На границе Тульской и Орловской областей существовала Варварина поляна, названная так в память о Варваре Петровне Тургеневой - матери писателя. Рассказывали, что по злобе и коварству она превосходила многих. Долгое время спустя после ее смерти дворовые со страхом вспоминали строгую барыню, чинившую самоличный суд и люто каравшую провинившихся. До сих пор происходят здесь странные вещи, когда современные люди, то мы с вами, а то и местные жители, знающие тут каждую тропку, в темный час идя в деревню, в полуверсте от нее блуждают до самого утра. А на рассвете, измученные, озябшие и напуганные странным и недобрым приключением с ужасом понимают, что всю ночь метались в одних и тех же злосчастных четырехстах метрах.
Барыня закружила, - уверенно говорят старухи, и нам нечего возразить в ответ… Сам Тургенев был не только благородным слушателем странных историй., но и свидетелем, и участником многих таких таинственных происшествий. Вот один из таких случаев, дошедших до нас в рассказе спасского священника. «На каникулы к одному из священников приехал сын из семинарии. Понятно, семья его, угощая, засыпала вопросами. Между тем, наступил вечер и уже поздний, ночь, можно сказать. Вдруг все явственно услышали голос в окно: «Иван» (имя семинариста).
Кинулись к окну - никого. Спустя некоторое время зов повторился. Опять к окну - нет никого, После третьего зова священник-хозяин выбежал на улицу и увидел какую-то удалявшуюся фигуру (как он, испуганный, передавал нам по возвращении). На другой и третий вечер зовы повторились. Чуя в этом что-то недоброе, он пригласил для совета всех знакомых окружных священников.
Собрались отцы и, после долгих совещаний - один предлагал одно, другой - другое - остановились на следующем; при наступлении вечера один из священников облачится, возьмет в руки крест и, как только раздастся зов, он, в сопровождении остальных священников, выйдет на улицу. Так и сделали. Подошло урочное врем, и зов раздался. Тогда священники выходят на улицу и все видят человеческую фигуру, удаляющуюся от дома. Они за ней, но диво - несмотря на ускоренные шаги, расстояние между ними и кем-то не уменьшается, а все остается одинаковым. Так прошли до самого болота, которое находилось верстах в двух от дома. Священники только что подошли к окраине болота, а силуэт уже был на середине. И вот - видим мы - сноп света, всплеск воды и видение исчезло..».
Иван Сергеевич присутствовал при этом рассказе, и как вспоминает священник, очень горячился, рассуждая о непостижимых, непонятных явлениях. А вот что сам писатель рассказал друзьям в Париже. Среди слышавших это, были Полина Виардо, Мопассан и Флобер.
Мопассан даже воспроизвел этот рассказ в новелле «Ужас». Процитируем интересующий нас фрагмент вслед за Б.Ф. Поршневым по его очерку «Борьба троглодитов». «Будучи еще молодым, он как-то охотился в русском лесу. Он бродил весь день и к вечеру вышел на берег тихой речки. Охотника охватило непреодолимое желание окунуться в эту прозрачную воду. Раздевшись, он бросился в нее. Вдруг чья-то рука дотронулась до его плеча. Он быстро обернулся и увидел странное существо которое разглядывало его с жадным любопытством. Оно было похоже не то на женщину, не то на обезьяну.
У него было широкое морщинистое гримасничающее и смеющееся лицо. Что-то неописуемое - два каких-то мешка, очевидно, груди, - болтались спереди длинные спутанные волосы, порыжевшие от солнца, обрамляли лицо и развевались за спиной. Тургенев почувствовал дикий страх, леденящий страх перед сверхъестественным. Не раздумывая, и не пытаясь понять, осмыслить, что это такое, он изо всех сил поплыл к берегу. Но чудовище плыло еще быстрее и с радостным визгом касалось его шеи, спины и ног.
Наконец, молодой человек, обезумевший от страха, добрался до берега и со всех ног пустился бежать по лесу, бросив одежду и ружье. Страшное существо последовало за ним; оно бежало так же быстро и по-прежнему взвизгивало. Обессиленный беглец - ноги у него подкашивались от ужаса - уже готов был сдаться, когда прибежал вооруженный кнутом мальчик, пасшим стадо коз. Он стал хлестать отвратительного человекоподобного зверя, который пустился наутек, издавая крики боли. Вскоре это существо, похожее на самку гориллы, исчезло в зарослях».
Сам Тургенев подчеркивал, что успокоился сразу, как только узнал, что это, якобы, местная сумасшедшая. Но и Поршнев, и вслед за ним анализирующая эту ситуацию Майя Быкова в своей книге о снежном человеке «Легенда для взрослых» подчеркивают, что так измениться человек, даже больной, не мог. Таким образом, Тургенев видел настоящую русалку. Это в сказках их изображают красавицами. Случай этот реальный, произошел он не в Спасском-Лутовинове, но неподалеку.
Три встречи с высоким зеленым пришельцем в Орле
Эту странную историю трех последовательных контактов с представителем внеземного разума рассказывал Михаил Зыбуновский из города Орла. По его словам она началась в далекие послевоенные годы, когда он был еще маленьким.
- 1947 год. Мне - семь лет. Поздний вечер. Лимонный свет луны освещает наш двор. В небе перемигиваются холодные звезды. Мы с сестрой сидим на куче опилок и бурно обсуждаем разные страшные истории про колдунов и домовых, слышанные нами от взрослых, в основном от нашей бабушки. И чем больше жутковатых деталей тех рассказов припоминаем, тем страшнее нам делается.
Уже начинает мерещиться - из-за печной трубы, торчащей над избой, выглядывает ведьма, прилетевшая верхом на помеле, а в курятнике топчется, вздыхая, дедушка-домовой... Страх захватывает нас, и мы пулей летим домой. Вскоре укладываемся спать. Мы с сестрой спим в одной кровати - валетом. Наступает ночь. Неожиданно просыпаюсь оттого, что кто-то чувствительно толкнул меня в бок. Открываю глаза. Рядом с кроваткой стоит солдат огромного роста, весь в зеленом. На голове - колпак, от которого исходит слабое оранжевое свечение.
A-а, домовой пришел!!! Меня как ветром сдуло с кроватки. Со всех ног кинулся я к постели, на которой спала моя мама. Юркнул под одеяло к ней. Естественно, мамочка тотчас же проснулась. И тоже увидела «солдата».
- Кто вы такой? Зачем вы здесь? - дрожащим голосом спросила она.
«Солдат» ни слова не сказал в ответ. Продолжал молча стоять на одном месте. Тогда мама, громко охнув, соскочила с постели и бросилась к детской кроватке, где безмятежно спала моя пятилетняя сестричка. Схватила ее в охапку и бегом вернулась назад. Мы с мамой спрятали девочку под лоскутное одеяло. А я спрятался под другое одеяльце, лежащее рядом. Укрылся им с головой, но оставил небольшую щелку, чтобы подглядывать.
Немного отойдя от испуга, мама опять спросила у «солдата»:
- Да кто же вы такой, в конце концов? И как вошли в дом?
Тот тяжело вздохнул. Затем вдруг растаял в воздухе. В ту же секунду за окном - где-то в отдалении замелькали сполохи огня. Еще через пару секунд стена огня приблизилась, и пожар начался прямо под окном, в нашем дворе. Мы с мамой дружно заплакали. Решили - сейчас сгорим. Однако пожар прекратился столь же внезапно, как и начался. Утром мы не обнаружили во дворе никаких следов пожарища. Ну ни единой обгорелой головешки не нашли. Ярко светило солнце. Двор был чист и пуст.
Вторая встреча со все тем же «солдатом» произошла много позже. Мне было уже четырнадцать лет. На дворе стояла ранняя осень. Я гостил у маминых знакомых в деревне Платоново Орловской области. На высоком скалистом берегу над рекой возвышалась там заброшенный храм. А в некотором отдалении от ее руин раскинулся колхозный яблоневый сад.
Однажды вечером отправился я в тот сад воровать яблоки, уже созревшие. Вдруг вижу - от руин храма плывет по небу по направлению к саду сигарообразный предмет, очень крупный. На его корпусе сияют многочисленные яркие огни. Я струсил, присел за кустарником. Чувствую, меня всего трясет от страха. Холодный пот стекает со лба ручьем, режет солью глаза.
Я зажмурился, протирая глаза пальцами, потом вновь открыл их. И ахнул. Передо мной высился - откуда он взялся?! - плечистый «солдат», весь в зеленом. Как и в прошлую нашу встречу, на его голове был колпак, от которого разлетались в разные стороны оранжевые искры. Я закричал. Существо исчезло... А сигарообразное тело с яркими огнями на его корпусе полетело неспешно прочь.
Я хотел вскочить с земли, чтобы убежать домой, но не смог сделать этого. Чувствую, ноги - свинцовые, штаны, извините, мокрые, сердце колотится так, что кажется, вот-вот выскочит из груди. По всему телу - сильнейший озноб. Кто оно, это существо, похожее на солдата? Зачем преследует меня, лихорадочно размышлял я, ощупывая собственные мокрые штаны. Что ему нужно от меня? Эта загадка, пожалуй, так и останется не разгаданной для меня до последних минут моей жизни.
Третья встреча с таинственным существом произошла относительно недавно - в 1992 году. Приехал я в деревню Шаблыкино в гости к другу. Точнее говоря, немножко не доехал до нее. Слез с попутки на шоссе возле поворота, где ответвлялась проселочная дорога, ведущая к деревне. Ну и пошел по ней пешком. А топать до Шаблыкина нужно было не менее часа.
Дело было вечером. На небе уже появились звезды. Иду, любуюсь бездонным звездным небом. На горизонте появилось светящееся шарообразное наслоение. Я струхнул, заметив его. Мгновенно вспомнился тот второй давний визит «солдата», сопутствующий ему полет «сигары» в небе и чем все это для моего самочувствия окончилось. Огляделся в панике по сторонам - спрятаться некуда! Кругом лишь голые поля в стерне, да виднеются в отдалении скирды соломы.
Шарообразное наслоение, стремительно приближаясь, преобразовалось в четко очерченный светящийся шар. Я отчетливо разглядел круглые иллюминаторы в его борту, когда шар неподвижно завис надо мной. Из иллюминаторов пялились какие-то плоские лица. И тут вдруг вздыбился в двух шагах от меня, словно вырос из-под земли, знакомый монстр - существо высокого роста в зеленой одежде и колпаке, испускавшем оранжевое сияние.
Замерев, некоторое время мы изучали друг друга. Существо, по моим ощущениям, надменно и свысока, а я пугливо, с надеждой на спасение. И удивительная вещь: страх, терзавший меня, куда-то пропал. Я спокойно присел на валун, валявшийся на обочине дороги, и стал разглядывать объект, висевший в небе почти строго надо мной. Потом перевел безразличный отрешенный взгляд на «солдата».
И наконец-то рассмотрел его облик во всех деталях. Выяснилось, что ранее я ошибался, принимая его одежду за солдатскую униформу. На существе было что-то вроде зеленого комбинезона, отдаленно похожего на костюм химической защиты. Комбинезон был негусто прострочен фосфорическими нитями, которые переливались, играли мертвенным ярко-зеленым светом.
На голове - тот же, что и ранее, колпак, не затемнявший, как оказалось, лица. Колпак походил на овальный, туго натянутый на череп капюшон, открытый спереди. Лицо у существа было определенно неземным. Синеватое, мясистое, с расплющенным носом, под которым виднелся крохотный рот, скорее даже не рот, а просто узкая прорезь без губ. Руки свисали ниже колен, то есть были необычайно длинными. Монстр сжимал в руках какой-то предмет, направленный в мою сторону.
Повторяю, я не испытывал в тот момент никаких эмоций. И вдруг монстр исчез. А шар с иллюминаторами стремительно полетел прочь и вскоре скрылся за горизонтом. Пелену олимпийского спокойствия как рукой сняло с моей души. Я как бы опамятовался, пришел в себя. Странное оцепенение сгинуло. Завопив от ужаса, я помчался по проселочной дороге по направлению к деревне, где жил мой друг.
Русалка
Русалка – также чертовка, или шутовка, или водява, что означает почти то же, потому что тут у мужиков говорится именно взамен недоброго слова черт. Русалка почти отовсюду вытеснена людьми; а она любит пустые и глухие воды. Нигде почти не найдете вы теперь такого места, где бы, с ведома жителей, поныне водились русалки; или они были тут когда-то и перевелись, или вам укажут, во всяком месте, на другое – а тут-де нет их.
В Орловской губернии бытовало представление о русалках как утопленницах: «Оне – голые, с растрепанными волосами, выскакивают из речки, сваливают с лошади сами садятся на борону и загоняют лошадей». На юге у нас русалка вообще не зла, а более шаловлива; напротив великорусская русалка или шутовка, особенно же северная, где она и называется не русалкой, а просто чертовкой, злая, опасная баба и страшная неприятельница человеческого рода.
При таком понятии о них, их представляют иногда безобразными; но вообще русалки большею частию молоды, стройны, соблазнительно хороши: они ходят нагие, или в белых сорочках, но без пояса, с распущенными волосами, зелеными, как иные утверждают; живут дружно, обществами, витают под водой, но выходят и на берег; резвятся, поют, шалят, хохочут, качаются на ближних деревьях, вьют плетеницы из цветов и украшаются ими, и если залучат к себе живого человека, которого стараются заманить всеми средствами, то щекочут его, для потехи своей, до смерти. Иные утверждают, что у русалок между перстов есть перепонка как у гуся; другие даже, что у нее, вместо ног, раздвоенный рыбий хвост.
Они манят к себе прохожего, если он ночью подойдет к ним – днем они почти не выходят – иногда гоняются за ним, но далеко от берега реки или озера не отходят, потому что боятся обсохнуть. Если при русалке есть гребень, то она может затопить и сухое место: доколе она чешет мокрые волосы, дотоле с нее все будет струиться вода; если же на русалке и волоса обсохнут, то она умирает. (Бушков Александр).
Водяной
Водяной, водовик или водяник, водяной дедушка, водяной черт, живет на больших реках и озерах, болотах, в тростниках и в осоке, иногда плавает на чурбане или на корчаге; водится в омутах и в особенности подле мельниц. Это нагой старик, весь в тине, похожий обычаями своими на лешего, но он не оброс шерстью, не так назойлив и нередко даже с ним бранится. Он ныряет и может жить в воде по целым дням, а на берег выходит только по ночам. Впрочем, водяной также не везде у нас известен.
Он живет с русалками, даже почитается их большаком, тогда как леший всегда живет одиноко и кроме какого-нибудь оборотня, никого из собратов своих около себя не терпит. О водяном трудно собрать подробные сведения; один только мужик рассказывал мне об нем, как очевидец, – другие большею частью только знали, что есть где-то и водяные, но Бог весть где. Водяной довольно робкий старик, который смел только в своем царстве, в омуте, и там, если осерчает, хватает купальщиков за ноги и топит их, особенно таких, которые ходят купаться без креста, или же не в указанное время, позднею осенью.
Он любит сома и едва ли не ездит на нем; он свивает себе иногда из зеленой кути боярскую шапку, обвивает также кугу и тину вокруг пояса и пугает скотину на водопое. Если ему вздумается оседлать в воде быка или корову, то она под ним подламывается и, увязнув, издыхает. В тихую, лунную ночь, он иногда, забавляясь, хлопает ладоною звучно по воде и гул слышен на плесу издалеча. Есть поверье, что если сесть у проруба на воловью кожу и очертиться вокруг огарком, то водяные, выскочив в полночь из проруба, подхватывают кожу и носят сидящего на ней, куда он загадает.
При возвращении на место, надо успеть зачурать: чур меня! Однажды ребятишки купались под мельницей; когда они уже стали одеваться, то кто-то вынырнул из-под воды, закричал: скажите дома, что Кузька помер – и нырнул, ребятишки пришли домой и повторили отцу в избе слова эти: тогда вдруг кто-то с шумом и криком: аи, аи, аи, соскочил с печи и выбежал вон: это был домовой, а весть пришла ему о ком-то от водяного. Есть также много рассказов о том, что водяной портит мельницы и разрывает плотины, а знахари выживают его, высыпая по утренним и вечерним зарям в воду по мешку золы. (Бушков Александр).
Моряны
Моряны, огняны и ветряны есть у других славянских племен; но русские, кажется, ничего об этом не знают. Праздник Купала и другие в честь огня или воды, суть явно остатки язычества и не представляют ныне, впрочем, олицетворения своего предмета. Лад, Ярило, Чур, Авсен, Таусен и проч. сохранились в памяти народной почти в одних только песнях или поговорках, как и дубыня, горыня, полкан, пыжики и волоты, кащей бессмертный, змей горынич, Тугарин Змеевич, яга-баба, кои живут только еще в сказках, или изредка поминаются в древних песнях.
Народ почти более об них не знает. О бабе-яге находим более сказок, чем о прочих, помянутых здесь лицах. Она ездит или летает по воздуху в ступе, пестом погоняет или подпирает, помелом след заметает. Вообще это создание злое, несколько похоже на ведьму; баба-яга крадет детей, даже ест их, живет в лесу, в избушке на курьих ножках и проч.
Кикимора также мало известна в народе и почти только по кличке, разве в северных губерниях, где ее иногда смешивают с домовым; в иных местах из нее даже сделали пугало мужеска пола, когда как это девки-невидимки, заговоренные кудесниками и живущие в домах, почти как домовые. Они прядут, вслух проказят по ночам и нагоняют страх на людей. Есть поверье, что, кикиморы – младенцы, умершие некрещеными. Плотники присвоили себе очень ловко власть пускать кикимор в дом такого хозяина, который не уплатил денег за срубку дома.
Игоша – поверье, еще менее общее и притом весьма близкое к кикиморам: уродец, без рук, без ног, родился и умер некрещеным; он, под названием игоши, проживает то тут, то там и проказит, как кикиморы и домовые, особенно, если кто не хочет признать его, невидимку, за домовика, не кладет ему за столом ложки и ломтя, не выкинет ему из окна шапки или рукавиц и проч.
Жердяй, от жерди – предлинный и претоненький, шатается иногда ночью по улицам, заглядывает в окна, греет руки в трубе и пугает людей. Это какой-то жалкий шатун, который осужден век слоняться по свету без толку и должности. Об нем трудно допроситься смыслу; но едва ли поверье это не в связи с кащеем бессмертным, которого, может быть, тут или там пожаловали в жердяи. Чтобы избавиться от всех этих нечистых, народ прибегает к посту и молитве, к богоявленной воде, к свечке, взятой в пятницу со страстей, которою коптят крест на притолке в дверях; полагают также, вообще, что не должно ставить ворота на полночь, на севере, иначе всякая чертовщина выживет из дома. (Бушков Александр).
Полевик
На Орловщине Полевик воспринимался почти как домовой и звали его «полевым домовым», выделяя еще и «межевого» - хозяина полей в облике старика с бородой из колосьев. Полевики чаще имеют облик маленьких и уродливых человечков, живущих в хлебных полях, обладающих человеческой речью и способностью поражать жнецов и жниц солнечным ударом во время жатвы. Обычно они появляются в полдень в отличие от других демонов, активизация которых связана с полуночью.
Полевик сродни «житный дед», сидящий в кукурузе, и другие духи нивы, выступающие в зооморфном облике козла, быка и иных животных. Европейская традиция богата представлениями о духе нивы или хлеба, прячущемся в дожиночный сноп или пучок колосьев, остающийся несжатым и имеющий название «божьей бороды», «бороды Ильи» и т. п. Полевик охраняет хлебные поля от беды, сглаза, вредоносной силы, и это роднит его с русалками, появляющимися в жите во время его цветения. На Рязанщине полевик подобно лешему сидит на кочке и ковыряет лапти, но в то же время он похож на водяного, т. е. может утопить человека. Когда начинали расчищать леса и распахивать земли под поля, пастбища и новые угодья, конечно, немедленно входили в соприкосновение с другими «малыми» божествами - Полевиками.
Вообще с хлебным полем связано много верований и примет. Так, до прошлого века дожило разделение сельскохозяйственных культур на «мужские» и «женские». Например, хлеб-жито сеяли только мужчины, несшие посевное зерно в особых мешках, скроенных из старых штанов. Тем самым они как-бы заключали «священный брак» со вспаханным полем, и ни одна женщина при этом присутствовать не смела. А вот репа считалась «женской» культурой. И женщины сеяли ее, стараясь передать Земле часть своей детородной силы.
Иногда люди встречали в поле старичка, невзрачного с виду и донельзя сопливого. Старичок просил прохожего утереть ему нос. И если не брезговал человек, в руке у него неожиданно оказывался кошель серебра, а старичок-Полевик исчезал. Таким образом наши предки выражали простую мысль, что Земля щедро одаривает лишь тех, кто не боится выпачкать рук. Крестьяне Тульской губернии полагали, что мохнатые Полевики или луговики обитают под землей, в норах, но выходят оттуда в полдень и перед заходом солнца. В это время они опасны, могут «навеять на человека болезнь, лихорадку.
Дворовой и домовой на Орловщине
Дворовой имеет все те качества, что и домовой, только является он более злым и мстительным персонажем. Дворовой, которому хозяин полюбился, нередко ворует у соседей сено и овёс для домашнего скота. Поэтому между дворовыми нередко затеваются драки. Увидеть дворового - весьма редкое явление и предвещает оно тому, кто его повидал, несчастье. Жила в одной деревне женщина с мужем, всё у них было в достатке, нужды ни в чем не знали, жили душа в душу, мирно, счастливо. Пришлось как-то мужу уехать по делам далеко. А в то время случилось как-то женщине вечером выйти во двор, где увидела своего мужа, ходившего вокруг телеги. Был это дворовой.
После этого случая полюбил муж работницу, прислуживавшую у них в доме, а собственную жену выгнал вон. В основном, рассказы об этом существе сводятся к тому, как он мучает не понравившихся ему животных, дружелюбен он лишь с собакой и козлом. Это он путает гриву лошадям, общипывает и обрезает им хвосты и строит подобные козни, против которых хозяева вешают под потолком конюшни или хлева убитую сороку, поскольку считается, что дворовой относится с ненавистью к этой птице.
Его стараются ублажить каким-либо известным способом, предупредить его желание, угодить должным образом. Лучше стараться не заводить белых кошек, такого же цвета собак, сивых лошадей, хотя соловых и буланых он тоже недолюбливает и обижает. Зато холит, гладит лошадей вороной и серой масти.
Если же никак нельзя избежать того, чтобы купить скотину той масти, которая не по душе домовому-дворовому, то купленное животное пригоняют с базара и вводят во двор через овчинную шубу, которую следовало разостлать в воротах наверх шерстью. Хозяйки особенно внимательно приглядывают и ухаживают за новорожденными животными, дворовой спуску не дает ни телятам, ни овцам: либо изломает, либо задушит. Поэтому их стараются унести из хлева и поселить в избе. Принесенного принято совать головой в устье печки, как бы «вдомляя», то есть сродняя с домом.
Не находятся в подчинении у домового лишь куры, считают, что у них свой бог есть. В некоторых местах знающие люди припасают нитку от савана мертвого, вплетают её в плеть с тремя хвостами и залепляют воском. В полночь, держа такую плеть в левой руке, люди выходят во двор и начинают бить по всем углам хлева и под яслями в надежде попасть всё-таки в разбушевавшегося виновного.
В Орловской губернии был обычай «дарить домового»: брали разноцветные блёстки, копейку с изображением на ней коня, хлеба горбушку, отрезанную от непочатого каравая, всё это сносили в хлев и читали следующую молитву: «Царь дворовой, хозяин домовой, суседушко-доброхотушко! Я тебя дарю-благодарю: скотину прими, попой, накорми». Часто дворовые ссорятся между собой, и тогда достается и хозяевам такое несчастье, какое невозможно ни предугадать, ни отвратить...
Дворовой - домашний дух, обитавший во дворе у древний славян. Различались два вида домовых. Одним был доможил , обитавший в углу за печью, вторым считался дворовой, живший вне избы (иногда черты того и другого объединялись в одном образе)... Дворовой являлся покровителем домашнего скота. Тем не менее, его относили к злым духам и сближали по природе с овинником или банником.
В описании дворового соединились традиционные черты домового и свойства оборотня, взятые из христианской демонологии. Внешне дворовой описывался похожим на человека, но с куриными, козлиными или кошачьими ногами. Это не случайно. Любимым животным дворового являлись кошка или кот. Отожествление дворового и кошки видно из следующей загадки: «Как у нас-то дворовой ходит с чёрной головой, носит шубку бархатну, у него-то глаза огненные, нос курнос, усы торчком, утки чутки, ножки прытки, кохти цепки.
Днем на солнышке лежит, чудны сказки говорит, ночью бродит, на охоту ходит». Иногда дворовой предстает в сложном образе чудовища: «Немного кошки побольше. Да и тулово похоже на кошкино, а хвоста нет. Голова как у человека, нос горбатый-прегорбатый, глаза большущие, красные, как огонь, а над ними брови черные, большие, рот широкущий, а в нем два ряда черных зубов, язык красный и шероховатый, руки как у человека, только кохти загнутые. Весь оброс шерстью, вроде как серая кошка, а ноги человеческие». Встречаются так же описания дворового, где он похож на змею с петушиной головой и гребнем. По ночам он мог принимать облик хозяина дома...
Местопребыванием дворового являлась специально подвешенная сосновая или еловая ветка с густо разросшейся хвоей («ведьмина метла»‘)... Связанные с дворовым обычаи носили охранительный характер: запрещалось оставаться на ночь как в бане, так и в овине; на двор не разрешалось пускать посторонних животных, поскольку дворовой мог принять их облик... Поскольку дворовой являлся ночным Существом, он не любил ничего светлого. Поэтому при покупке белой лошади ее вводили во двор задом или через овчинную шубу, разостланную в воротах...
Предполагалось, что временами дворовой начинает пакостить, мучить домашних животных. Тогда прибегали к помощи домового или вешали в конюшне (в хлеве) убитую сороку. Считалось, что она отпугнет злого духа. Дворового всегда старались умилостивить многочисленными подношениями. По большим праздникам ему оставляли угощение, при переезде на новое место почтительно приглашали последовать за семьей так же как и домового...
Как ни просто деревенское хозяйство, как ни мелка, по-видимому, вся обстановка домашнего быта, но одному домовому-доможилу со всем не управиться. Не только у богатого, но у всякого мужика для домового издревле полагаются помощники. Их работа в одних местах не считается за самостоятельную и вся целиком приписывается одному «хозяину». В других же местах умеют догадливо различать труды каждого домашнего духа в отдельности. Домовому-доможилу приданы в помощь: дворовой, банник, овинник (он же и гуменник) и шишимора-кикимора; лешему помогает полевой, водяному - ичетики и шишиги вместе с русалками...
Дворовой-домовой получил свое имя по месту обычного жительства, а по характеру отношений к домовладельцам он причислен к злым духам, и все рассказы о нем сводятся к мучениям тех домашних животных, которых он невзлюбит (всегда и неизменно дружит только с собакой и козлом). Это он устраивает так, что скотина спадает с тела, отбиваясь от корму; он же путает ей гриву, обрезает и общипывает хвост и проч.
Это для него всякий хозяин на потолке хлева или конюшни подвешивает убитую сороку, так как дворовой-домовой ненавидит эту сплетницу-птицу. Это его, наконец, стараются ублажать всякими мерами, предугадывая его желания, угождать его вкусам не держать белых кошек, белых собак и сивых лошадей (соловых и буланых он тоже обижает, а холит и гладит вороных и серых). Если же случится так, что нельзя отказаться от покупки лошадей нелюбимой масти, то их вводят во двор, пригоняя с базара не иначе, как через овчинную шубу, разостланную в воротах шерстью вверх.
С особенным вниманием точно так же хозяйки ухаживают за новорожденными животными, зная, что дворовой не любит малышей и может либо изломать, либо и вовсе задушит. Поэтому таких новорожденных и стараются всегда унести из хлева и поселяют в избе вместе с ребятами, окружая их таким же попечением, принесенного сейчас же суют головой в устье печи, или, как говорят, «водомляют» (сродняют с домом). На дворе этому домовому не подчинены одни только куры, у них имеется свой бог...
При6егая к точно таким же мерам умилостивления дворового, как и домового-доможила, люди не всегда, однако, достигают цели, и дворовой точно так же то миролюбив, то, без всяких видимых поводов, начинает проказить, дурить, причиняя постоянные беспокойства, явные убытки в хозяйстве. В таких случаях применяют решительные меры и, вместо ласки и убеждений, вступают с ним в открытую борьбу и нередко в рукопашную драку.
По вологодским местам крестьяне, обезумевшие от злых проказ дворовых, тычут навозными вилами в нижние бревна двора с приговором: «Boт тебе, вот тeбe за то-то и вот это» . По некоторым местам (например, в Новгородской губернии) догадливый и знающий хозяин запасается ниткой из савана мертвеца, вплетает ее в треххвостую ременную плеть и залепляя воском. В самую полночь, засветив эту нитку и держа ее в левой руке, он идeт во двор и бьет плетью по всем углам хлева и под яслями, авось как-нибудь попадет в виновного.
Нередко домохозяева терпят от ссор, какие заводят между собой соседние дворовые, несчастье, которое нельзя ни отвратить, ни предусмотреть. Оттуда же (из-под Кадникова) получена и такая повесть (записанная в деревне Куропской как событие 80-х голов прошлого столетия). «Жила у нас старая девка, незамужняя, звали ее Олькой. Ну, все и ходил к ней дворовушко спать по ночам и всякий раз наплетал ей косу и наказывал: «Если ты будешь ее расплетать да чесать, то я тебя заломаю».
Так она и жила, не чесала и не мыла головы, и гребня у себя не держала. Только выдумала она выйти замуж, и, когда был девичник, пошли девки в баню и ее повели с собой, незамужнюю, старую девку, невесту. В бане стали ее мыть. Начали расплетать косу и долго не могли ее расчесать, так закрепил ее дворовушко. На другое утро надо было венчаться - пришли к невесте, а она в постели лежит мершая и вся черная. Дворовушко ее и задавил».
Не только в трудах и делах своих дворовой похож на домового, но и внешним видом oн ничем не отличается (так же похож на каждого живого человека, только весь мохнатый). Затем все, что приписывают первому, служит лишь повторением того, что говорят про второго. И примечательно, что во всех подобных рассказах нет противоречий между полученными из северных лесных губерний и теми, которые присланы из черноземной полосы Великороссии (из губерний Орловской, Пензенской и Тамбовской).
В сообщениях из этих губернии замечается лишь разница в приемах умилостивления: здесь напластывается наибольшее количество приемов символического характера, с явными признаками древнейшего происхождения. Вот, например, как дарят дворового в Орловской губернии: берут разноцветных лоскутков, овечьей шерсти, мишуры из блесток, хотя бы бумажных, старинную копейку с изображением коня, горбушку хлеба, отрезанную от целого каравая, и несут все это в хлев, и читают молитву:
- Царь дворовой, хозяин домовой, суседушко-доброхотушко! Я тебя дарю-благодарю: скотину прими - попой и накорми...
Этот дар, положенный в ясли, далек по своему характеру от того, который подносят этому же духу на севере, в лесах, - на навозных вилах или на кончике жесткой плети...
Дворовые обязательно полагаются для каждого деревенского двора, как домовой-доможил для каждой избы, и банники для всякой бани, овинники или гуменники для всех без исключения риг и гумен (гумен, открытых со всех сторон, и риг, прикрытых бревенчатыми срубами с непротекающими крышами). Вся эта нечисть - те же домовые, отличные лишь по более злобным свойствам, по месту жительства и по затейным проказам... У домового есть брат, который не заходит в избу, а живет на подворье. Называют его дворовым, и круг забот у дворового иной. Он, в основном, отвечает не за человека, а за скотину, хозяйство.
Всем известно, что нет у него добродушия, присущего домовому, а шутки и забавы его порой беспощадно злобны и приносят немало неприятностей хозяевам. Дружит дворовой лишь с собакой и козлом, да и то, если собака эта не белая. Белых собак, кошек и даже лошадей он не переносит. Любимые лошадиные масти у него - вороная и пегая. А если хозяин купит и приведет на подворье коня, пришедшегося дворовому не по вкусу, надо в первый раз ввести «новичка» в конюшню не иначе, как по расстеленному на земле овчиной вверх тулупу.
Нелюбимых животных дворовой мучит, изводит: те невесть, почему тощают, шерсть на них сваливается, шкура, хвост все в репьях. Особо должны хозяева беречь только что родившихся телят и ягнят. Не случайно их сразу несут в хату, под заботливую опеку своих ребятишек. Иначе дворовой мог бы задушить приплод. И лишь если сунуть ягненка или теленка головой в устье печи, как говорят, «подломить», тот сроднится с домом, и дворовой возьмет заботу о нем на себя...
Если не раздражать дворового, угождать ему, то будет на подворье не только мир и порядок, но и благополучие. Будет у лошадей шерсть лосниться, а вся животина сыта. Удачлив станет мужик в покупках и при продаже останется в прибыли. Град не побьет его посевы и сады, а ведьма не будет задаивать коров. Одним словом, дворовой сам справится с нечистой силой...
Считалось, что на Михайлов день дворовой может, если его не задобрить, уйти с подворья на всю зиму, оставив животных без присмотра. Потому 21 ноября заботливые хозяева особым обрядом ублажали дворового... Еще до утренней зорьки старшая из женщин в семье выносила во двор чашку с пивным суслом. А перед полуднем хозяин ездил по двору на любимой лошади дворового. В это время хозяйка, размахивая помелом, приговаривала: «батюшка» дворовой, не уходи! Не разори двор, животину не погуби! Лихому (черту) пути-дороги не кажи!»
Черный баран
На тот момент мне было 11 лет, и я часто приезжала в деревню к маминой знакомой, у которой младшая дочь была одного со мной возраста, Наталья. Деревня была не очень большая – 2 трехэтажных дома на два подъезда каждый и десятка четыре деревенских частных домиков, школа, магазин, пруд с близлежащими разваленными колхозными постройками. Стандартная, в общем-то, картина в Орловской области.
В этой деревне, как и во всякой любой другой, жили бабки. И, как это часто бывает, среди бабок были призванные ведьмы. Одна из них, бабка Рая, на ведьму не походила совсем: краснощекая, толстая, носила только цветастые платки и юбки. Лет 70 поди было тогда, а она всё приговаривала: «Я ещё молодуха, мне б ещё мужика», что служило предметом насмешки как остальных бабуль, так и молодежи, которая часто эту фразу из Раисиных уст слышала. Рая ходила с палочкой, сильно припадая на левую ногу. Что уж у неё там с ногой было, никто не знал, да и особо не интересовался. Но толки про Раису ходили нехорошие, дескать, детей к ней маленьких пускать нельзя, сглазит, а по ночам из её квартиры на втором этаже иногда доносятся странные звуки, хоть все и знали, что живет бабка одна, и домашних животных у неё нет, а гостей она не привечала.
Сами ходили как-то ночью слушали с Наташкой, и правда - звуки довольно странные, будто кто-то по полу большим количеством ног - минимум четырьмя - ходит и дышит глубоко и часто. Мы со смехом списывали это на то, что Райке всё же удается таскать к себе мужиков и доказывать им, что она ещё молодуха, но всё равно было боязно. Мамина знакомая жила в одном из трехэтажных домов, на третьем этаже, в «этажке», как их называли деревенские жители, самом крайним к лесу и сараям. От дома к сараям идти было недолго, метров сто по забетонированной дорожке.
И вот однажды забыл Наташкин папа после того, как кормил вечером поросят, выключить свет в сарае. Увидел из окна, когда курил на балконе да выглядывал нас с горки, что свет горит. На дворе январь, стемнело быстро, а мы с Наташкой на горке задержались, то овчарку Графа потеряли, то санки забыли на полпути к дому. Время приближалось к 12,все уже ложатся спать, тут заваливаемся мы.
Впервые нам даже не досталось за такое позднее явление, дядя Вася жутко обрадовался, что ему не придется волочься в сарай выключать свет. Я была посуше, с Наты уж совсем на пол текло после наших катаний, я и отправилась выключать свет. За мной увязался Граф. Дошла, выключила свет, закрыла сарай, иду вверх к домам. Дойти осталось почти полдороги, как вижу - буквально из неоткуда, на дороге передо мной появляется баран - черный, с рогами, выше обычного барана раза в полтора.
И тут я припоминаю, что в деревне у нас черных баранов нет! Есть серые, белые, рыжие. Последний черный баран, которого держали на племя, и от которого в деревне ещё у кого-то могли быть черные ягнята, умер ещё летом, но и от него черных ягнят никогда не бывало почему-то. В общем, баран точно не наш, не деревенский. Зная, что бараны, особенно незнакомые, могут вести себя агрессивно, я начала пятиться назад, схватила Графа на ошейник, стараюсь крепко держать, а Граф бесится, скулит, пытается не то на барана кинуться, не то убежать, куда глаза глядят. Баран начинает наступать на меня, я уже мысленно вижу, как он втаптывает моё тщедушное тело в снег, как вдруг одна деталь мне бросилась в глаза – взгляд, глаза барана были абсолютно не бараньими.
Глаза у баранов обычно коричневые, выпуклые, туповатые, немного косят. А у этого даже в темноте было видно, какие они зеленые, чуть ли не светящиеся. И взгляд какой-то словно издевающийся, смотрит ровно, прям в глаза мне. Я опешила, выпустила из рук ошейник, и тут Граф диким визгом, какой сложно услышать от взрослой овчарки, которая часто помогала сгонять в стадо тех же баранов или коров, бросается на барана. Баран отклоняется, бережет горло, и Граф клацает зубами, ухватившись за заднюю правую баранью ногу. Баран ревет жутким, абсолютно не бараньим, голосом, от которого я, сверкая пятками, несусь куда глаза глядят. Минут двадцать я, выглядывая из-за заборов огородов, ползком добиралась до дома, взлетела по лестнице на третий этаж.
Посреди прихожей лежал Граф, целый-невредимый, на шее немного крови, как оказалось, не его. После моего сбивчивого рассказа все решили, что в деревню, хоть и непонятно откуда, ближайшая деревня километров за 20 находится, пришел чужой баран. Граф испугался нового запаха и решил меня защитить. Вот и вся мистика, ибо зеленых глаз у баранов не бывает, а умных – тем более.
Утром я проснулась от звука каких-то обеспокоенных голосов во дворе – приехала скорая помощь. Оказывается, Раисе ночью стало плохо, она пришла к соседям, которые отправили сына к ещё одним соседям, у которых был стационарный телефон. Вызвали скорую. В деревне, где все всё знают, новость тут же стала достоянием – Райке здоровую ногу покусала собака, мышцы на ляжке погрызла. Больших собак, способных погрызть человека, в деревне было довольно много, но все на привязи у частных домов, на «этажках» же был только наш Граф, который был давно уже был призван всеми собакой культурной, зря не лает, детей не обижает, да и гуляет он всегда с кем-то из домашних. Его все любили, даже самые вредные бабки.
Через несколько дней Раиса стала выходить из дома, куры-гуси ж тоже есть хотят. Бледная, похудевшая сразу килограмм на 20 и всё глазами как-то странно рыскает, ищет что-то. Еле ходит, обе же ноги теперь больные. И когда мы случайно столкнулись с ней у сарая, Граф при виде неё заскулил, запросился домой и вдруг убежал в сарай. Рая поковыляла дальше, а буквально вечером того же дня Граф, заходя со мной в подъезд, оцарапал бок ржавым гвоздем, которого в подъездной двери отродясь не было: многодетный заботливый папаша с первого этажа самолично обтесал доски этой двери и покрыл ещё летом свежей краской, дабы чада не таскали домой занозы и царапины. Пустяковая царапина, но через 10 дней Графа не стало, заражение крови, а кинулись за помощью слишком поздно.