Под властью «дома Омри»

Библейский текст ничего не сообщает о племенной принадлежности Омри (884–873 гг. до н. э.), более того, он даже не указывает имя его отца, что совершенно не характерно для носителей традиции, тем более что речь идет не о простом человеке, а об израильском царе.

На фоне исчерпывающих сведений о племенном и родовом происхождении Саула, Давида, Йаровама и даже Баши, то есть всех властителей, основавших или пытавшихся основать свои династии, полное молчание о родословии одного из самых известных израильских царей выглядит подозрительным.

Это дало повод ряду историков предполагать, что основатель знаменитой династии был неизраильского происхождения. Учитывая особую привязанность Омри и его сына Ахава к ханаанейскому культу Баала, не исключено, что новый царь, действительно, мог происходить из ханаанеев или амореев, которые составляли большинство населения Северного царства.

Интересно и другое: после Баши носители традиции вообще перестали указывать племенное или этническое происхождение очередного израильского царя, хотя и продолжали называть имя его отца. Очевидно, с течением времени различия как между самими северными племенами, так и между ними и ханаанейско-аморейским населением настолько стерлись, что акцент сместился на территориальную, областную принадлежность новых царей.

Все это свидетельствует о глубокой культурной и физической ассимиляции между израильскими племенами и ханаанейско-аморейским населением. Если ханаанейские и аморейские народы пережили «израилизацию», то древнееврейские племена, в свою очередь, сильно «ханаанизировались». Впрочем, по-другому и быть не могло, так как все эти западносемитские народы имели общее происхождение и говорили на одном и том же языке.

Новому царю потребовалась и новая столица: Тирца, детище Йаровама и Баши, его больше не устраивала. «И купил он у Шемера гору Шомрон за два таланта серебра, и застроил эту гору, и назвал город, который он построил, Шомроном (Самарией), по имени Шемера, владельца горы» (3 Цар. 16:24).

Таким образом, вся территория новой столицы стала личным владением дома Омри, что давало царю явные преимущества перед тем, что он имел в Тирце, обустроенной и населенной по потребностям Йаровама и Баши. Все три столицы Северного царства - Шхем, Тирца и Самария - были расположены неподалеку друг от друга, следовательно, отнюдь не их географическое положение являлось причиной переноса резиденции царя.

Как Йаровам в свое время, так и Омри хотели после расколов и гражданских войн обезопасить свою резиденцию от населения, связанного своими интересами с прежними царями и их политикой. Однако то обстоятельство, что новая израильская столица Самария находилась опять-таки на территории «дома Иосифа», свидетельствовало о полной поддержке, которой пользовалась новая династия со стороны этих влиятельных племен: вряд ли Омри рискнул бы построить свою новую резиденцию в окружении враждебного ему населения.

Новый царь был, несомненно, выдающимся политиком и полководцем своего времени. Не случайно он стал первым израильским царем, упомянутым в небиблейских источниках. Стела моавитского царя Меши называет его победителем и поработителем Моава, а ассирийские надписи времен царя Тиглатпаласара III величают Израильское царство не иначе как «домом Омри».

Этот царь оставил столь глубокий след в памяти других народов, что на протяжении многих лет Израиль ассоциировался в их глазах прежде всего с династией Омри. Вместе с тем библейский текст поразительно скупо говорит об этом выдающемся человеке, основателе одной из двух самых значительных династий израильских царей. Крайняя неприязнь левитов к царям этой династии - сторонникам культа Баала - вряд ли может что-либо объяснить.

Ведь сыну Омри, Ахаву, наиболее ревностному поклоннику Баала, носители традиции тем не менее посвятили несравненно больше внимания. Одной из возможных причин непонятного молчания о самом Омри является, вероятно, его неизраильское происхождение.

Как бы то ни было, Израильское царство даже при сравнительно недолгом двенадцатилетнем правлении Омри сумело не только стабилизироваться после переворота и гражданской войны, но и существенно усилиться в военном отношении. Израиль снова подчиняет себе заиорданские государства Моав и Аммон и успешно отражает атаки арамейского Дамасского царства.

Омри в корне меняет израильскую политику в отношении Иудеи: он отказывается от вражды и войн, характерных для правления Йаровама и Баши, и начинает строить с ней добрососедские взаимоотношения. Как ни парадоксально, но подлинный мир с Иудеей был еще одним косвенным свидетельством в пользу неизраильского происхождения Омри.

Ведь всем остальным царям - выходцам из израильских племен - была свойственна откровенная враждебность к своим южным собратьям. Новым направлением во внешней политике стал и союз с царем финикийского города Сидон Этбаалом. Этот союз был выгоден Израилю: он гарантировал надежный, дружеский тыл с севера и открывал новые возможности для участия в международной торговле, включая морскую.

Омри и его сын Ахав, как в свое время Соломон, вели обширное строительство и нуждались в большом количестве высококвалифицированных мастеров, которых можно было заполучить из финикийских городов.

Ахав (873–852 гг. до н. э.) стал самым известным и самым успешным царем из династии Омри. В своей внешней и внутренней политике он последовательно продолжал дело отца. Прежде всего, он укрепил союз с Финикией, женившись на Изевели, дочери сидонского царя Этбаала.

Содействие финикийцев помогло ему осуществить грандиозные планы строительства, в частности в новой столице - Самарии, в Мегиддо и Хацоре. Не меньшие усилия Ахав приложил для улучшения отношений с южным соседом - Иудеей. Чтобы упрочить новый союз, Ахав отдал свою дочь Аталию замуж за сына иудейского царя Йеошафата, который в дальнейшем стал не только политическим, но и военным союзником Израиля.

Оба эти союза - с Финикией и Иудеей - были призваны обеспечить тылы Израиля в его конфронтации с главным противником - Дамасским царством. Объективно противостояние Израиля и Дамаска представляло собой борьбу за гегемонию во всем сиро-палестинском регионе.

К сожалению, абсолютное большинство сведений, которые мы имеем об Ахаве, почерпнуты из Библии, а ее авторы были озабочены не столько политическими и военными, сколько религиозно-философскими проблемами того времени. Естественно, все царствование Ахава они рассматривали через призму его религиозной политики, в частности с позиций его отношения к культу Яхве и к северным левитам.

Но этот царь, как прагматик, ориентировался не на яхвизм и левитов, а на культ Баала и его жрецов, имевших тогда куда большее влияние на население его царства. Ничего удивительного, что он стал наиболее ненавистной для левитов фигурой, и библейский текст буквально переполнен беспощадной критикой в его адрес.

«И делал Ахав, сын Омри, неугодное пред очами Господа более всех бывших прежде него» (3 Цар. 16:30). Женитьба Ахава на язычнице, финикийской принцессе Изевели, была отрицательно воспринята носителями традиции, но еще большее их возмущение вызвало покровительство царицы ханаанскому культу Баала, главному в ее родной Финикии.

В годы правления Ахава этот культ стал основным и в Израильском царстве; вторым по значению стало поклонение Ашейре, ханаанской богине плодородия, которая рассматривалась в качестве супруги Баала: «И поставил он (Ахав) Баалу жертвенник в капище Баала, которое построил в Самарии. И сделал Ахав Ашейру, и делал Ахав то, что гневило Господа, Бога Израилева, больше, чем все цари израильские, которые были до него» (3 Цар. 16:32–33).

Менее влиятельный тогда культ Яхве и его жрецы-левиты были оттеснены в сторону, на второстепенные позиции, а храм Баала в Самарии стал претендовать на ту же роль в Израиле, которую играл иерусалимский Храм в Иудее. Естественно, что левиты не могли смириться с подобной ситуацией и выступили если и не прямо против Ахава, то, по крайней мере, против царицы-язычницы.

В ответ царь начал гонения на северных левитов, посмевших вмешаться в его политику и семейные дела, а Изевель, для которой левиты стали личными врагами, «убивала пророков Господних» (3 Цар. 18:13). Впервые в истории северных племен левиты были не только лишены всякого покровительства, но и вынуждены были скрываться, чтобы спасти свою жизнь. На фоне этих преследований началась отшельническая жизнь самого известного пророка Северного царства Илии (Элияху).

Но тут в историю вмешалась природа. Словно в наказание за преследование левитов, страну постигла сильнейшая засуха, начался голод. Это было бедствие, которое не раз происходило в Ханаане и в прошлом, заставляя предков израильтян уходить в Египет. Засуха и голод привели к народным волнениям и были истолкованы как наказание Господа за гонения на яхвистов, по крайней мере, левиты усиленно поддерживали эту версию в народе.

Часть населения и даже придворных царя была недовольна монопольным положением культа Баала и засилием сидонских жрецов. В стране вспыхнули голодные бунты, пусть и ограниченные по своим размерам, которые левиты сумели направить на жрецов Баала, не сумевших вызвать дожди.

Ахав не захотел в это время открыто встать на сторону жрецов Баала, чтобы не обратить на себя гнев народа, и многие служители этого культа были убиты. Самое крупное волнение у горы Кармель, близ современной Хайфы, возглавил пророк Илия. Он организовал там массовое избиение жрецов Баала и Ашейры и вынудил Ахава отказаться от преследований левитов.

Начавшиеся дожди способствовали полному триумфу яхвистов, которые не только восстановили свои позиции, но и на короткое время вытеснили культ Баала с позиций главной религии. Однако прекращение засухи и голода привело к умиротворению населения и к концу народных бунтов. После этого царская семья осмелилась снова обрушиться на левитов как на зачинщиков мятежей. Многие левиты были вынуждены опять скрываться, а их лидер и пророк Илия бежал на время в Иудею.

Воспользовавшись бурными событиями в Израиле, дамасский царь Бен-Хадад с огромным войском, включавшим армии зависимых от него правителей, вторгся на израильскую территорию и осаждил столицу Самарию. Ахав, сознавая неравенство сил, попытался примириться с арамейцами и выразил готовность стать их данником.

Однако Бен-Хадад, видя затруднительное положение израильтян, ужесточил свои условия: он потребовал огромную дань и семью Ахава в качестве заложников будущей лояльности израильского царя. Ахав отверг эти кабальные условия, и осада Самарии возобновилась. Тем временем на помощь израильскому царю подошли ополчения северных племен, и Ахав решился первым атаковать осаждавших его арамейцев.

Сражение произошло в сильно пересеченной местности, где арамейцы не смогли должным образом использовать свое численное превосходство. С другой стороны, гористая поверхность благоприятствовала израильскому племенному ополчению, состоявшему в большинстве своем из пехотинцев. В результате неожиданной атаки израильтян арамейцы потерпели полное поражение, а остатки их армии бежали в Дамаск.

Однако уже через год Бен-Хадад предпринял новое наступление на Израиль. На этот раз он, по совету опытных полководцев, поставил армии союзников под непосредственное командование своих военачальников, а главное, задумал устроить решающее сражение не в гористой местности, а на равнине, где он мог бы в полной мере использовать численное превосходство своей армии.

Новое столкновение произошло на равнине близ города Афек, на восточной стороне Тивериадского озера. Израильское войско, как и в прошлый раз, состояло из двух частей - постоянной армии царя и племенного (областного) ополчения. Вот как библейский текст описывает сражение:

«И стали лагерем против них арамейцев сыны Израиля, как два малых стада коз, а арамейцы наполнили страну… И стояли станом одни против других семь дней. В седьмой день началась битва, и сыны Израиля поразили сто тысяч пеших арамейцев в один день. Остальные убежали в город Афек» (3 Цар. 20:27, 29–30).

Вопреки ожиданиям арамейцев, равнинный характер местности им не помог. Сегодня, используя ассирийские источники, можно предположить, что численному превосходству арамейцев в коннице и пехоте израильтяне противопоставили собственное превосходство в колесницах.

Израильские колесницы, их возничие и кони считались одними из лучших на древнем Ближнем Востоке, ими восторгались даже ассирийцы, имевшие огромный опыт в военном деле. За разгромом арамейцев под Афеком последовал штурм самого города и капитуляция Бен-Хадада.

Ахав, однако, не жаждал мести. Победа над Дамаском привела не к подчинению бывшего врага, а к союзу с ним. Столь неожиданный поворот событий объяснялся появлением нового, куда более страшного и могущественного противника - Ассирии. Ассирийский царь Салманасар III (859–824 гг. до н. э.) уже вторгся в северную и центральную Сирию, и ни одно государство региона не могло противостоять ему в одиночку.

Необычайная жестокость ассирийцев, страшные опустошения, которые они производили, заставили объединиться между собой многие сирийские, финикийские и палестинские государства. Израиль, Дамаск и Хамат стали во главе антиассирийской коалиции, объединившей 12 государств. Эта коалиция успешно отразила несколько наступлений ассирийской армии и на некоторое время задержала продвижение Ассирии на запад: в южную Сирию, Финикию и Палестину.

К сожалению, все эти сведения известны нам только из небиблейских, точнее, из ассирийских источников. (Библия ничего не сообщает об антиассирийской коалиции, в которой главную роль играли Израиль и Дамаск.) В частности, ассирийские тексты дают очень интересную информацию о битве под Каркаром в 853 г. до н. э., в которой принимал участие и Израиль.

Согласно сведениям ассирийцев, Израиль выставил против них 2000 боевых колесниц и 10 000 пехотинцев, в то время как другой лидер коалиции, Дамаск, смог предоставить в распоряжение союзников 1200 колесниц и 20 000 пехотинцев. Вклад остальных участников антиассирийской коалиции был неизмеримо меньше.

Эти данные красноречиво говорят о значительной военной и экономической мощи Израильского царства. Очевидно, в период правления Омри и Ахава Израиль превратился в одно из сильнейших государств Сирии, Финикии и Палестины и, скорее всего, ничем не уступал своему традиционному врагу - Дамасскому царству.

На основании этих данных историки сомневаются в точности библейской информации о том, что в период царствования Омри Дамаску удалось захватить некоторые израильские города и заполучить выгодные условия для торговли. Как известно, после разгрома арамейцев под Афеком плененный израильтянами царь Бен-Хадад сказал Ахаву:

«Города, которые взял мой отец у твоего отца, я возвращу, и рыночные площади ты можешь иметь для себя в Дамаске, как отец мой имел в Самарии» (3 Цар. 20:34). Есть предположение, что эти слова попали в хронику царствования Ахава из периода правления другого израильского царя, тем более что составлялась книга Царств столетия спустя после описываемых событий.

Не исключено, что и неудачный военный поход на Рамот-Гилад, приписываемый Ахаву, тоже происходил в период правления другого царя, например его сына Йорама. Возможно, то же самое подозревали и сами составители книги Царств, поэтому в большинстве эпизодов и старались предусмотрительно не называть имени израильского царя.

Крайне неодобрительное отношение носителей традиции к Ахаву явно принижает и умаляет величие этого политика и полководца. Но как бы отрицательно не относились к нему библейские авторы, нельзя не признать, что объективно период его правления был годами экономического и военного могущества Израильского царства.

После смерти Ахава начинается быстрый упадок династии Омри и ослабление Северного царства. Сыну Ахава, Ахазии (852–851 гг. до н. э.), не удалось процарствовать и двух полных лет. Он получил серьезную травму при падении из верхней комнаты дворца и вплоть до своей смерти не мог подняться с постели.

Беспомощным состоянием царя воспользовались его данники, в частности Моав, который отпал от Израильского царства почти сразу же после смерти Ахава. Неудачно окончилась для Ахазии и попытка организации совместной с Иудеей торговой экспедиции в Офир за золотом.

Корабли, предназначенные для плавания, были разбиты бурей в Эцион Гебере (район современного израильского порта Эйлат), а от новой экспедиции иудейский царь отказался. Болезнь и краткосрочный характер правления не дали Ахазии должным образом проявить себя в качестве государственного деятеля.

Но, судя по тому немногому, что известно о нем, он пытался продолжать политику своего отца и деда, правда, куда менее успешно, чем они. Как и его отец, Ахазия отдавал предпочтение культу Баала, который и при нем оставался главным в Северном царстве. Не случайно Библия проводит прямую параллель между Ахазией и Ахавом: «Он служил Баалу, и поклонялся ему, и прогневал Господа, Бога Израилева, всем тем, что делал отец его» (3 Цар. 22:53).

В правление Ахазии тоже имели место гонения на левитов, в частности на их лидера - пророка Илию. Слуги царя не раз пытались заставить замолчать непокорного пророка, но расправиться с ним не решались, опасаясь народных волнений. В свою очередь, Илия не побоялся публично предсказать скорую смерть царя в качестве наказания за его слепую веру языческим богам.

Преждевременная смерть молодого царя оставила его без сыновей-наследников, поэтому израильский престол перешел к его брату Йораму (851–842 гг. до н. э.). Новый и одновременно последний царь из династии Омри первым делом постарался улучшить отношения с левитами.

Примечательно, что Библия признает: «он, хотя и делал злое в очах Господних, но не так, как отец и мать его. Он убрал статую Баала, которую сделал отец его» (4 Цар. 3:2). Если Ахав и Ахазия открыто конфликтовали с левитами и преследовали их главного пророка Илию, то Йорам не только отказался от гонений на яхвистов, но даже приблизил к себе их нового лидера - пророка Элишу (Елисея).

Но культ Баала остался по-прежнему основным в Самарии, а Элиша, хоть и получил легитимизацию при царском дворе, отнюдь не пользовался статусом первосвященника или главного пророка. Таким образом, не стоит переоценивать примирительные жесты израильского царя.

И все же тот факт, что Йорам вынужден был считаться с левитами, свидетельствовал о росте влияния яхвизма, его священнослужителей и пророков среди населения Северного царства. В любом случае, достаточно прочное положение Элиши коренным образом отличалось от тяжелой доли Илии. Если Илия вынужден был скрываться от преследований большую часть своей жизни, то Элиша был столь почитаем при царском дворе, что мог предлагать другим покровительство царя и его военачальников.

Главной задачей внешней политики Йорама было сдерживание Дамаска. Если в первую половину его правления войны с арамейцами шли с переменным успехом, то позднее их исход все чаще был не в пользу Израиля. Царствование Йорама пришлось на годы власти Бен-Хадада II и Хазаэля, когда арамейское Дамасское царство неуклонно набирало силу, постепенно превращаясь в главную державу Сирии и Финикии.

В этот период баланс сил между Израилем и Дамаском существенно меняется в пользу последнего, и Северное царство переходит от активной наступательной политики, характерной для времен Омри и Ахава, к глухой обороне. Арамейцы неоднократно осаждают Самарию, однако взять ее им не удается.

Противоборство с арамейцами осложнялось и природными бедствиями в Северном царстве. Как и во времена Ахава, страну постигла целая череда засушливых лет, которые привели к голоду и массовому оттоку населения в соседние государства. Библейский текст (4 Цар. 8:1) говорит о семи годах голода, и это только за двенадцать лет правления Йорама!

Как и при Ахаве, арамейцы прекращали военные действия против Израиля лишь тогда, когда Дамаску угрожала Ассирия или ее союзники. Но перемирия и дружественные отношения с ними моментально заканчивались, как только отпадала непосредственная угроза Дамаску.

В библейском тексте остались неясные упоминания о том, что арамейцам приходилось снимать осаду с Самарии, когда они получали известия о вторжениях вражеских войск в их земли (4 Цар. 7:6–7). В те годы Израиль и Ассирийскую державу разделяли земли южной и центральной Сирии, которые находились под властью Дамаска, так что на первых порах наступление ассирийской армии угрожало не столько Израилю, сколько Дамаску, и тем самым спасало Северное царство от агрессивного соседа.

На некоторое время вторжения арамейцев прекратились из-за внутренних неурядиц в Дамаске. Тяжелобольной царь Бен-Хадад II был убит своим же военачальником Хазаэлем, но у узурпатора нашлись и другие соперники, оспаривавшие его права на престол. Воспользовавшись междоусобной борьбой в Дамаске, израильский царь Йорам попытался отвоевать у арамейцев часть северного Заиорданья - Рамот-Гилад, принадлежавший ранее Израилю.

Однако Хазаэль сумел быстро взять верх над своими внутренними противниками и встретил Йорама во главе большого войска. Нам неясен исход битвы под Рамот-Гиладом, но известно, что израильская армия оставалась в этом районе и после сражения с арамейцами. Сам Йорам был серьезно ранен и увезен в свою резиденцию в Изреэль, город, расположенный в одноименной долине.

Еще до сражения под Рамот-Гиладом Йорам предпринял попытку вновь подчинить Моав, отпавший от Израиля после смерти Ахава. В поход против взбунтовавшихся моавитян Йорам пригласил и своего союзника, иудейского царя Йеошафата. Обоих царей сопровождали отряды правителя Эдома, зависимого тогда от Иудеи.

В библейском тексте уделено немало внимания этому совместному походу, что связано с присутствием в войске пророка Элиши. Сам факт его участия в военном походе Йорама говорит об официальном статусе Элиши в качестве пророка царя. Вместе с тем в этом же походе участвовали и пророки Баала, с которыми израильский царь советовался в первую очередь (4 Цар. 3:11–13).

Библейское изложение этой военной экспедиции носит крайне противоречивый и запутанный характер. Вероятно, война сопровождалась большими трудностями. Войска сильно страдали от жажды в пустыне, и между союзниками вспыхивали разногласия как из-за раздела добычи, так и по поводу тактики ведения войны.

Очевидно и другое: несмотря на тяжелые климатические условия и ожесточенное сопротивление моавитян, союзники одержали ряд побед над ними. Моавитяне явно были на грани полного поражения, если их царь в отчаянии был вынужден принести во всесожжение своего сына-первенца прямо на крепостной стене последнего оставшегося у него города.

Но дальше произошло нечто непонятное. Книга Царств обрывает изложение похода и заканчивет повествование неясной фразой: «И был гнев большой на израильтян, и они отступили от него, и возвратились в свою землю» (4 Цар. 3:27). К счастью, имеется еще один, небиблейский, источник, который может прояснить случившееся. Речь идет о стеле Меши - того самого моавитского царя, против которого и был направлен совместный поход.

Согласно надписям Меши, относящимся примерно к 840–830 гг. до н. э., Моав был завоеван израильским царем Омри, а освободился в середине царствования сына Омри, имя которого не названо. Царь Меша говорит о 40 годах, в течение которых Моав оставался данником Израиля. Если исходить из этой цифры, то тогда получается, что освобождение этой страны пришлось не на время царствования сына Омри, Ахава, а на период правления его внука Йорама.

Согласно Библии, основатель династии - Омри - правил 12 лет, его сын Ахав - 22 года, его первый внук Ахазия - менее двух лет, а второй внук Йорам - 12 лет. Таким образом, окончание сорокалетнего периода зависимости Моава приходится приблизительно на середину правления Йорама. Скорее всего, поход Йорама в Моав, о котором повествует Библия, действительно произошел именно в это время.

Но что же собственно спасло царя Мешу от полного поражения, после того как он принес в жертву своего сына-наследника? И как понять неожиданный уход израильтян накануне их полного военного триумфа? Библия объясняет это «большим гневом на израильтян», и, как ни странно, царь Меша приводит объяснение того же рода: он благодарит бога Кемоша за его вмешательство. Кто же на самом деле пришел на спасение моавитянам?

Зная политическую обстановку того времени, нетрудно догадаться, что, вероятнее всего, это были арамейцы, которые, воспользовавшись уходом Йорама в Моав, вторглись на территорию Израиля. Было ли это нападение совершено по собственной инициативе Дамаска или по просьбе царя Моава, нам вряд ли когда-нибудь будет известно. Но мы знаем, что подобный сценарий уже не раз повторялся в истории этого региона.

Например, когда израильский царь Баша напал на Иудею и пытался взять Иерусалим, иудейский царь Аса с помощью богатых даров склонил арамейцев к вторжению в Израиль и тем самым заставил израильтян поспешно уйти из его страны. Нечто подобное имело место и в этом случае: получив известие о нападении врагов на его страну, Йорам немедленно снял осаду и поспешил навстречу арамейцам.

Между прочим, в библейской версии имеется косвенное подтверждение именно такого сценария: «И увидел царь Моава, что битва одолевает его, и взял он с собою семьсот человек, владеющих мечом, чтобы пробиться к царю Эдома, но не смогли они» (4 Цар. 3:26). Почему моавитяне, пытаясь переломить ход сражения, стремились убить именно правителя Эдома, второстепенную фигуру, данника Иудеи, а не израильского или иудейского царей, тех, кто на самом деле командовал армией?

Ответ напрашивается сам собой: потому что ни израильского, ни иудейского царей уже не было; они поспешно ушли, оставив вместо себя небольшие силы под командованием наместника Эдома. Именно ему было приказано добить моавитян, чего он так и не сумел сделать. Как известно из дальнейшей истории, ни у Йорама, ни тем более у его непосредственных преемников уже не имелось возможностей для нового покорения Моава.

Все они с трудом сдерживали возраставшую экспансию Дамасского царства. Царь Меша был совершенно прав, давая понять в своей стеле, что он получил полную свободу рук в отношении соседних израильских городов, относившихся к заиорданскому племени Гад. Израильтяне из этого племени остались, действительно, без поддержки своего царя, армия которого была занята либо в войнах с арамейцами, либо в совместной коалиции с ними против наступавшей Ассирии.

Именно здесь лежит разгадка чудесного спасения Меши и его побед над израильскими городами в центральном Заиорданье. Ничего удивительного, что об этом важном обстоятельстве царь Меша умолчал: трудно хвастаться чужой поддержкой; но с другой стороны, он был по-своему прав, когда благодарил моавитянского бога Кемоша за посланную ему помощь.

Почему же библейский текст не указал подлинную причину ухода израильтян из Моава? Вероятно, обрыв повествования с неясной концовкой напрямую связан с престижем пророка Элиши, который предсказал, что «Моав будет предан в руки израильтян» (4 Цар. 3:18). Однако, несмотря на ряд побед, пророчество не сбылось, а как бы критически авторы Библии не относились к царям из династии Омри, пророческий дар Элиши был для них вне всякого сомнения.

Некоторые историки противопоставляют данные стелы Меши библейскому повествованию о походе царя Йорама в Моав, утверждая, что более достоверный, с их точки зрения, моавитский источник опровергает библейскую версию. Однако такое противопоставление является результатом формального подхода к источникам.

Нужно принять во внимание, что царь Меша дает своего рода краткий исторический обзор покорения Моава Израилем и освобождения страны от подчинения израильским царям, в то время как библейская версия представляет собой всего лишь один из эпизодов этой чуть ли не полувековой эпопеи.

Естественно, приравнивать целое к одной из его частей невозможно - два этих источника не противоречат друг другу, а взаимодополняют. Причем, оба они не сообщают подлинную причину поспешного ухода израильтян из Моава и ссылаются либо на гнев всемогущего Бога, либо на милость языческого божества.

Йорам оказался последним израильским царем из династии Омри. Его ранение в битве с арамейцами и вынужденное отстранение от управления государственными делами сыграли роковую для него роль: приближенные царя составили заговор и лишили его престола и жизни.

Многие историки полагают, что причины свержения династии Омри кроются в социальной напряженности в стране и в недовольстве населения насаждением культа Баала. Эта точка зрения навеяна библейским повествованием о борьбе израильских пророков Илии и Элиши против языческих культов, доминировавших в период правления царей этой династии, и основана на обличении ими несправедливости и произвола со стороны Ахава и Изевели.

В действительности, заговор, который возглавил военачальник царя, Йеху, вряд ли серьезно отличался от предшествующих переворотов, совершенных Башой или Зимри. Реальным отличием можно считать лишь активное участие в нем левитов, включая самого Элишу. Переворот не был результатом народного восстания или социального движения, а представлял собой не более чем борьбу за власть внутри правящей элиты.

Участие в нем левитов добавило лишь религиозную окраску, которая отсутствовала в предыдущих переворотах. Сам Йеху в отличие от Омри был израильского происхождения, но этот факт вряд ли имел серьезное значение во второй половине IX в. до н. э., так как процесс взаимной ассимиляции между древнееврейскими племенами и ханаанейско-аморейским населением зашел уже настолько далеко, что этнические и культурные различия между ними стали несущественны.

Куда более важными вещами считались престиж самого царя, поддержка армии, племенной и областной аристократии. В этом плане Йораму повезло значительно меньше, чем его отцу и деду: ему тоже пришлось вести много войн, но они были куда менее успешными. При нем сократилась территория Израильского царства.

Отпал Моав, арамейцы захватили часть северного Заиорданья. Как следствие, уменьшились доходы и военная добыча. В отличие от Иудеи в Израиле не укоренилась ни одна царская династия, подобная давидидам, поэтому каждый влиятельный военачальник считал себя вправе лишить престола царя, потерявшего поддержку армии и придворных.

Что касается социальных и религиозных протестов, то они были гораздо сильнее выражены во времена отца Йорама, Ахава, но это тем не менее не лишило последнего власти, так как он проявил себя удачливым полководцем и успешным государственным деятелем. Йорам, со своей стороны, улучшил отношения с левитами и в период своего правления куда меньше сталкивался с социальными и религиозными волнениями, чем его отец. Однако это не спасло его от переворота и кровавой расправы.

Самым значительным достижением Йорама было поддержание хороших, в прямом смысле родственных, отношений с Иудеей и укрепление военно-политического союза с ней. Именно в годы правления Йорама царские дворы обеих стран максимально сблизились и породнились: иудейский престол принадлежал тогда зятю Йорама, Йеораму, женатому на дочери Ахава, Аталии.

Оба царя, израильский и иудейский, имели одно и то же имя, которое произносилось двояко (Йорам-Йеорам). Несколько позднее царем Иудеи стал Ахазия, который приходился родным племянником израильскому царю Йораму. Оба царства настолько сблизились, что это дало почву для спекуляций историков о подчинении Израилем Иудеи и даже о том, что израильский царь Йорам и иудейский Йеорам были якобы одним и тем же лицом.

Если бы первое или второе действительно имело место, то носители традиции не оставили бы без внимания столь вопиющий шаг ненавистной им династии Омри - поклонников культа Баала. Тесные союзнические отношения, установившиеся между Израилем и Иудеей, родство между их правящими династиями были идеальной формой союза между северными и южными племенами.

В историческом плане как объединение в рамках одного государства, так и вражда между этими племенными группами представляли собой крайности; куда более естественными являлись союзнические отношения, скрепленные родственными узами. Возможно, что такой характер отношений между ними преобладал в доегипетский период жизни в Ханаане и во время пребывания в Египте.

Однако израильская племенная аристократия, помнившая об унижениях, нанесенных ей давидидами, рассматривала породнение царских дворов не столько как политический успех Йорама, сколько как опасную связь с домом Давида, направленнную против ее собственных интересов.