Один из хабаровских ученых-биологов Владимир Маркиянович Сапаев как-то сказал мне: «Тайга полна акустических и оптических обманов». Наш разговор состоялся после одного из опаснейших моих одиночных путешествий в центральный Сихотэ-Алинь, предпринятого с целью обнаружить там следы «снежного человека».
Людская молва об обитающем в непроходимых дебрях тайги гоминиде не воспринимается всерьез учеными-биологами. Слишком уж он скрытен. Однако вопреки здравому смыслу и научным фактам, в глубине души таится надежда: «А вдруг?». Вероятность этого «а вдруг…» уменьшается с каждым годом и тем быстрее, чем больше экспедиций работает в отдаленных таежных районах, чем глубже человек проникает в тайгу.
Все меньше остается неосвоенных территорий, да и там изредка появляются люди – геологи, туристы, охотники-промысловики. Информация от первых двух категорий «тайгобродов» может вызвать сомнения, но охотники - как правило, следопыты, знающие повадки диких животных. А это внушает доверие к наблюдениям охотников. Их рационализм и здравомыслие гарантируют адекватность оценки любой непредвиденной ситуации.
Тем не менее, случается такое, чему трудно найти объяснение, кроме как «тайга полна акустических и оптических обманов». Объяснение находится гораздо позже, а бывает и вовсе не находится. Такая ситуация способна вызвать чувства неопределенности и растерянности, и даже чувство внешней угрозы, исходящей от неизвестной природы.
Вот, например, один из рассказов охотника-профессионала Александра Николаевича Ульянова – друга юности моего отца. Охотничье зимовье он срубил в верхнем течении реки Бикин. Там и промышлял зверя, добывал пушнину. Одним из зимних дней он еще засветло сварил себе пельменей на ужин и вынес наружу в котелке остудить. Чтобы не терять время попусту, охотник стал на лыжи и направился к реке по хозяйственным делам.
С утра небо хмурилось, а к вечеру и вовсе потемнело. Быстро смеркалось, в воздухе закружились снежинки. Вскоре снегопад усилился, и охотник по накатанной лыжне возвратился к зимовью. Однако котелка на месте не оказалось. Что представлялось совсем странным, вокруг не было заметно никаких следов ни зверя, ни постороннего человека. Ульянов обследовал каждую пядь вокруг зимовья, но котелок как сквозь землю провалился.
Здравомыслящий человек, он не очень-то верил в чудеса. Практический опыт и логика причинно-следственных связей в природе подсказывали, что здесь не обошлось без вмешательства постороннего существа. А живые существа оставляют следы. Но следов на этот раз не было. Снег, начавшийся накануне, не смог бы так быстро занести следы человека или крупного животного, если уж предположить совсем невероятное, а мелкому зверьку не поднять котелка с пельменями. Что за чертовщина?
Ульянов был человеком огромной физической силы. Будучи уже в пожилом возрасте, мог взвалить на плечо лодочный мотор и нести его полкилометра до реки (в другой руке он нес канистру с бензином). Охотился в одиночку и без собаки, чтобы не подвергаться заведомой опасности со стороны амурских тигров, для которых собака – любимое лакомство. Тайга междуречья Бикина и Имана (ныне река Большая Уссурка), изобилующая крупным зверем – изюбром, кабаном и медведем – не оставляла его без добычи. В двадцатых годах ему приходилось добывать тигров. В моем архиве хранится ксерокопия фотографии, на которой заснят молодой Ульянов с группой односельчан рядом с убитым им крупным хищником. С установлением запрета на отстрел этой редкой кошки, Ульянов по договору отловил несколько молодых тигров.
Поскольку Ульянов охотился без напарника, в одиночку, с ним нередко случались, как он выражался, забавные истории. Строго говоря, эти «забавные истории», может быть, казались забавными ему, сильному и решительному человеку, но у слушателей иногда в глазах мелькали искорки ужаса. Быт дальневосточного охотника таков, что ему приходится почти ежедневно сталкиваться с неожиданностью и даже со смертельной опасностью. Относительное благополучие достигается физическим напряжением и риском.
Случай с исчезнувшим котелком не зря насторожил Ульянова. В годы гражданской войны он служил в повстанческой армии Я.И.Тряпицина, впоследствии обвиненного хабаровскими большевиками и расстрелянного. Ульянову тоже грозила смерть (всего было арестовано около 450 человек), но ему удалось бежать из-под стражи в Приморскую тайгу. О трагедии 23-летнего командующего регулярной Красной Армией николаевского фронта Якова Ивановича Тряпицина, ставшего жертвой интриг в большевистском лагере, рассказано в исследовании почетного доктора истории ДВ НАН, известного хабаровского краеведа, военного топографа полковника Г.Г.Левкина «Волочаевка без легенд».
Он пишет об упомянутом мной эпизоде так: «…следом двинулся отряд Н.К.Павлова, имея тайный приказ об уничтожении вышедших из Керби арестантов и освобожденных. На стане Рога (близ Горелого) арестованные обезоружили охрану, которая присоединилась к арестантам, и все вместе ушли в тайгу». В скором времени из поселка Керби (ныне пос. им. Полины Осипенко) на станцию Звеньевую в Приморье перебрались и Мурашевы, младший сын которых Миша дружил с Шурой Ульяновым. Ульянов на несколько лет затерялся в отрогах Сихотэ-Алиня, но призрак ОГПУ, по-видимому, не оставлял его. В его подсознании закрепилась мысль, что опасность, исходящая от безумной власти, может принимать совершенно неожиданные формы. Шутка в этом случае была исключена: кто-то, у кого были на то основания, скрывается в тайге и этот кто-то, разумеется, не является «снежным человеком».
Котелок с пельменями Ульянов обнаружил на чердаке зимовья. Вначале это озадачило охотника. Он насторожился, зарядил старенькую берданку. Теперь по дрова к поленнице он шел вооруженный, внимательно вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Однако ночь прошла спокойно, а тщательное обследование днем подходов к зимовью наводило на мысль о «хулиганстве» какого-то некрупного зверька. Но какого? По крайней мере, это не происки ОГПУ, решил он, исключая самую неукротимую и непреодолимую, по его мнению, в жизни опасность для свободного человека. Впоследствии он установил, что его беспокойство вызвано проделками дальневосточной куницы и шутил над своей мнительностью, рассказывая об этом эпизоде.
Пристрастия некоторых диких животных и проворство, с каким они выполняют свои намерения, порой доставляют немало хлопот путешественникам. Однажды после ночевки в хорской тайге у меня исчез чехол от пилы-ножовки. Чем-то он приглянулся таежному зверьку. Поиски оказались тщетными, чехол исчез безвозвратно. О проделках мелких грызунов и говорить не приходится. Они мгновенно используют к своей выгоде малейшую вашу оплошность. Не успели вы разжечь костер, как рядом появляется любознательный бурундук. Это знак свыше добродушному путешественнику: береги продукты! Он может прогрызть полиэтиленовую бутылку с подсолнечным маслом, аккуратно развернет конфетные обертки, а конфеты унесет к себе в норку, если крышка банки не плотно прижата, «погостит» в вашем рюкзаке, похозяйничает у костра в поисках съестного.
В зимовьях охотники подвешивают продукты под потолком, но и здесь нет полной гарантии сохранности, ведь таежные зимовья служат прибежищем грызунам на период холодов. Обычно донимают мыши. Зверьков пытаются уничтожить рамочными давилками и плашками, но одна-две хитромудрые особи остаются. Они быстро усваивают распорядок дня охотника. Не успеешь разложить на столе припасы, как мышка уже наблюдает в щелку и по известному ей одной ходу между обшивкой перебегает поближе к столу, высовывает мордочку и норовит что-нибудь утащить.
Полевые мыши иногда совсем не боятся человека. Ночью шуршат в вашем рюкзаке у изголовья, находят там какие-то крошки. Посветишь фонариком, мышь даже хвостом не поведет. Дотянешься до нее прутиком, постучишь – отбежит и снова принимается за свое. Для охотников эти зверьки ненавистные вредители, для городских жителей – вызывающие брезгливость опасные разносчики инфекции. Тем не менее, это неотъемлемая часть окружающей природы, полезная и вредная, терпимая и опасная одновременно и неизбежная тоже.
Так воспринимает природу человек. А животное? Для них ваша ночевка как бы счастливая находка. Ранней весной, если случается заночевать рядом с мочежиной, обязательно к костру приковыляет жаба и устроится у вас под боком. Причем она активно выражает неудовольствие и упирается, когда вы пытаетесь спровадить это земноводное обратно в лужу. Поздней весной и в начале лета ночевать в дальневосточной тайге на подстилке у костра становится опасно по другой причине. В этот период начинают проявлять активность дальневосточные змеи, в том числе ядовитые – гадюки, щитомордники. Обычно сооружается настил из жердей на десять-двадцать сантиметров от поверхности почвы, на настил кладется подстилка из травы или коврик. Заползшая под настил змея чувствует себя в безопасности и не проявляет агрессии. Важно не лезь утром под настил рукой.
Об одном из курьезов, случившимся с ним, Ульянов рассказал своему другу юности подполковнику Михаилу Георгиевичу Мурашеву, тоже удачливому охотнику-любителю. Через несколько десятков лет друзья юности встретились в городе Вяземском. Тогда Ульянов и рассказал о пережитых им лишениях. Разговор зашел об охотничьем оружии. Мурашев продемонстрировал другу охотничий «Зауэр», а Ульянов посетовал, что его старая берданка, с которой он охотился много лет, однажды стала бросать пулю (уводить от цели) и это не раз оканчивалось неожиданностью, пока не сменил ее на новый карабин.
Как-то осматривая берег реки из-за берегового залома (нагромождения стволов деревьев во время паводка), он заметил бурого медведя, подходившего на расстояние выстрела. Ульянов прицелился и выстрелил. Медведь взревел и бросился к залому, но, не доходя нескольких метров до стрелявшего, остановился и продолжал реветь. Поведение зверя было необычным. Вторым выстрелом охотник положил его.
- Почти полностью снял шкуру, а место первого попадания никак не найду. Что за чертовщина? – рассказывал он. – Оказалось, пулю бросило, и она попала прямо в пятку медведю.
Такая же неудача произошла с ним однажды во время охоты на уссурийских кабанов. В дальневосточной тайге еще встречались секачи весом более двадцати пудов. Обычно на таких не охотились. Даже «хозяин тайги» амурский тигр избегал нападать на этих гигантов. Стада кабанов в уссурийской тайге в тридцатых годах еще были многочисленны. На этот раз стадо двигалось по склону сопки в распадок, где устроил засаду охотник. Когда дикие свиньи подошли совсем близко, Ульянов выбрал годовалую свинью. Пуля прошла в стороне от убойного места. После выстрела он попытался перезарядить берданку, но патрон перекосило, и в патронник он не подавался. Свинья развернулась и бросилась на охотника. Весь этот эпизод длился мгновение. За доли секунды охотник успел вынуть нож.
- Я схватил ее за загривок и, удерживая рукой, ударил ножом под лопатку.
Мы с младшим братом тоже слушали эти рассказы. Человек говорил о невероятных вещах так просто, как будто это был какой-то заурядный случай. Попробуйте-ка удержать за загривок раненого кабана! Кто бы мог предположить тогда, что этот опыт поможет мне однажды в глупейшей ситуации, в которой я очутился по легкомыслию.
В то время я работал в отделе физики ближнего космоса в должности старшего инженера. Фактически был заместителем заведующего лабораторией распространения радиоволн. Зарплаты ученых были несоизмеримо ниже зарплат кочегаров котельных. Чтобы как-то выживать, я решил купить на базаре поросенка и откормить его. Мы с мамой по очереди носили ему еду три раза в день. К осени он превратился в приличного кабана весом около восьмидесяти килограмм. Небольшой опыт «общения» с дикими кабанами у меня к тому времени уже был, но забивать домашних свиней «швайкой» (узкий, длинный нож) мне не приходилось. Казалось, проще стрелять.
Почему-то я решил, что череп домашней свиньи не такой прочный как у дикого кабана. Разумеется, мне в голову бы не пришло стрелять дикого кабана в лоб. А здесь, рядом, в упор… В общем, не долго думая, я взгромоздился на загородку из жердей в тесном, низком хлеву и выстрелил своему кабану прямо в лоб из ствола шестнадцатого калибра. Разумеется, охотничий нож был при мне.
Дальнейшие события исчислялись долями секунды. Прогремел выстрел, одновременно что-то шмякнулось о стенку хлева. Кабан упал на полусогнутые передние ноги, но на его лбу вместо раны была заметна лишь вмятина. Через мгновение кабан начал подниматься, и я понял, что сейчас он разметает и загородку, и сидящего на ней «охотника». Я буквально слетел с загородки и, заломив переднюю ногу кабана, ударил его ножом под лопатку.
Оказалось, нож был недостаточно длинный, чтобы поразить сердце, и мне пришлось изрядно повозиться, прежде чем кабан затих. Я стал искать пулю, и нашел ее у стенки хлева сплющенной как клякса. Разумеется, если бы не услышанный в детстве рассказ Ульянова, я бы растерялся и не знал, как действовать в подобном случае. Охотничьи рассказы Ульянова запали в душу. Тогда же я смастерил из дерева ножны для своего таежного ножа. Ульянов очень серьезно осмотрел ножны, в целом одобрил, хотя и нашел их несколько толстоватыми.
2. Горожане в тайге
Однажды в первый же день сплава по реке Улун, впадающей в Кур, мы прокололи на перекате обе резиновые лодки и причалили к берегу. Мы – это четверо хабаровчан, из которых мне была отведена роль этакого «гаранта безопасности» с ружьем. Недалеко от места аварии оказалось старое, заброшенное зимовье. Печки в зимовье не было, но сохранились стены, крыша и дверь, и наша группа решила заночевать в нем, исключая меня, так как я обычно располагался на ночь у костра.
Опускались сумерки. Тихо журчала вода на плесе. Издали доносился слабый шум переката. На востоке над вершинами деревьев темнели южные отроги хребта Джаки-Унахта-Якбыяна. В 1917-1918 годах эту территорию исследовал дальневосточный путешественник В.К.Арсеньев. Этот поход впоследствии сыграл роковую роль в его жизни. В настоящее время река Кур с притоками является излюбленной трассой для туристических экскурсий.
От железнодорожной станции Санболи в Кур-Урмийскую тайгу проведена хорошая грунтовая дорога, по которой на попутных лесовозах можно попасть в верховья Ярапа, Нирана, Улуна и других притоков. Вывоз леса в этом районе ведется по склонам Куканского хребта, куда проложены зимники и тракторные пути. Мое знакомство с Кур-Урмийским районом не ограничивается сплавами. В 2002 году я предпринял попытку пройти к Куканскому хребту в конце лета, окончившуюся неудачно, - пришлось возвращаться через поселок Победа по причине участившихся циклонов.
Из крупных хищников по реке Кур часто встречается бурый медведь, обитают в этом районе волки. Нередко можно увидеть на берегу медведя, сохатого или изюбра. Кур - заповедная река. В толще ее вод и на перекатах обитают ленки, хариус и таймени, достигающие здесь веса более шестидесяти килограмм. Это одно из мест обитания чешуйчатого крохаля. Словом, окружающая местность была нам интересна во всех отношениях. Когда мы расположились у костра, солнце едва касалось горизонта, но прибрежная тайга уже притихла в ожидании глубокой осенней ночи.
- Слышите, похоже на рычание медведя? – насторожился один из нас. Прислушались. Подозрения были вполне оправданы, так как незадолго до остановки передовая лодка вспугнула бурого медведя.
- Скорее всего, это рокот моторов. В нескольких километрах проходит лесовозная трасса к таежному поселку Победа, – предположил я, но настороженность туристов не исчезла. Тогда я тихо прошел по тропе вдоль берега с ружьем, присматриваясь к следам и прислушиваясь. Свежепримятой травы не было заметно, по тропе давно никто не ходил. Возвратившись к костру, сообщил товарищам о своих наблюдениях. Вопреки всему друзья уверяли, что опять слышали рычание. И это, по их словам, рычал ни кто иной, как сам медведь. Впоследствии, после нескольких дней сплава, наши рыболовы вновь видели небольшого медведя – пестуна, спускающегося с дерева неподалеку от табора, но это было в нескольких десятках километров ниже устья Улуна.
- Тайга полна акустических и оптических обманов, - заверил я товарищей. Однако предположение, что рядом с табором бродит медведь (разумеется, теоретически вполне возможное в окружающей безлюдной местности) уже завладело воображением группы.
Среди горожан немало таких, кто знает о тайге лишь по книгам да по пикникам в пригородном лесу. Однако жители небольших поселков, как правило, - грибники, ягодники, охотники и рыболовы. Трудно удержаться, когда богатая природа начинается сразу за последними участками домовладений. Может быть, поэтому многие дальневосточные ученые избрали областью своей деятельности краеведенье и охотоведенье, биологию и лесоводство, ботанику и сельское хозяйство. Даже те из коренных дальневосточников, которые впоследствии становятся руководителями крупных предприятий и государственных органов, с детства проходят школу общения с природой.
Мои спутники тоже были не новички в тайге и на сплавах по горным рекам, на рыбалках и утиной охоте. И с опасностями они сталкивались не раз, и учились на своих ошибках. Так что в данный момент их опасения, может быть, были вполне оправданы. Тем не менее, случаю не придали особого значения: если и будет ночью ходить медведь вокруг зимовья, то где же еще ему ходить, как ни в тайге?
- Однажды со мной история приключилась, - начал свой рассказ один из нашей группы - Владимир, когда была выпита первая чарка «за благополучный переход перекатов». – Страха набрался! Ситуация была похожая, только вокруг не тальники, а еловый лес. Вышел ночью из зимовья по естественной надобности, смотрю, – совсем рядом медведь стоит под елью. У меня от страха волосы на голове поднялись. Приседаю, а медведь на дыбы медленно так поднимается, вот-вот на меня упадет. Не помню, как добрался до зимовья, дернул за кольцо и оторвал леску, за которую оно было привязано. Чувствую, медведь уже в спину дышит. Кое-как открыл двери, бужу своих товарищей, а голоса нет. Когда светать стало, выглянули наружу. Вот смеху было! Оказалось, за медведя в темноте я принял пушистую елочку.
Каждый вспомнил свои первые таежные страхи и курьезные случаи со знакомыми. Мне тоже было что вспомнить. Мне было уже 26 лет, когда я впервые попал в отроги хребта Станового в верховья реки Брянта. Двое спутников еще засветло ушли на лодке вверх, чтобы поутру сплавиться к зимовью, а по пути добыть зверя. Я же высадился в устье небольшой речки Угагли, где были замечены свежие следы сохатого.
Вместе с тем, в этом распадке произошли какие-то необъяснимые события с установленным нами ранее самострелом. Вот я и устроил засаду, одновременно задавшись намерением «живьем» выяснить, кто же здесь хозяйничает. Когда начало смеркаться, мне показалось, что мое укрытие весьма ненадежно, ведь на сохатого может охотиться и медведь…
С такими мыслями я перебрался с каменного развала на ближайшую невысокую раскидистую сосну. Ночь выдалась темная, временами рядом потрескивали сучья, но различить что-либо было невозможно, а стрелять наугад я не торопился. Ночью случились заморозки, нередкие в начале июня. Мои спутники коротали время у костра несколькими километрами выше по течению, а я продрог до костей, сидя на дереве.
Спускаться вниз было, с одной стороны, неразумно, с другой – потрескивание сучьев, кажущееся ощущение близости осторожного зверя… Страх – не страх, а какое-то чувство неизбежной опасности овладело мной, и я решил в таком состоянии дождаться рассвета. Не знаю, чем бы кончилась эта засада. С берега послушался удар весла о борт алюминиевой лодки – самосплавом подошли спутники. С лодки покричали и предложили мне спускаться. Чтобы снять оцепенение, я выстрелил вверх и, убедившись, что вокруг никого нет, спустился к лодке. Спутникам сказал, что выстрел произошел случайно.
Впоследствии мне много раз приходилось охотиться на солонцах с лабаза. Чаще это был простой настил из жердей, укрепленный в развилке дерева, но иногда охотничий лабаз представляет в определенном смысле капитальное сооружение. Под раскидистой елью вкапываются четыре жерди, на них кладется настил, оснащенный высоким бортиком. На лабаз охотник поднимается по лестнице, теплую одежду обычно складывает в полиэтиленовый мешок и оставляет на лабазе.
Вот на таком «комфортабельном» лабазе, устроенном в труднопроходимой чаще уссурийской тайги, мне пришлось однажды коротать осеннюю ночь. Несмотря на видимые предвестники перемены погоды, я понадеялся на авось: часто дождь собирается только к утру, когда рассветет. На этот раз случилось все с точностью наоборот. Луна скрылась в облаках; тайга замерла в непроглядной тьме; начал моросить дождь. Вскоре обнаружил, что фонарик не светит. Дождь усилился.
Спускаться вниз и искать тропу на ощупь в кромешной тьме - безрассудно: таежный подлесок представляет заросли «чертова дерева» – аралии маньчжурской, элеутерококка колючего, различных трав и кустарников, переплетенных лианами лимонника, винограда и актинидии. В таком аду и в светлое время суток легко получить травму, а ночью… Ночью похолодало. Пришлось надеть теплую куртку и напялить сверху полиэтиленовый мешок. Однако и это не помогло. Вездесущие мыши уже успели наделать дыр в мешке. Разумеется, ни о какой охоте мечтать уже не приходилось. Мечта была одна: поскорее бы рассвело.
Имелась и еще одна причина не рыскать в потемках вокруг солонца. Эта причина – тигры. Свежие их следы я видел на подходе к солонцу. Не исключено, один из них может полюбопытствовать, а первая реакция крупного хищника на солонце – пищевая. Любят эти звери пройтись по следу охотника, оставаясь вне пределов видимости. Маскируются они умело, с десяти шагов не заметишь притаившегося хищника.
Дождь перестал к утру. Когда силуэты деревьев и кустарников стали различимы, я спустился по лестнице и вскоре обнаружил еле заметную тропку, по которой вышел к зимнику. Свежих следов тигра не было. Впоследствии я всегда носил в рюкзаке большой кусок полиэтиленовой пленки, и эта предосторожность не раз спасала во время внезапного ненастья.
Летом я обычно оформлял отпуск по основному месту работы и отправлялся в тайгу с какой-нибудь экспедицией. Отряды геологоразведки, как правило, комплектовались рабочими – копателями канав. Это была весьма пестрая компания из людей случайных, оказавшихся в экстремальной жизненной ситуации. Кто-то из них уже имел опыт геологических работ, а некоторые оказались в тайге впервые. Вечером таежный народ собирался к ужину у костра или очага под навесом. В ненастные дни рабочие оставались в палатке, играли в карты, рассказывали анекдоты или вспоминали курьезные случаи из прошлых сезонов.
В Вяземском отряде геологосъемочной партии «Далькварцсамоцветы» я услышал историю, свидетелем которой был один из рабочих. По его рассказу, в такой же ненастный день копатели канав сидели в палатке и рассказывали различные случаи нападения на людей хищников. Один молодой рабочий вышел из палатки по естественной надобности и увидел поблизости медведя.
Обезумев от страха, он с криком: «А-а-ааа… медведь!» - ринулся назад, но в исступлении не нашел входа, ножом распорол палатку, пронесся с криком мимо товарищей к противоположной стенке, распорол ее и выскочил наружу, издавая некоторое подобие мычания. Поднялся общий переполох, но сразу же выяснилось, что виновник переполоха - еще медвежонок, пестун, который испугался не меньше. Того рабочего, говорят, долго искали всей группой.
Может быть, что-то в этом рассказе приукрашено, но сам факт ни у кого из слушателей не вызвал сомнений. Городской житель, оказавшийся в тайге, порой из чувства немотивированного страха совершает немыслимые поступки. Случаются и трагедии. Один из таких случаев мне пришлось расследовать несколько лет назад: медведь в отрогах хребта Джугджур напал на двух рабочих геологоразведки артели старателей «Амур». С молодым рабочим встретился в плате краевой больницы, куда его доставили залечивать раны. Услышанное от потерпевшего мной было передано в статье «Медведь-людоед. (Что нужно знать людям, которые отправляются в глухую тайгу)», опубликованной в газете «Хабаровские вести» 8 августа 2002г.
«Из расспросов выяснилось, что люди стали криками отпугивать зверя, как только поняли, что он сквозь кедровостланиковые заросли движется в их сторону, издавая характерные звуки – короткие приглушенные рявканья – свидетельствующие о возбуждении. В данном случае медведь чуял людей, слышал их крики, и преднамеренно шел к ним. Это не характерно для медведя с нормальной психикой. Известно, что медведь – животное мстительное, как и дикий кабан, поэтому нередко выслеживать человека принимается хищник, пострадавший от него: раненный человеком, попадавший в капкан или петлю. На мой взгляд, усугубило ситуацию поведение людей. Увидев медведя, геологи бросились к дереву.
Это еще больше возбудило зверя, ведь он – хищник, и любое убегающее животное возбуждает в нем пищевой инстинкт. Бегущий впереди геолог успел залезть высоко, а нижнего - медведь лапой за бедро стащил с дерева, мгновенно прокусил шею (но не сильно) и перевернул лицом к себе, когтями повредив плечо. Человек успел крепко ухватиться за шерсть зверя и, не переставая, кричал; его товарищ тоже кричал. Коснувшись когтями рта кричащего человека и поранив ему лицо (тоже не сильно), медведь оставил его и удалился.
Можно предположить, что ассоциации, связанные с опасностью, исходящей от человека, закрепленные в опыте медведя, пересилили пищевой инстинкт. А может быть, изначально геологи ассоциировали у него не с пищей, а с какими-то обидчиками? Хотя поведение «добычи» озадачило зверя, он чувствовал вкус и запах крови и, самое важное, получил представление (или наглядный урок) о беззащитности «добычи».
Как изменится поведение этого медведя в будущем? Не есть ли это начало пути к перерождению в людоеда? По описанию геолога, побывавшего в зубах у медведя в 1991 году, медведь шел к нему, как собака идет к своей чашке. Это был медведь-людоед. Он и ухом не повел, когда геолог выстрелил вверх, намереваясь этим отпугнуть людоеда». Несколько рассказов из огромного числа услышанных в разных районах Дальнего Востока связаны с легкомысленным отношением к своему ремеслу вполне опытных охотников-профессионалов. Этот случай произошел в селе Богородском Нанайского района.
Двое братьев – охотников-медвежатников в позднее время ужинали дома (разумеется, с выпивкой), когда прибежали испуганные соседи. Оказалось, медведь задрал их корову и пожирает добычу на окраине села. Оба брата отличались огромной физической силой, уверенно брали любого медведя, поэтому, не раздумывая, согласились: «Сейчас мы его,… в один момент». Сборы, как говорится, были не долги: один из братьев схватил одностволку и один патрон, другой – кухонный нож, чтобы снять шкуру. Вопреки ожиданиям, пришлый медведь оказался очень старым и огромным, каких им раньше добывать не приходилось.
Первым и единственным выстрелом свалить его не удалось. Раненый зверь подмял под себя стрелявшего, но на медведя насел другой брат с ножом. Нож оказался коротковат. Медведь, бросив стрелявшего, занялся новым обидчиком. Началась свалка, в результате чего братья потеряли нож. Переругиваясь, кое-как нашли его. Можно себе представить, что это было за побоище двух «не в меру трезвых», но обладающих медвежьей силой мужиков и старого медведя. Все-таки им удалось зарезать или задавить зверя, но какой ценой? Оба брата стали инвалидами, медведь сильно подрал их когтями.
Подобный случай произошел в Вяземском районе Хабаровского края в начале 80-х годов прошлого века. «Возмутителем спокойствия» на этот раз оказался не медведь, а тигр. В окрестной тайге их обитает немало. Тигры могут близко подходить к человечьему жилью, рыскать вокруг свиноферм, расположенных обычно на окраине таежных поселков или вблизи них, подкарауливать собак. В хабаровскую краевую больницу из одной такой свинофермы привезли сторожа – жертву нападения тигра. У жертвы оказалось сильно поранено лицо. Впоследствии я случайно встретился с одним из свидетелей происшествия. Вот что рассказал очевидец.
На свиноферме пало несколько поросят. Их трупы вынесли наружу и бросили на завалинку. Находившийся поблизости тигр завладел добычей и стал пожирать ее. На крик свинарок, завидевших непрошеного гостя в опасной близости от входа в свинарник, поднялся сторож. Он оказался в боевом настроении после «принятого на грудь».
-Что, тигру испугались? Сейчас я ее палкой прогоню, - заявил сторож. Он схватил метлу и бросился отгонять тигра. Разумеется, зверь тоже не проявил деликатности к существу, имеющему намерение лишить его завтрака. Он сбил сторожа с ног и хватил зубами. Лицо жертвы оказалось между клыками хищника. Неизвестно, какую именно спиртосодержащую жидкость употребил сторож накануне, но тигр после первой попытки избегал приближать свой нос к лицу жертвы, в дальнейшем работая когтями. Кое-как удалось отогнать хищника. Это был молодой тигр, поэтому только сторожа удалось спасти. Матерый зверь расправился бы с ним в считанные секунды.
Случай этот далеко не единственный. Около десяти лет назад, в конце девяностых, на реке Бикин тигр убил охотника, ранившего его. Немногим позднее этот тигр выследил на реке Тахало – правом притоке Бикина, убил и съел другого охотника – молодого человека, накануне демобилизованного после срочной службы в армии.
Виновником очередного происшествия, о котором СМИ известили жителей Хабаровского края в самом начале 2008 года, оказался взрослый шестилетний тигр. Он напал на охотника невдалеке от поселка Солонцовый. Постоянное население таежного района сконцентрировано в трех поселках: Солонцовый, Долми и Катэн. Две полноводные реки – притоки Хора – Катэн и Чукен огибают юго-западные и восточные отроги горной системы с господствующей вершиной- двухтысячником горой Ко – второй по высоте вершины Сихотэ-Алиня. Этот слабозаселенный участок хорской тайги издревле является территорией обитания тигров. В годы снижения поголовья дикого кабана тигры достаточно близко подходят к человеческому жилью и нередко заходят в поселки.
Пострадавший охотник, покусанный тигром, утверждал, что тигр первый напал на него. Однако инспекторы обнаружили лежку тигра со следами крови и по следам восстановили всю картину происшествия. Оказалось, что этот охотник выстрелил в тигра и ранил его, после чего тигр отомстил своему обидчику. Почти каждый год приносит жителям Хабаровского края вести о нападении крупных хищников на людей. Настоящие людоеды появляются чрезвычайно редко. Обычно виновниками оказываются сами люди, провоцирующие хищников. Впоследствии таких животных приходится отстреливать.
Описанный выше случай с нападением медведя на геологов не единичный. В начале зимы 2001 года в Ульчском районе Хабаровского края в хозяйстве Уенга медведь-шатун забрался в охотничий домик–зимовье, убил охотника и наполовину съел его. Накануне этот же медведь разграбил два охотничьих домика, разломал их, съел продукты, заготовленные охотниками. Когда людоед был отстрелян, оказалось, что зубы у него стерты от старости, но жира он нагулял достаточно для зимовки. Почему он не залег в берлогу, осталось загадкой. В ноябре два медведя, перед тем, как злечь в берлогу, по ходу разломали охотничьи зимовья. Может быть, так они мстили охотникам?
Похожий случай произошел в начале 70-х в эвенкийской тайге на севере Амурской области, когда шатун через разобранный им потолок проник внутрь зимовья и полностью съел находящегося там охотника. К сожалению, сведения эти лишены важных подробностей, не документированы должным образом, по ним невозможно судить о причине нападения зверя на человека. Дальнейшая судьба медведей-погромщиков тоже неизвестна. Несомненно, таких хищников следует отстреливать. Но принимать решение в каждом подобном случае должны грамотные специалисты, профессионалы. Приведу читателям хрестоматийный пример (В.С.Пажетнов). Медведь покинул территорию, где он несколько лет терро-ризировал население, и переместился к границе Центрально-лесного заповедника после того, как по его следам стал ходить охотник (тропить зверя) с целью добычи. Больше он к населенным пунктам не выходил, и надобность отстрела этого хищника отпала.
Несомненно, прогноз поведения крупных хищников, учитывающий зависимость от меняющихся природных условий и активизации деятельности людей, был бы кстати. Но, каким бы он ни оказался, этот прогноз, люди не перестанут исследовать и обживать тайгу. Поэтому на отдаленных горно-таежных территориях, редко посещаемых человеком, от работника экспедиций и путешественников требуется хорошая подготовка и навыки самозащиты в непредвиденных ситуациях.
3. Загадка реки Брянта
Тайга полна обманов. Это знает любой человек, чья профессия связана с длительным пребыванием в горно-таежной местности. Порой причудливы очертания скал, напоминающие творение рук человеческих, а вывороченные шквальным ветром деревья можно принять за фантастических животных. Световые блики от невидимых источников света, непонятной природы ночные звуки…
Сумеречная тайга сама по себе внушает трепет неискушенному туристу, и в потрясенном воображении кажутся вполне реальными персонажи, о которых не устает твердить народная молва. Это и летающие гоминиды, и неуловимые «снежные люди», и гномы – жители подземного мира и многое, многое другое. Однако среди всего этого многообразия ошибок, которые можно списать на таежные обманы, случается нечто не поддающееся объяснению, в то время как адекватность восприятия не вызывает сомнения. Расскажу о двух странных случаях, которые вот уже более тридцати лет не уходят из памяти.
В 1972 году я, инженер отдела математического обеспечения Гидрометцентра, упросил начальство перевести меня в рабочие, чтобы на сезон отправиться с гидрологами в отроги хребта Станового. Работы велись по притокам реки Зеи для выяснения режима заполнения Зейского водохранилища. Байкало-Амурской железнодорожной магистрали тогда еще не было, отроги Станового в Зейском бассейне представляли совершенно дикую местность, по которой под присмотром эвенков кочевали редкие и малочисленные стада оленей. Из крупных диких животных часто встречались сохатые, изюбры и медведи. Отряд состоял из трех человек: двадцатитрехлетний начальник со своим двоюродным братом-старшеклассником и я – рабочий. Гидрологический пост располагался на левом берегу реки Брянта примерно в ста километрах от села Дамбуки выше по течению.
Первый случай, вызвавший недоумение, я описал в своей книжке «Тропою «снежного человека», изданной в 2002 году. Наблюдая противоположный берег из окна зимовья, я заметил, как по тропе на склоне сопки поднимается существо, покрытое рыжеватой шерстью, похожее на медведя. В то же время, в движениях этого зверя было что-то человеческое. Он легко на задних лапах поднимался по крутому склону, наполовину возвышаясь над подлеском, а перед тем, как скрыться в кустах, на мгновение приостановился и произвел движение корпусом, как бы намереваясь обернуться, но не обернулся.
Морды зверя я не видел, до него было около ста метров. Днем раньше я проходил по той тропе, поэтому-то и недоумевал, как можно так быстро подниматься, да еще и на задних лапах. В общем, увиденное мною казалось совершенно невозможным, почему и запомнилось. К сожалению, в то время я ничего не знал о «снежном человеке». Кое-какой охотничий и таежный опыт у меня уже имелся и, разумеется, этот опыт был вполне материальный и рациональный: «Братья пошли на лодке проверять сеть в устье речки Угагли. Они и вспугнули медведя», - подумал я.
Основное поголовье медведей мигрировало из отрогов Станового к югу еще в мае. Каким-то доступным только им чутьем звери еще в начале весны почувствовали перемену климата, способную вызвать неурожай: в первых числах июня, когда расцвели ягодники на марях, ударили заморозки, что означало для медведей голодную осень. Медвежьи следы на прибрежном песке встречались все реже.
Был и еще один случай. Раньше о нем я не рассказывал и в книге не упоминал, полагая, что это будут уже чересчур. Тем не менее, факт есть факт и от него никуда не денешься. Постоянно купаясь в ледяной воде, все мы мучились зубной болью. У меня зубная боль внезапно начиналась, усиливаясь до слез, а затем внезапно исчезала. В июле, когда паводок уже пошел на спад, братья, наконец, решились плыть к устью Брянты в Дамбуки к стоматологу. В назначенный день возвращения я решил пойти навстречу. Зарядил патроны и отправился вниз по левому берегу. Со мной была зверовая лайка местной породы. Кобель уже проявил себя; он мог в одиночку измотать и задавить годовалого лося. Трезор, так звали пса, проявлял «слабость» к копытным, однако самолюбие не позволяло ему реагировать на след крупного хищника.
Неожиданно из прибрежного тальника на меня выскочил бурундук. Зверек был явно испуган кем-то, невидимым в зарослях. Трезор плелся позади. Я взвел курок своей одностволки и прошел немного вперед. На влажном суглинке были видны свежие следы крупного медведя. Пес, как и следовало ожидать, отвернул морду и засеменил вперед, за что заработал пинка. Но и после трепки следы его не заинтересовали.
Присев на корточки, я стал разглядывать следы. Что-то в них было странное, а что именно, вначале не сообразил, так как основное внимание было приковано к зарослям. По моему предположению, зверь должен был быть где-то рядом: без причины бурундуки на людей не выскакивают, да и следы свежайшие.
Вместе с тем, я все больше убеждался, что это были не следы медведя, а следы человека, только необычные. Длина следа около тридцати - тридцати пяти сантиметров, ширина непропорционально мала. Пятка узкая и длинная, хорошо отпечатались пальцы, но следов от когтей не было. И еще, не было следов от передних лап: зверь шел на задних лапах. Да зверь ли это?! Было чему удивляться.
Долина реки в этом месте расширялась, берег был невысокий. За узкой полосой тальника простиралась всхолмленная низина, заросшая багульником. Пес не выказывал никакого беспокойства. Я долго всматривался в окружающий ландшафт, но ничего подозрительного не обнаруживал. Впоследствии я не раз убеждался в удивительной способности диких животных маскироваться. Подойдешь на пятнадцать – десять шагов и видишь только корягу, буреломный ствол или пень, пока зверь не учует и не поднимется. Тогда только поймешь, что это не пень и не коряга, а затаившийся у тропы медведь.
По моим предположениям зверь, оставивший такие странные следы, не мог далеко уйти. Он затаился где-то рядом, но так затаился, что я не мог его обнаружить. Опыта тогда было все же маловато. Было совершенно непонятно, что это за местность, где некоторые «медведи» передвигаются на задних лапах точь-в-точь как люди. Проще всего предположить, что я чего-то недоглядел и этим списать необычные случаи на таежные обманы.
Недавно мне попалась заметка журналиста Александра Черкасова, которую я раньше не читал. В заметке он ссылается на свидетельства охотника, видевшего необычные человеческие следы на берегу Индигирки. Это очень похоже на то, с чем столкнулся я на берегах Брянты. С Александром Черкасовым я встречался осенью 1993 года после моего одиночного перехода через хребет Сихотэ-Алинь из Хабаровского края в Приморье. Он готовил материал об этом путешествии. Насколько я помню, мы беседовали о практических вещах: о мерах безопасности на маршруте, о питании в пути, о трудностях ориентировки и тому подобном. Темы «снежного человека» мы не касались. Для меня эта тема возникла совершенно случайно лишь только в 1995 году. К сожалению, встретиться с Александром Черкасовым уже не придется, в августе 2008 года он ушел из жизни.
Когда вспоминаешь подробности пройденных маршрутов, обнаруживаются различные промахи: то недоглядел что-то важное, то не внес в дневник какую-то незначительную подробность, впоследствии оказавшуюся востребованной в связи с открывшимися новыми обстоятельствами, то недостаточно четко отметил маршрут на схеме и т.п. Упомянутая выше речка Угагли запомнилась мне еще одним странным случаем.
4. Несостоявшийся выстрел
«Я понял, что стрелял в человека, и кинулся к роковому месту. То, что я увидел, поразило меня как обухом по голове. На земле лежал Дерсу…» (В.К.Арсеньев. По Уссурийскому краю). В настоящее время почти все леспромхозы обзавелись мощными лесовозами, а к делянам строятся временные грунтовые дороги – зимники и волоки. В Вяземском районе Хабаровского края еще в 80-х вывозили лес из тайги по узкоколейной железной дороге. Рабочих на деляны доставляли в маленьких вагончиках. Любой желающий мог ехать с ними бесплатно. А ехать было куда: дорога от города Вяземского проложена в живописных кедровниках в бассейн реки Подхоренок – правого притока Уссури.
Здесь начинаются сопки отрогов Сихотэ-Алиня, уссурийская тайга во всей своей красоте и богатстве. Осенью не занятое на лесоповале население отправляется на перевал шишковать, а летом берут ягоды жимолости – ценнейший продукт дальневосточной тайги. В этой местности расположены охотничьи угодья Вяземского госпромхоза. Кроме многочисленных копытных, пушных зверьков, в окрестной тайге обитают крупные хищники медведь и амурский тигр...
Обедать компания собралась на таборе, устроенном рядом с путейским домиком, в котором ночевали. Желающие пообщаться выкладывают привезенную снедь на общий стол. Чай варится в ведре, подвешенном над костром, а вокруг «стола» образовался кружок. Каких только историй не наслушаешься! Бывалый народ – охотники, словно персонажи картины Перова «Охотники на привале», только у нашего костра их больше. Импозантный украинец Игнат Веремчук, как обычно завладел общим вниманием, рассказывая, казалось бы, невероятные истории. Однако слушатели нисколько не сомневаются, что Игнат и есть самый находчивый из охотников...
После обеда решил осмотреть ягодник, чтобы выяснить, ушел медведь или продолжает бродить рядом. Вскоре наткнулся на свежий след. Если верить бабке, на ягоднике одновременно ходили два медведя. Встреченный мной след оказался раза в два меньше того, что следовало бы ожидать из ее рассказа. Медведь шел против ветра, и я тихонько направился следом, останавливаясь и осматривая кусты. Когда медведь свернул в заросли, я приостановился и сразу же услышал осторожные шорохи в кустах жимолости.
Судя по звукам, зверь находился в нескольких шагах и увлеченно пожирал ягоду, потеряв бдительность. Моя позиция была удобна еще и тем, что солнце светило на зверя. Для верного выстрела оставалось выждать, когда медведь переместится из зарослей. Вот он попятился, и сквозь ветки стало видно часть спины и зад. Если сделать осторожный шаг из укрытия вправо, где кусты ниже, откроется загривок и голова медведя. Одновременно надо не мешкая стрелять, потому что медведь может мгновенно обнаружить меня даже по движению тени на кустах. Так я и поступил.
Когда по истечении многих лет вспоминаю, что произошло в то мгновение, лоб покрывается испариной. Я шагнул в сторону и одновременно поднял ружье со взведенным заранее курком. Но палец застыл на спусковом крючке. Там, где я ожидал увидеть голову медведя, ничего не было. И вообще это было не то, что я ожидал увидеть. На четвереньках ползал Сохатый и тянулся ртом к гроздьям ягод на нижних ветках у самой земли. Рядом в кустах стоял полный короб, накрытый «зонтом» для сбора жимолости. Если Сохатый догадается, что я скрадывал его вместо медведя, смеха и позора будет на весь госпромхоз, да еще влетит по другой статье… Причмокивая, Сохатый повернул из кустов голову и присел на выворотень. Мгновенно я убрал ружье за спину, как бы опираясь на него, и спросил, отчего это он ползает по ягоднику.
- Ягоду уже некуда брать, решил полакомиться сам, а поясница совсем занемела. Да и удобнее так. Однажды попробовал, понравилось: и ноги отдыхают, и спина.
Мой отец умел охотиться, как и многие мужчины на Дальнем Востоке и не раз учил меня только тогда нажимать на курок, когда хорошо видна цель, и можно выбрать убойное место. Он очень неодобрительно отзывался о тех охотниках, которые стреляют по мелькнувшему в кустах силуэту. Этот урок врезался в память и не раз предостерегал меня от рокового выстрела. Помог он и на этот раз. Только с тех пор, отправляясь на ягодники даже в одиночку, я никогда не беру с собой ружье. (Александр Мурашев).
