покровителем охотников и скота.

В раннем своем воплощении Волос считался звериным богом, который принимал облик медведя. Предполагалось, что человеческий род ведется от бога, который показывался лишь в образе зверя, а потом снова удалялся на небо (сравним в связи с этим названия созвездий – «Большая Медведица» и «Малая Медведица»).

Обычай оставлять на сжатом поле пучок колосьев «Волосу на бородку» связан с верой древних славян в то, что предки, покоящиеся в земле, помогают ее плодородию. Таким образом, культ звериного бога оказывается тесно связанным и с культом предков. Интересно, что обозначение последней горсти колосьев – «Волосу на бородку» – известно только русским, у западных и южных славян его нет (Рыбаков 1981, с. 225). («Арзамас Н.Н.»).