Русская земля издавна славилась разнообразными «религиозными феноменами». Приведу еще один из них. По сообщению журналистки Влады Рос из города Орла, это случилось в начале семидесятых годов. В деревне Блудово (ныне Платоново) Орловской области была действующий храм. Но вот скончался священник, служивший в ней. И по указанию местных властей храм был тут же ликвидирована как место отправления культовых обрядов.
Трактором стащили с куполов кресты, выкинули на улицу старые иконы. Один мальчик даже умудрился залезть на иконостас и справить свои естественные надобности. Поруганный храм приспособили под склад. В течение двух следующих лет все без исключения люди, участвовавшие в разрушении храма, умерли! А вот что произошло с мальчиком, который помочился на иконостас. Школьников везли в кузове машины к месту рабского бесплатного труда детей на колхозном поле. В пути машина перевернулась и скатилась в овраг. Никто из ребят не пострадал, кроме того мальчика. Ударившись головой о камень, он получил сильное сотрясение мозга и умер. Остальные отделались легкими ушибами.
Конечно, можно сказать, что смерть мальчика была совершенно случайной, что она никак не связана с его хулиганской выходкой в разрушенном храме... Но дело, собственно говоря, не в этом. А в том, что дальше происходило в деревне. Рассказывает одна из пожилых старожилок здешних мест:
- Вечером, как всегда, я возилась возле печки. Смотрю, в кухню совершенно бесшумно вошел мой муж. Мне еще подумалось: «Почему я не слышала, как он проходил через две двери?» Обе двери - очень скрипучие... Стала я задавать мужу какие-то пустяковые вопросы на бытовые темы, а он не отвечает. Молчит. Сел на стул и смотрит на меня... Как-то сразу жутко мне стало! Тут вдруг слышу - дверь скрипнула в сенцах, а потом и другая дверь скрипнула - в коридоре. И заходит в кухню муж! А другой муж - ну точная копия вошедшего! - сидит на стуле. Я так и обмерла. Тот, который сидел на стуле, зыркнул на вошедшего злобным взглядом и исчез, растаял в воздухе. Федор Михайлович, мой муж, тоже видел своими глазами эту точную свою копию, сидевшую на стуле... А ночью весь дом наш заходил вдруг ходуном. Дом скрипел, и некий незримый бес выл в нем, стонал - пугал, в общем, нас, значит.
Спустя несколько дней местный молодой тракторист Валерий Н. возвращался с гулянки. Его путь пролегал мимо речки. Настроение было отличное. И тут вдруг видит Валерий - по речной глади, аки по суху, идет в белом лунном свете женщина. Тракторист опешил, принялся протирать руками глаза. Нет, не померещилось! Действительно, шагает женщина по воде. Стал Валерий оглядываться по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь еще из свидетелей этого удивительного явления. Его взгляд случайно упал на храм, в котором, как мы помним, размещался с недавних пор склад. Там, где на колокольне висели раньше колокола, пылал в ночи яркий свет.
- Я еще подумал, - говорит тракторист, - как же это тот, кто пускает оттуда свет, сумел забраться на колокольню? Ведь ступени, ведущие наверх, разобраны все до одной... Мне стало страшно! Некая дамочка шагает по воде. Храмовая колокольня сама собой светится... Я побежал во весь дух, не оглядываясь, домой. Бегу мимо дома наших соседей, а у них в саду двое каких-то людей в черных плащах ходят между деревьями. Да не просто ходят, а будто танцуют... Ну, тут меня совсем оторопь взяла! Не помню, как дома очутился.
Загадочный свет на колокольне видел в тот вечер только Валерий... Прошло еще несколько дней. Собрались деревенские женщины на посиделки. Одна из старых бабок и говорит:
- Сегодня ночь особая - ночь деньги с помощью чертей привораживать.
Собравшиеся восприняли ее заявление недоверчиво. Посидели, поболтали о том о сем. Стали расходиться. При расставании спрашивают у той бабки:
- Ну, будешь нынче ночью ворожить на деньги?
- Буду.
- Ладно. Посмотрим, много ли наворожишь...
Спустя ровно месяц эта 67-летняя бабка стала получать «ежемесячные алименты» от своего сына из Хабаровского края в размере 120 рублей. Ранее на протяжении долгих лет сын не присылал ей ни единого рубля, вообще забыл о ее существовании. Вот и не верь после этого заговорам. Один здешний дед Кузьмич рассказывал журналистке Владе Рос из Орла:
- В молодости плыл я по речке на лодке. А поздно уже было. В молодых летах я-то ничего не боялся. Смотрю, выныривает из воды зеленый мужчина и говорит: «Довези до берега». А я что? И глазом не моргнул. Говорю: «Садись». Он прыг в лодку, молчит. Только глазенки в темноте светятся. Ну что ж, довез его до берега, а он прыг в воду и исчез. От него внутри лодки много тины осталось.
- А что же, деда, он тебя с собой не взял?
Смеется Кузьмич:
- Я к нему с добром, и он ко мне с добром тоже!
- Деда, страшно ночью в деревне?
- Страшно, конечно. Люди сказывают, пока храм не построили две века назад, тут то же самое, что и сейчас, было - всякие «нечистые чудеса». Темные силы всё пытались выгнать людей из этих мест... Почему деревню Блудово зовут, знаешь? Потому что блудили тут всякие леший, черти да домовые - жить людям не давали. Вот и Блудово. Название само напрашивалось...
Падение дома Дмитриевых
…Угрюмо обставленный покосившимся забором и оплакиваемый ивами, потопившими жалобные свои ветви в заросшей подзаборной, сточной яме дремал этот дом долгие годы. Как бессильный старец, подпирал он темное небо облезлой крышей, как бы предчувствуя, скорое свое забвение и дремал с неприкрытыми тюлью глазницами темных окон; мох и дикая трава проросли в глубоких трещинах; разросшийся кустарник, обнимая своею тенью, бросал на него дикую мрачность.
Таким я видела этот дом на Рыбном совсем еще недавно, буквально месяца полтора назад…
И что в этом интересного? - спросите вы. – Полно таких домов и в каждом городе, и в каждом поселке, и живут там какие-нибудь алкаши и бомжи. И, пожалуй, будите правы. Но, знаете, кое-что интересное в этом доме все-таки было. Я помню, как смотрела на эту причудливую старую махину, очень не типичную для года своего постройки, а строили ее года в 60-е, тем, что в отличие от других поселковых домов, она имела два этажа (в те годы властями такое допускалась только по очень большому блату), высокий чердак и какой-то нереально большой размер.
Сейчас то, на фоне всех этих новых коттеджей, он не выглядел столь впечатляюще, но тогда…Он всегда зачаровывал меня. Даже в те годы, когда он был еще крепок и красив, а двор его чудесно ухожен и утопал в цветах… Помниться, в возрасте пяти лет я случайно познакомилась с девочкой Юлей, которая была на 4 года старше меня, и - о, чудо! – жила именно в этом доме. Точнее, приезжала к своей бабушке на каникулы из деревеньки Шахово Орловской области.
Постепенно мы с ней сдружились так хорошо, что она частенько начала приглашать меня к себе. Практически все лето напролет в течение пяти последующих лет я проводила в этом причудливом доме. И каждое лето он открывался мне все с более и более с любопытной стороны: во-первых, в нем было какое-то нереально большое количество потайных кладовок и комнатушек, из которых по ночам мне все время мерещились голоса и вздохи, во-вторых, особо меня пугала длиннющая лестница на второй этаж под которой находилась совершенно темная кладовка, а пролеты между ступенями были не перекрыты досками – то есть, поднимаясь вверх, ты непроизвольно смотришь в кромешную, шуршащую сквозняком подлестничную темноту. У меня просто дыхание перехватывало от ужаса, когда приходилось идти среди ночи в туалет на улицу – удобства все же были на улице. Я постоянно ждала, что из этой темноты сейчас вот-вот высунется рука с когтями и схватит меня за ногу.
В-третьих, в этом доме жил абсолютно черный кот по имени Цыган – конечно, мы с Юлькой его сами и подобрали, но он был котенком, а за какой-то год вымахал в настоящего кота Баюна из сказок и обладал потрясающей интуицией – если растягивался перед порогом, значит в этот лучше далеко никуда не ходить.
В-четвертых, пауки-крестовики за каких-то несколько недель там обжирались до размера с пол-ладони и почему-то становились розовыми… В-пятых, сама судьба жильцов дома была не слишком счастлива. Когда-то при совке это был дом образцового быта, а потом... Юлины родители развелись: мама с дочерью уехала в Орел, а отец начал пить, связался с местными алкашами. В 90-е его посадили за воровство, дали что-то около четырех лет. Я точно уже не помню в чем было обвинение, но какая-то неприятная история. Сильно заболел дедушка. Дом фактически держался на хрупких плечах Юлиной бабушки. Но надо сказать, она отлично справлялась: держала коз, огород у нее цвел и плодоносил, особенно хороша была клубника… ммм…
Какие-то жуткие истории рассказывали мне втихаря соседки и про землю, на которой стоит этот дом, мол, было здесь небольшое сельское кладбище, и когда рыли фундаменты домов по рыбной улице, находили кости. Хотя, что только не придумают глупые бабы, может им просто вздумалось пошутить надо мной. Но с другой стороны, вполне может быть, что под этим была вполне реальная основа, ведь привидения в этом доме были точно.
Сама я лишь однажды более-менее явственно видела подтверждение своим страхам. Юлина бабушка еще не вернулась с поля, где посла своих коз, дедушка Юлин на тот момент уже умер и во всем доме мы были совсем одни. Мы решили найти место, чтобы сделать себе тайный шалаш прямо в доме и делать его, почему-то решили на чердаке, заваленным сеном. Забравшись в самый дальний его угол, я принялась разгребать сено, освобождая пространство, а Юлька ушла вниз за гвоздями и досками – строить собирались капитально. Сижу я, значит, на собранном сене и вдруг вижу, что там в углу, где тень самая черная и густая, вдруг проступили контуры белесого лица, которое вытаращилось на меня и голосом, похожим на воронье карканье очень отчетливо сказало: «Дураааак!» и исчезло.
Юлька пришла спустя пол минуты и застала меня с совершенно серым лицом.
Кое-как я пришла в себя. А когда пришла Юлькина бабушка мы ей все рассказали.
– А что, я в этом доме тоже видела привидений, - подтвердила она. – Мы тогда с дедом только-только сюда приехали. Дом был не достроен и мы сами надстраивали верхние этажи. Стены и крыша уже были, но второй этаж нужно было еще доделывать. Помню, лежим мы с дедом ночью в кровати и явственно слышим, как на втором этаже кто-то ходит и доски таскает: из одного угла берет и в другой угол перекладывает. Я деда пинаю, мол, иди посмотри, вдруг воруют. Но он не пошел, испугался. Вот так до утра мы оба и не уснули – ждали рассвета. А как утро наступило, бегом на второй этаж, а доски не тронутые лежат, как лежали.
А потом еще случай был, спустя года два, когда второй этаж уже доделали, решили мы с дедом там спать. Спим, и я чувствую, смотрит кто-то на меня. Глаза открываю, а в углу парень стоит призрачный и смотрит на меня. Я деда толкаю-толкаю, а тот не просыпается. Парень же проплыл до середины комнаты и исчез. Тут и дед проснулся. Да и вообще, здесь у нас частенько домовой балует. Если пропадет что, надо веревочку завязать на ножке стула или стола и сказать: «Домовой поиграй и назад отдай»…
Как же давно это все было…Больше десяти лет назад. За эти годы, Юля закончила климовское ПТУ, вышла замуж, а Юлин папа, как ни старался наладить свою жизнь по выходу из тюрьмы: и вроде жениться хотел по новой, и по новой дом отстроить, спился. Без крепкой руки дом быстро обветшал и начал рушиться. Осень в этом году выдалась холодная и он со своими друзьями по бутылки грелся у самодельного обогревателя, который и стал причиной страшного пожара, полностью испепелившего старый, мрачный дом.
А. И. Иванов. Верования крестьян Орловской губернии
Перехожу к понятию о духах. Духи нечистые, иначе черти, повсюду строят козни людям, и для этого часто принимают вид различных животных и предметов, даже людей. Между крестьянами ходит мнение, что во время метели черти играют с ведьмами и сбивают людей с дороги; а также опасно ехать до пения петухов: пропоет петух – собирайся в дорогу, тогда черт тебе ничего не сделает. До пения петухов гуляют также мертвецы, поэтому в полночь опасно идти мимо кладбища. Иногда путнику встречаются мыши, в большом количестве переходящие дорогу, слышится будто бы в это время свист и хлопанье кнутом: это, думают, гонит мышей черт, и, если кто раздавит мышь то непременно заблудится.
Что касается леших и русалок, то даже старики говорят, что они были раньше, но видеть все-таки их не видали, а теперь их нет, и куда девались – не знают. Царство русалок, как говорят, было в «коноплях», так как за неимением лесов и больших рек в данной местности им водиться было негде, кроме коноплянников; но почему их теперь там нет, никому не известно. По народному поверью, удавленники и утопленники поступают во власть чертей.
Есть духи имеющие свое определенное местожительство. Таковы: домовые, банные, овинные, водяные и пр. Что касается домового, то почти все крестьяне верят, что он существует и живет невидимкою в каждом доме и непременно один, но каков внешний вид его – никто не сказал. Никто его не видал: он – невидимка. Иногда домовой любит скотину, гладит, кормит и холит лошадь, заплетает ей гриву, а то случается, что скотина плохо ест, худеет, тоща крестьяне говорят, что она не к двору, ее не любит домовой.
Если крестьянину жалко переменить лошадь, которую невзлюбил домовой, или хозяин, как они еще называют его, то мужичок оставляет в хлеве, где стоит скотина, хлеб с солью, как бы в дар «хозяину»; но это теперь редко практикуется, скорее бывает, что если лошадь и корова худеют, не к двору, то такую скотину мужик продает или меняет.
«У одного крестьянина в селе Богодухово, Орловского уезда, еще не так давно, была тройка лошадей одной масти; как-то этот мужичок проговорился мне, что с лошадьми его беда, корму не едят, валяются по ночам и бьются и совсем, сердечные, исхудали, стало быть, говорит, хозяин их невзлюбил. Из дальнейших расспросов я узнал, что у этого мужичка в хлеве, где стоят его лошади, не вывозился навоз уже два года, поэтому я посоветовал ему вывезти немедленно навоз, а затем дать хлеву немного проветриться, полить пол разведенной известкой, а также и стены, которые были каменные, а лошадей поместить на другом дворе. Прошло несколько времени, мужичок приходит ко мне и говорит, что теперь его лошадушки, слава Богу, корм едят и не бьются по ночам, как прежде.
На мое объяснение, что это лошади бились и худели от насекомых, заведшихся в навозе, мужичок ничего не возразил, а все-таки вера в домового была поколеблена. – Родной отец мой, незадолго до своей смерти, рассказывал мне следующее: «в чертей и т. п. бесовщину я не верю, бояться их не боюсь, но однако, милый сын, я скоро умру: ко мнe, вчерашнею ночью, когда я только что лег, но еще не заснул, кто-то подошел, я ясно слышал шаги, и вдруг «он» приложил холодную руку к моим губам, и я также ясно чувствовал прикосновение руки неведомого вошедшего». Действительно, через несколько времени отец мой умер от удара».
Говорят также, что ночью иногда давит, душит домовой, но прочтешь «Иже херувимы», то перестанет; объясняют это тем, что находит будто бы тень домового, сам же он не посмеет подойти к крещеному человеку.
– У одного мужичка коровы не водились; что-что ни делал мужик, и молебны-то служил, каждый воскресный день свечку пятикопеечную ставил Власию, – ничто не помогало; купит другую корову, смотрит, худеет она, молока не дает, все плачет, слеза течет, глаза гноятся. Чистая беда! Вот одна знахарка и посоветовала ему: «как только корова отелит теленочка, то выпой последнего и отвези в острог арестантам». Мужик так и сделал. Что же? С тех пор все стало благополучно; коровка корм ест, молочко дает и сама на себя похожа. Крестьянин этот жив и теперь.
У одного мужичка лошади не водились, корма не ели, были худые, ночью бились и валялись, а к утру все мокрые стоят; невзлюбил, стало быть, лошадок хозяин. Что ни делал мужичок – ничто не помогало. Вот ему и посоветовала знахарка Акулина пустить на реку тот образочек, который обыкновенно висит у крестьян на их дворе. Послушался мужичок Акулины, снял образок со стены и пустил на реку, вниз по течению, и с тех пор лошади у него стали поправляться, и дело пошло как по маслу.
Крестьянин этот жив и по сю пору; он же говорил мне, что если домовые невзлюбят скотины, то мучают ее, бьют, ездят на ней, не дают есть корма. Если же домовой бывает разиня, соня, то соседние домовые воруют тогда корм у скотины и перетаскивают его своим любимым лошадям и коровам. Случается, что домовые из-за корма подерутся, подымут писк, визг, – сонливый домовой тогда проснется и прогонит незваных гостей-воров.
– Купил крестьянин Семен хорошую гнедую кобылку, холил ее, кормил вволю овсом и сеном, благо последнего в тот год уродилось много; кобылка стала гора горой. Но вдруг она стала худеть, прежние веселые глаза помутились. «Домовой невзлюбил», решил крестьянин; решили так же и соседи, а особенно настаивал и взваливал вину на домового сосед Егор. «Удивительно, право», говорил Семен, сколько ни положишь корму, весь съест, а стала кости да кожа». – «Ну, что ж, возразил на это Егор, – корм-то ты кладешь, да его соседние домовые таскают, а твой-то слюнявый видно соня, знай себе спит».
Семен было уж порешил продать свою лошадку, а себе купить иную и другой масти. Но вот подошло Крещенье, у Семена престольный праздник: приехали к нему в гости знакомые из соседних деревень, приехали кумовья с кумушками, сваты со свахами и прочая родня. Год был урожайный; всего было вволю: и пирогов, и убоинки, про винцо и говорить уж нечего, так что Семен наш принял гостей и родню на славу. Сидят Семеновы гости вечерком, пьют, едят, речи гуторят, вдруг слышат, что-то на дворе зашуршало, а там послышалось очень ясно: «ох».
Семен наш перекрестился и подумал: «опять, видно, домовой; доконает он мою лошадку; пройдет праздник – непременно сбуду». Но кто-то из гостей вышел на двор узнать причину, и что же? Как раз около колоды, где был корм для лошадей, валяется мужик и стонет. Гость вбежал в хату рассказал, что видел на дворе и слышал, и вот посыпались все из хаты во двор, подходят к колоде, и тут-то Семен видит Егора, своего соседа. На вопрос, зачем он сюда попал и отчего у него разбито лицо, тот чистосердечно рассказал, что корм у кобылки воровал он, а не домовой, вот Бог наказал его: «лез я, говорит Егор, через крышу, да нечаянно поскользнулся и скатился под ноги кобылки, а та и ударила меня пятами, да так здорово, что не подымусь».
Сначала Семен было рассердился и хотел посылать за старостой, за сотским, но гости и родня упросили его не делать этого для праздника, а простить Егора, который, в свою очередь, по-крестьянски, поклялся отцом и матерью, женою и детьми, что впредь этого не будет делать; тогда Семен взял да и простил Егора. С тех пор лошадка Семенова опять стала поправляться и сделалась еще краше прежнего.
Однако, про проделку Егорову впоследствии узнала вся деревня и прозвала его домовым; все смеялись, как это «слюнявый соня» смазал по харе его, Егора, аль он разбудил его, соню, как грохнулся с крыши к колоде? Говорят, что в старину в овинах водились черти, но теперь овинов нет, и черти переселились неведомо куда; водились также и в банях.
«Наша поповка, т. е. усадьба духовных лиц, находится в черте крестьянских строений; во всей поповке была только одна баня, у попа, да и та стояла от дворов на далеком расстоянии, на задах, ближе к полю; про эту баню ходили страшные слухи, что будто бы в полночь сюда приходили с погоста мертвецы, а погост от бани был не далеко; говорили также, что в ней пировали черти с ведьмами, отчего часто слышали шум, крики и хохот; говорили даже, что раз сам сатана был в бане и играл на дудке, а черти с ведьмами плясали и хохотали. Сам поп боялся топить баню ввечеру, а всегда парился в ней днем и то с двумя-тремя работниками; попадья же много лет не заглядывала в баню; жутко ей было.
Поп хотел было разломать баню, не одному ж ему в ней мыться, да все откладывал; народ же говорил, что поп не ломает бани из-за боязни, что черти переберутся, пожалуй, еще ближе, прямо на потолок; правда ли это, нет ли, но так люди говорили. Однажды к попу приехали два его племянника, ребята молодые, учившиеся уже в семинарии, про чертей уже слышавшие, но хотя не прочно, а все-таки не воровавшие в их бытие. Узнав про слухи, что в бане их дядюшки водятся черти и всякая бесовщина молодцы племяннички собрали с дюжину смелых парней, вооружились что под руки попало и хотя с трепетом, на сердце, а все-таки подошли к бане почти в полночь, и о диво из див! в бане огонь, шум и крик, и хохот; оробели наши смельчаки и пошли было назад но почему-то остановились: голоса из бани послышались не бесовские, а вполне человеческие.
Вооружившись смелостью, опять подходят и уже ясно слышат, что в бане люди, а не черти; дверь отперта настежь, табачный дымок выходит из нее; молодцы прямо к двери – и что же? Пять парней и столько же баб, а может быть и девиц, пьют преспокойно водочку, громко разговаривают и все в амурном настроении. Вышло, что не молодцы испугались уже, а компания, жаждущая любовных ощущений, пришла в неописанный ужас, сообразив не на шутку, что это мертвецы идут с погоста.
Скоро дело разъяснилось, и все пошли в разные стороны. Парни, пировавшие в бане, были узнаны, бабы тоже, и их долго после называли: парней – чертями, а баб – ведьмами. Дурные слухи про баню исчезли; «даже сама матушка попадья стала ходить в баню и расправлять свои косточки», говорили с тех пор крестьяне. А не приезжай к попу племянники, баню бы тот разломал, да и черти, пожалуй, переселились бы, если уж не к попу на потолок, то непременно в какой-нибудь сарайчик пустой на деревне».
Что касается водяного, то никто из крестьян села Богодухова не мог дать мне ясного и определенного ответа, есть ли они или нет. Говорят, что ранее в буковище под мельницей жил водяной, а теперь его нет, вероятно, стар стал и околел, а все-таки ночью и поздно вечером купаться нельзя, а то утопит водяной; так что выходит какая-то раздвоенность в мыслях: с одной стороны водяной околел, а с другой – ночью купаться нельзя из-за боязни того же водяного. Несколько лет тому назад, пожалуй, около 15-ти, в реке Неручи, протекающей в селе Богодухове, утонула женщина, которая, по словам крестьян, в ночное время показывалась из воды и хлопала в ладоши, а также хохотала; однако, видеть ее никто не видал, но все-таки крестьяне и крестьянки боялись ночью проходить мимо того места, где утонула женщина.
Впрочем, в последнее время крестьяне забыли про это место, вероятно, убедившись, что особого ничего тут не бывало, да и не может быть.
«Давным-давно в буковище, что под мельницей, водился черт, который питался рыбою, а особенно любил кушать карпов, которых в буковище была тьма-тьмущая; жили эти карпы (лини?) в норах, на дне, где возились, словно свиньи. Черта этого все боялись и никто в позднее время не ходил мимо буковища. Даже поп сельский боялся его и ежегодно в подарок черту сваливал в буковище воза два хлеба, конечно испорченного, который не ели уже свиньи. Но черт не брезговал гнилым, затхлым хлебом, он и без того был очень рад и доволен, что сам батька-поп его уважает, и какой бы то ни было подарок, а все-таки присылает. Как-то летом, крестьянин Пахом, опытный нырок и охотник до карпов, подошел к буковищу, разделся, начал нырять и доставать большущих карпов.
Кстати скажем, что эта рыба очень смирна в норах и не пугается человека, а потому и Пахом, зная известную сноровку при подобной ловле, вытаскивал карпов очень удачно, так что стоявшие на берегу крестьяне удивлялись счастью Пахома, который, наконец, и сам сказал: «Теперь нырну и с самого черта шапку стащу, да еще клюну его кулаком по харе». Нырнул Пахом, да и остался в буковище; насилу разыскали его и вытащили багром, но уж мертвого. «Не хвались Пахом, что стащит с черта шапку, может быть и жив бы был», говорили одни, а другие возражали, что черту досадно было, что Пахом повытаскал много любимых его карпов, отчего поймал его и задушил. Но как бы то ни было, а все-таки крестьяне не ныряют и до сих пор в буковище за карпами, несмотря на то, что их там множество».
