Стрыга - в западно-славянской и карпато-балканской нежить, упырица, пьющая человеческую кровь. Происхождение свое ведут из римо-латинского фольклора, в котором считалось, что strix (обычные совы-сипухи) высасывают кровь у детей. Потом римские стриги превратились в ведьм, потомков гарпий. Эти ведьмы ночами тоже нападали на младенцев в облике сов-сипух. Овидий в «Фастах» говорит:
Хищных порода есть птиц, не тех, что томили Финея Голодом жутким, но тех, что походят от них: Головы их велики, очи зорки, а клюв беспощаден, В крыльях видна седина, крючьями когти торчат. Ночью летают, хватают детей в пеленах колыбельных И оскверняют тела тех младнцев грудных. Клювами щиплют они, говорят, ребячьи утробы И наполняют себе выпитой кровью зобы.
Впрочем, Петроний в «Сатириконе» утверждает, что стриги всего-навсего подменяют младенцев, оставляя родителям соломенные чучела.
Именно из мифа о стригах выросли многие легенды о вампирах, влившись в представления самых разных народов, живущих в Европе. От средневековой французской формы слова estrie, например, известны ведьмы-вампиры эстри в фольклоре европейских общин евреев. Наиболее распространены формы этого слова в карпато-балканском регионе. Собственно, strigă (strigoi) по-румынски и есть «вампир», отсюда же произошло и албанское «штрига».
В албанском фольклоре штрига уже не превращается в птицу, напротив, принимает человеческую форму (предпочитая образ старой женщины, часто вселяется в тело умершей темной ведьмы). Она питается spiritus vita (жизненной силой) человека ночью, пока он спит. Предпочитает детей, потому что в них больше жизненной силы. Если в семье несколько детей, то покончив с одним, штрига обязательно придет за другими. Жертвы штриги заболевают, впадают в кому и, в конечном счете, погибают. Однако штрига (и только она) может исцелить ребенка, чью силу забрала. (Кирилл Королев «Энциклопедия сверхъестественных существ»).
Яломиште
Яломиште - валашский аналог кицуне, лиса-оборотень, выполняющая, кроме того, функции духа-хранителя леса
Вообще валахи не очень любят распространяться про свою лису-оборотня. Очень уж они суеверные, эти валахи - думают, что если много разговаривать о яломиште... Да что там, «много», достаточно простого упоминания, и яломиште может услышать. Чем это обернется - никто не знает. Может, и ничем. А может и ого-го-го. В общем, не любят местные дразнить эту лису-оборотня, называя ее по имени. В каком-то смысле, у ее - у этой лисы - и имени-то нет. Потому что слово «яломиште» означает «кто с Яломицы». Землячка, значит, или земляк. Чего их беспокоить-то попусту?.. Тем более что они не больно-то людей жалуют. Шумные они, люди-то.
Что ж это за яломиште? В животном виде это лисица с очень ярким, почти кислотного окраса мехом: не рыжим - пламенеющим, не чернобурым - дымчато обсидиановым. А иногда еще и белая прядка имеет место быть, на кончике хвоста или на грудке. В остальном - лиса как лиса, ни чудовищными размерами, ни огромной силой не отличается. Разве что сверхъестественной хитростью да умению следы запутывать - это яломиште может. Да, так следы запутать может, что неудачливый следопыт только у обрыва опомнится. Если успеет. И если повезет.
А если не повезет, то через сколько-нибудь времени выйдет к соседней деревне человек в порванной одежде с большими провалами в памяти… Или грибники под кустами найдут незнакомца с пустыми глазами и тоненькой ниточкой слюны (скажем, под усами). А могут никого не найти. Просто не обратят внимание на то, что в районе деревни появился еще один барсук, еж или сойка.
Это волшебный игры у яломиште такие. «Шутим мы так!» Ага. Зато яломиште практически никогда людей не убивает. Как и люди не убивают яломиште. Не то чтобы это сознательный такой паритет. Просто креста или молитвы яломиште не боятся, экзорцизм на них не действует, серебро не берет. Так сами валахи говорят. А потом добавляют, что никто особо и не пробовал. Да и зачем?
Яломиште - сибаритки и затворницы, гедонистки и мизантропки (считается, что лисичек среди яломиште больше, нежели лисов). Они любят полутона и тени, тишину и покой, вечерний закат и едва уловимое журчание родника. У каждой яломиште есть любимый родник, ключ или криничка. Ручеек, на худой конец. Вода в нем всегда чиста и прозрачна. Зимой водоемчик никогда не замерзает, а летом не зарастает водорослями. И живности в нем никакой не бывает. Зато если в ночь весеннего или осеннего равноденствия испить из него водицы, то станет понятен язык птиц и зверей, ветра и трав, воды и камней.
Когда яломиште принимает человеческий облик, выделить ее из толпы практически невозможно. Разве что... Скажем, изящное телосложение, седая прядка в волосах, странного цвета глаза (от травянистого до почти янтарного) с легким прищуром да некоторая... порывистость что ли... в движениях. Да, не густо. Тут и сам уверенным не будешь, что яломиште увидел, не то что кому рассказать. А если этот человек в черное с зеленым одет, так ведь и это ни о чем не говорит, правда?
Вообще, в людей яломиште превращаются намного реже, чем кицуне (мизантропы, что тут поделаешь), зато на дольше. В таком случае яломиште поселяется где-нибудь на отшибе: крайний домик в маленькой деревеньке, заброшенная охотничья сторожка, старый будан дровосеков... А дровосеки с охотниками яломиште уважают. Ну, по крайней мере, стараются не ссориться и потому носят к ближайшей реке угощение: хлеб с молоком. После этого у них обычно улучшаются навыки ориентации в лесу, они чаще натыкаются на грибные поляны, ноги сами приводят их в ягодные места, лечебные травы так и лезут в руки... Но вот кто такие яломиште - редкие звери-оборотни или духи-хранители леса - яснее все равно не становится.
Кэпкэуны
Кэпкэуны - балканские двуглавые полукинокефалы.
«Но больше всего среди убитых было кэпкуэнов - омерзительных созданий с могучим человеческим телом и двумя уродливыми головами - человеческой и собачьей. Богиням уже приходилось сталкиваться с этими тварями, и они убедились в их редкостном коварстве, лютой жестокости и недюжинной силе. Даже столь искусная воительница, как Артемида, ценившая честный бой в поединке, теперь не рисковала сходиться с разъяренным кэпкуэном один на один, разумно разя чудовищ с безопасного расстояния». - Владислав Быстров «Клык Хаоса»
«Эти волшебные существа когда-то жили в землях, окружающих Балканский полуостров. О них можно подробно узнать из многочисленных легенд и сказаний восточнороманских народностей. Согласно поверьям, они вернутся на землю незадолго до конца света.
В различных источниках внешность кэпкуэнов описывается неодинаково. Они могут быть мелкими карликами и огромными, как дом, великанами. По своему виду эти существа немного напоминают людей, однако у многих из них две головы - собачья, покрытая густой шерстью, и человеческая, с длинными волосами, причем вторая постоянно обращена назад.
Собачьей головой кэпкуэны способны перегрызать горло крупным псам и даже людям, человеческая же предназначается для выплевывания костей. Самки способны, проголодавшись, убить и проглотить собственное потомство. У этих диковинных существ три зорких глаза; один из них, находящийся на затылке, никогда не закрывается, поэтому кэпкуэнов невозможно застать врасплох.
В некоторых сказках содержатся сведения о том, что кэпкуэны, выбрав себе подходящую жертву, не сразу поедают ее, а переносят в свое логово, где некоторое время откармливают ее медом и грецкими орехами и поят волшебным вином» (217: с.160).
«Кэпкэун (рум. Căpcăun) - аналог огра в румынской мифологии. Кэпкэун похищает детей или молодых девушек, в основном принцесс. В некоторых сказках утверждается, что он ест людей. Изображается как существо с телом человека и головой собаки. Кэпкэун - это один из отрицательных персонажей румынского фольклора наряду с Балауром.
Слово «кэпкэун» произошло от румынских слов «cap» (голова) и «câine» (собака), которые в свою очередь произошли от латинских «caput» и «canis». В современной Румынии и Молдавии кэпкэуном называют злого, жестокого и бессердечного человека» (Кривушина С.В. «Загадочные существа»).
Иеле
Иеле - в фольклоре зловредные женские духи лесов и полей, аналоги восточнославянским русалкам и южнославянским самовилам. Иеле живут в воздухе, в лесах и озёрах. Согласно верованиям они появляются в полночь и танцуют хору, оставляя за собой выжженую землю. Иногда описываются, как молодые девушки, одетые в белое, которые по ночам с помощью песен и танцев колдуют и причиняют зло, в особенности мужчинам.
В разных регионах их называют по-разному. Часто каждой отдельной Иеле есть своё собственное имя (Ана, Буджиана, Думерника, Фойофия, Лакарджия, Магдалина, Руксанда, Тиранда, Трандафира). Иногда имена Иеле используются в ведьминских заклинаниях.
В некоторых отдалённых уголках вера в Иеле сохранилась и по сей день, даже можно услышать рассказы о «встречах» с ними. Считается, что от иеле можно защититься с помощью чеснока и полыни в цвету, если носить их на талии или подвесить на шляпу. Для защиты жилища нужно установить лошадиный череп на столб перед домом. Также против иеле помогают различные заклинательные обряды, самым действенным из которых является танец кэлушар. Этот обычай лёг в основу сюжета одной из серий второго сезона сериала «Секретные материалы».
Збуратор
Збуратор - в румыно-молдавской мифологии атмосферный дракон, также выступающий как демон-искуситель, аналогичный инкубу. Збуратор по внешнему облику близок балауру, имеющему облик змеи с крыльями (дракона) и обладающему способностью летать. Иногда термин «Збуратор»используется для описания дакийских драконов с волчьими головами, узнаваемо изображенных на стелле Трояна. Есть еще одна ипостась - форма демона: мужчина или женщина, жаждущие любви и прилетающие к своим жертвам по ночам во сне, подстерегающие их где-либо.
В «Описании Молдавии» («Principis Moldaviae», Petropoli, 1727) Димитрий Кантемир упоминал о збураторе как о призраке, который выглядит молодым и красивым мужчиной, что приходит посреди ночи к женщинам, особенно недавно вышедших замуж, и делает с ними неприличные вещи. При этом его не замечают другие люди, даже если они пришли специально подстеречь збуратора. Более поздние упоминания об этом существе появляются в стихотворениях Иона Хелиаде Рэдулеску и Михая Эминеску.
По фольклорным данным из Баната, Олтении и некоторых частей Мунтении, збуратор, превратившись в человека, приходит ночью к экзальтированным девушкам и женщинам. Отметим характерное значение лексем zburător (sburător), zmeu (smeu) - женская болезнь, крайнее истощение, помешательство, вызванное посещением змея или «збуратора». (Анна А. Плотникова «Севернобалканский ареал народных представлений о змее»).
Бруколак
Бруколак - особо вредная разновидность вампира, встречающаяся в Мультанах (Молдавия), Трансильвании (Семиградье), Добрудже, а особенно часто в Валахии (Южная Румыния). «Каждый второй валах как помрет - в упыря обращается, после смерти становится привидением - и валашские самые изо всех вредные. Там их бруколаками зовут». Генрик Сенкевич «Огнем и мечом». Перевод К.Старосельской и А.Эппеля.
Валашский бруколак, повествует далее Сенкевич, только и глядит, где бы крови напиться... Бруколаки девичью кровушку страсть как любят. На вид бруколак кажется невероятно распухшим, а кожа у него жесткая и натянутая, как барабан, да и при ударе звучит так же. Каждую ночь бруколак один раз издает пронзительный вопль - всякий, кто отреагирует на этот зов, - тот пропал, и уж нет ему спасения.
Чтобы убить бруколака, надо отрубить ему голову и тут же сжечь в огне. Также ко всему вышесказанному, пан Сапковский добавляет, что «бруколаки встречаются не только на румынских землях, но и в Болгарии, Греции, а также в России, где их называют бурдалаками или вурдалаками» и приводит фрагмент из пушкинского стихотворения:
Ваня стал: - шагнуть не может. Боже! - думает бедняк, Это, верно, кости гложет Красногубый вурдалак. (А.С.Пушкин «Песни западных славян». «Вурдалак», 1835)
Но вернемся на Балканы. Достаточно обширное описание бруколаков находим в трактате аббата Огюстена Кальме: «Некоторые полагали, что пораженные громом не истлевают. Это взгляд Закхия; Паре и Комин, верившие так же в нетление пораженных громом, думали, что причина нетления пораженных громом в том, что их охватывала и проникала насквозь сера молнии и заменяла собою соль в организме. В 1727 году, в яме, около госпиталя в Квебеке, были открыты неповрежденные тела умерших 5-20 лет до этого монахинь, у которых, несмотря на то, что они покрыты были известью, текла кровь из открытых мест.
Довольно распространено было мнение, что умершие под клятвою отца или матери часто являлись живым днем и ночью, говорили с ними, звали и беспокоили их. Лев Алляциус рассказывает много подобного рода фактов. По поводу этих явлений он, между прочим, замечает, что жители острова Хиоса, услышав в первый раз зовущий их голос, не отвечают из страха, что это дух или привидение. Если зов повторится, думают они, то это не бруколак, т.е. не привидение на их языке; если же отвечали на первый и второй зов, то привидение исчезало, но отвечавший непременно умирал.
Чтобы избавиться от злых гениев, принято было за правило: выкопать труп являвшегося или явившегося лица и по совершении известных обрядов сжечь его. После этого, думали они, явление привидения не повторится. Думали также, что умершие преступники и злодеи оставляли свои гроба, что явление их смертоносно для видевших или отвечавших им, и что демон служит их телам с тем, чтобы при их посредстве пугать живых и лишать их жизни. Для избежания этих опасных явлений, обыкновенно сжигают или раздробляют труп преступника, или вынимают из него только сердце, или перед погребением его способствуют разложению трупа, или же отсекают голову, или, наконец, сквозь виски вбивают в голову большой гвоздь.
Кроме этого, Греки думают, что эти умершие ночью гуляют, приготовляют себе пищу и едят. Г.Рико в своей истории «О современном состоянии Греческой церкви» говорит о многих трупах, здоровых и красных, в жилах которых спустя сорок дней после смерти кровь была такая же свежая, как у молодых людей с сангвиническим темпераментом. Это так общеизвестно, что каждый может рассказать много подобных фактов со всеми подробностями. Мсье Питтон де Турнефор приводит даже обряд выкапывания так называемого бруколака на острове Мико (в греческом архипелаге), на котором был он 1-го января 1701 года. Вот его слова:
«Я был очевидцем на острове Мико ужасного поступка, совершенного над одним из тех умерших, которые, по мнению островитян, являются после погребения. Человек, о котором идет речь, островитянин, от природы угрюмый и сварливый. Он найден на поле убитым неизвестно кем и каким образом. Спустя два дня после того, как он похоронен был в городском храме, разнесся слух, что умерший бегает ночью, входит в дома, опрокидывает посуду, гасит огонь, хватает людей за спину и т.п.
Сначала над этим смеялись, но потом дело получило серьезный характер, когда начали жаловаться и почтенные люди. Многие лица, пользовавшиеся доверием и уважением, подтверждали достоверность носившихся слухов и, без сомнения, не без причины. Даже во время совершения литургии в храме, в которой был похоронен этот умерший, он не оставлял своих проделок и вовсе не думал исправляться. После долгих споров представителей города, священников и монахов, решили, по древнему обычаю, который не известен мне, дожидаться окончания первых девяти дней после погребения.
На десятый день после погребения в храме, в которой похоронено было тело, совершили литургию с тем, чтобы изгнать демона, поселившегося, как все думали, в трупе. После обедни вырыли тело, чтобы совершить над ним обряд изгнания демона. Положили вынуть у мертвого сердце, и городской мясник, дряхлый и неискусный, начал с того, что вскрыл, вместо груди, брюхо и долго рылся в кишках, не находя искомого. Наконец ему сказали, что нужно разрезать диафрагму, и сердце наконец вынули. Труп сильно вонял, и потому закурили фимиам, но дым, смешавшись со зловонным запахом, только увеличил вонь и начал действовать на мозги окружавших труп.
Их воображению, возбужденному зрелищем, являлись видения. Думали, что тяжелый дым исходит из трупа; постоянно твердили, что в храме бруколак, одно имя которого способно было поколебать своды храма; многие из присутствовавших находили кровь этого несчастного свежей и красной. Мясник божился, что кровь очень тепла. Из этого заключили, что в мертвом диавол поддерживает жизнь; это заключение стояло в тесной связи с представлением о бруколаке.
Очень многие клялись, что заметили, будто труп так же мягок, как и прежде, когда переносили его с поля в храм для погребения, что, следовательно, он бруколак, о котором везде говорили. Я стоял у самого трупа и потому верно мог наблюдать; обоняние мое сильно страдало от страшной вони от трупа. На вопрос, что я думаю о покойнике, я отвечал, что считаю его обыкновенным мертвецом.
Желая осветить помрачившуюся их фантазию или, по крайней мере, ослабить волнение, я сказал: нет ничего удивительного, что мясник почувствовал некоторую теплоту, пошарив в истлевших уже кишках; вонь так же обыкновенна, как и от навоза, когда его разроют. Что касается до красной крови, которую можно видеть на руке мясника, - это не что другое, как зловонная нечистота.
Вопреки этому представлению, решили отправиться на морской берег и там сжечь сердце умершего, думая прекратить этим неприятные выходки бруколака, который бил людей, ломал двери, бил окна, рвал платья, опустошал кружки и бутылки. Из последнего видно, что мертвец сильно страдал от жажды. Странно только то, что дом консула, в котором мы жили, был пощажен бруколаком. Этот факт доказывает только печальное состояние умственного развития островитян.
Воображение было у всех и каждого болезненно, расстроено; целые семейства оставляли свои дома и уносили постели на край города для ночлега. Наступление каждой ночи встречаемо было всеобщим плачем; даже люди благоразумные бежали из своих домов. О всеобщем предрассудке я решился не говорить ни слова и этим избежал опасности быть признанным за неверующего, а также едких насмешек.
Свое поведение я оправдываю тем, что невозможно же было в самом деле объяснить всему народу его заблуждение. Думавшие, что я сомневаюсь в истинности рассказываемого факта, приходили ко мне и разубеждали меня в моем неверии. Они думали уверить меня, что умерший бруколак, свидетельством мясника и миссионера П.Рихарда, Иезуита. «Это католик, говорили они, следовательно, вы должны верить ему». Меня бы постоянно беспокоили, если бы я отверг и это столь убедительное доказательство. В каждое наступавшее утро повторялась та же комедия: нас угощали рассказами о новых проделках, в которых упражнялся мертвец, и жаловались на его беззакония.
Более заботливые думали, что для полной безопасности не исполнена существеннейшая часть обряда. По их мнению, следовало совершить обедню после того, как вынуто было сердце у несчастного. Только этой мерой предосторожности, думали они, диавол непременно был бы изгнан и, без сомнения, не воротился бы опять в труп. А так как литургией началась церемония, то диавол имел довольно времени удалиться и потом опять воротиться в тело умершего.
Несмотря эти суждения, дело, очевидно, нисколько не улучшилось. Собирались по утрам и вечерам, спорили, совершали процессии в течение трех дней и трех ночей; священники заставляли поститься; дома и двери кропили водою и наливали ее в уста бедного бруколака. Бывавши часто в городском приказе, я всегда настаивал на том, что в благоустроенных государствах в подобных случаях приказывают ночной страже строго наблюдать за всем, что происходит в городе. Совету моему наконец последовали, и в первую же ночь схватили нескольких бродяг, которые, очевидно, принимали участие в ночных беспорядках. Через два дня бродяги, когда их выпустили из тюрьмы, опять возобновили свои проделки в награду за страдание в тюрьме: опустошали кружки с вином в домах, оставленных на ночь. Граждане опять прибегали к молитве.
Однажды после совершения молитвы вбили несколько сабель в могилу умершего, которого в тот день, по просьбе родственников, выкапывали около трех или четырех раз. Бывший в это время на острове Албанец доказывал, что в подобных случаях очень нелепо со стороны христиан употреблять сабли. «Вы не видите, вы слепы! - говорил он, - что сабли в точке соприкосновения образуют форму креста и тем самым препятствуют диаволу выйти из трупа».
Предложение просветителя не имело, однако, успеха. Бруколак нисколько не исправлялся, и потому все были в страшном смятении, не знали, как избавиться от него, как вдруг, как будто сговорившись, решили сжечь бруколака. Это, конечно, лучше, чем оставлять остров, как некоторые думали; в самом деле, многие семейства собрали свои пожитки с намерением отправиться на остров Сиру или Тину в Греческом Архипелаге.
По приказанию городских властей тело умершего перенесено было на вершину острова Георга, где приготовлен был большой костер из сосновых дров с тем, чтобы труп сгорал медленно. Останки этого несчастного в короткое время были пожраны пламенем. Это было 1-го января 1701 года. После этого перестали жаловаться на бруколака, говорили, что диавол ловко обманут, пели песни и ругались над диаволом.
Весь Архипелаг держался того мнения, что только мертвецов-Греков может оживлять диавол. Жители острова Санторина весьма боялись таких привидений. Жители острова Мико после того, как их мечты рассеялись, опасались преследования Турок и Тинского епископа столько же, сколько и бруколака. Дело в том, что на остров Георга они не пригласили ни одного священника, когда сжигали труп, из опасения, что Епископ потребует деньги за то, что они без его позволения выкопали и сожгли труп; что касается Турок, то они при первом своем нападении страшно ограбили остров и таким образом кровь невинного крестьянина была вполне отмщена. - Несмотря на все это, Греки не суевернее и не невежественнее других народов». Этого достаточно для нашей цели из рассказа мсье де Турнефора (535: с.272-275).
Также бруколак упоминается в книге Анджея Сапковского «Башня ласточки» из цикла романов о ведьмаке Геральте, как существо, очень опасное для людей: «Нам идтить через Гнилое Урочище! А там, милсдарь мой, страшно! Там, милсдарь мой, бруколаки, листоносы, эндриаги, иноги и прочая мерзопакостность!» (Анджей Сапковский «Башня ласточки»(676: с.122).