В этой старой сказке почти все так же, как в легенде о странствиях Одиссея: «...Стал было уже засыпать кузнец, как дверь отворилась, и вошло в избу целое стадо баранов, а за ними Лихо - баба огромная, страшная, об одном глазе. Понюхало Лихо по сторонам и говорит:
- Э, да у меня, никак, гости; будет мне, Лиху, что позавтракать: давненько я человеческого мяса не едала.
Вздуло Лихо лучину и стащило кузнеца с печи, словно ребенка малого...» («Лихо одноглазое». Сказка в пересказе К.Д. Ушинского). По всему выходит, водились в наших среднерусских лесах и горах великаны не хуже греческого Полифема, а может, даже и покруче, раз столько источников буквально в один голос описывают эту то ли гигантскую бабу, то ли мужика.
Да и не только в наших просторах: это явление, похоже, индоевропейское, раз братья Гримм написали свою сказку «Разбойник и его сыновья», не пытаясь переделывать гомеровские свидетельства, а Кастрен в XIX в. слышал подобное в русской Карелии (см. «Вестник Русского Географического Общества», 1856, V). «Неуклюжая, кровожадная, свирепая - само воплощение зла. Имя Лихо стало именем нарицательным и занимает место в синонимическом ряду со словами «беда», «горе», «несчастье».
Лихо одноглазое - зло, беда; персонификация злой доли, горя; нечистая сила... Фольклористы, понятное дело, не могли указывать на конкретные биологические объекты, на находки огромных черепов с дыркой посередине лба, только на поверья: «Зло, беда в поверьях может предстать живым существом, которое преследует человека и губит его, такой образ, однако, более характерен для сказок, а не для бытующих поверий. Облик «зла-лиха» (появляющегося чаще всего в сказочных повествованиях) очерчен не вполне определенно. Как и многие обитатели иного мира, лихо и похоже на человека, и отличается от него. Оно может быть одноглазым («кривым, неправедным»); предстает огромным великаном; худой женщиной с одним глазом...».
На Смоленщине Лихо Одноглазое представляли существом огромного роста, пожирающим людей. Чаще всего это худощавая, кривая, одноокая женщина огромного роста или же одноглазый великан. Подытожим немногое. Живёт в большой избе, что стоит в густом и тёмном лесу. Часто также поселяется на старой заброшенной мельнице. Вместо кровати у него большая груда человеческих костей: по некоторым сведениям, это создание не брезгует людоедством и способно сожрать любое живое существо, подвернувшееся ему под руку.
Иногда Лихо изображается совершенно слепым, но этот вариант встречается в сказках редко. Обладает некоторым волшебством. Ближайшими родственниками Лиха в русских преданиях называют Горе-Злосчастье, а также Долю и Недолю. Не следует искать встречи с Лихом из простого любопытства. В отличие от других недобрых созданий, которые иногда проявляют расположение к человеку и могут наградить его, от Лиха можно ждать только неприятностей.
В одной из сказок про Лихо почти полностью повторяются приключения Одиссея на острове Циклопов. В этом и трех других случаях герои ослепляют людоедов, протыкая глаза или обливая их кипящим маслом. Как будто специально для того, чтобы героям было легче, людоеды одноглазы и лишь великаны Синдбада и братьев Гримм двуглазы. В первых трёх случаях даже способ ухода героев от ослеплённых чудищ одинаков - прикинуться овцой и выйти вместе со стадом.
Итак, кузнеца поймали. «...Кузнец смотрит в печку и говорит:
- Бабушка, я кузнец.
- Что умеешь делать-ковать?
-Да я всё умею.
- Скуй мне глаз.
- Хорошо, - говорит, - да есть ли у тебя верёвка? Надо тебя связать, а то ты не дашься; я бы тебе вковал глаз...
... Взял он толстую верёвку да этою верёвкою скрутил её хорошенько... Вот он взял шило, разжег его, наставил на глаз-то ей на здоровый, взял топор да обухом как вдарит по шилу. Она как повернётся - и разорвала верёвку, да и села на пороге...» («Лихо одноглазое». Русская сказка в обработке А.Н. Афанасьева). Дальше сказку не продолжаем. Но упомянем еще трех родственников нашего лиха - явно не полифемовского происхождения.
Аримаспы - мифический народ, живший на крайнем северо-востоке древнего мира. По Геродоту, это были одноглазые люди (что и означает слово «аримасп» на скифском языке), постоянно сражающиеся с грифами, у которых они хотели отнять охраняемое ими золото. То есть реальный народ. Источником сведений об аримаспах послужила недошедшая эпическая поэма Аристея сына Каистробия с Проконнеса «Эпос об аримаспах» (или «Аримаспия»), о содержании которой даёт некоторое представление «Скифский рассказ» Геродота («История». IV. 13-16). Аристей, вдохновлённый Аполлоном, якобы прибыл в страну исседонов и там записал рассказы об их северных соседях - аримаспах, грифах (грипах или грифонах) и гипербореях.
Согласно Аристею, аримаспы живут к северу от исседонов, а севернее их сам их живут стерегущие золото грифы, и аримаспы воюют и с теми и с другими. Причём аримаспы изгнали исседонов из их страны, те, в свою очередь, изгнали скифов, а те киммерийцев. Геродот же приводит и объяснение (видимо, оно взято также из поэмы Аристея) слова «аримасп», что Аримаспы упоминаются и другими античными писателями (как географами, так и трагическими поэтами), но все их сообщения прямо или опосредованно восходят к Аристею Проконнесскому и ничего нового к сообщению Геродота они не добавляют. Исключение - Эсхил, сообщающий, что аримаспы «живут у златоносного Плутонова потока» («Прикованный Прометей», 805-806). Позднеантичные писатели начинают отождествлять аримаспов и гипербореев.
Еще одни кандидаты на реальных обитателей Земли - верлиоки. О них есть в восточнославянской народной сказке об одноглазом существе, возможно, мифологического происхождения. По типичному сюжету сказки, Верлиока (иногда, для простоты, его заменяют на медведя) убивает старуху и двух её внучек, а старик, селезень, рак, веревочка и жёлудь наказывают его за убийство. Согласно примечанию А.Н. Афанасьева, сказка была записана Тихорским в «южной России». Русских вариантов - 3, украинских - 7, белорусских - 1.
Образ Верлиоки творчески переосмыслил в сказочной повести В. Каверин «Верлиока» (1982). Верлиока, согласно описанию, «ростом высокий, об одном глазе, нос крючком, борода клочком, усы в пол-аршина, на голове щетина, на одной ноге - в деревянном сапоге, костылем подпирается, сам страшно ухмыляется». Разумеется, выступает в качестве разрушителя и убийцы.
Филолог О.А. Черепанова интерпретирует Верлиоку как сохранившийся в сказочном сюжете древний образ мирового зла. Что вполне оправдано, ведь не может же сотрудник РАН написать: Верлиока - прямое отражение существования на нашей планете расы великанов. На украинском есть слово «вирлоокий, пучеглазый» - так это слово записал Гоголь в свой «Лексикон Малороссийский».
И наконец тепегёз, или Депе-Гёз - одноглазый великан (дэв) в тюркской мифологии, рассказ о котором сводится к тому, что Тепегёз загоняет человека в пещеру, своё логово, собираясь съесть, но человек ослепляет его, вонзив в его единственный глаз острие, и выбирается из пещеры, накинув на себя овечью шкуру. Слово «тепе» в переводе с тюркских языков означает «темя», а «гёз» - «глаз».
Образ Тепегёза восходит к персонажу огузского героического эпоса «Китаби Деде Коркут». Пастух Сары встречается в безлюдном месте с дочерью пери и совершает над ней насилие. От этой связи на свет появляется жестокий людоед, именуемый в народе Тепегёзом из-за единственного глаза на лбу. Рос он не по дням, а по часам. Причём когда его хотели разрубить мечом, он становился ещё больше. Пастух Сары отказался от сына, и Тепегёз воспитывался у хана Аль Аруза, одного из предводителей огузов, на чьей земле он и был найден. Тепегёз нападал на караваны, пожирал путников. Лишь Басат, сын Аль Аруза, смог одолеть Тепегёза, ослепив и отрубив ему голову его же собственным мечом.
Глава, описывающая Тепегёза, была переведена и опубликована в 1815 г. немецким востоковедом Генрихом Фридрихом фон Дицем, который обнаружил её в рукописи «Книга моего деда Коркута на огузском языке», датированной XVI в. и хранящейся в Дрезденской библиотеке. Так что вон сколько у нашего лиха нашлось родственников по всему миру! И не из гомеровского циклопа все они вышли, как мы из гоголевской шинели, а он из них. Миф о Полифеме лишь отражение более ранних и полных преданий о столкновениях «нашего» человечества с представителями человечества «иного», совсем не похожего на нас с вами.
Дракула из глубинки
Дело было в конце 80-х, мама Ани работала в каком-то архитектурном бюро (не буду врать как оно правильно называлось, да это и неважно), в общем они занимались реставрацией памятников архитектуры. Старшая сестра Ани Маша была профессиональным художником-реставратором, работала большей частью в Храмах и монастырях. Мать с дочерьми разъезжали по всей стране, по самым различным уголкам нашей необъятной Родины. То храм во Владимирской области реставрируют, то собор в Суздале. Анюта, совсем еще маленькая, при маме и старшей сестре всегда под присмотром, всегда в безопасности.
Скажу, что семья эта хоть и занималась благороднейшим делом, но особо верующей не была, на тот момент. И вот однажды занесло их в забытое Богом место, где-то на Смоленщине, уже на границе с Белоруссией. Старая еле живая деревенька, одна центральная улочка, да десяток домов, лес, речка и огромный ров (вроде как там раньше Днепр протекал, да пересох).
Был там и маленький храм начала 17 века, старинные потемневшие от времени иконы, восковые свечи источающие неописуемый аромат.. Маша с мамой целыми днями проводили в церкви за работой, маленькая Аня, уже довольно самостоятельная девочка, гуляла вольно по деревне в окружении пасущихся коз и дворовых собак. Поселили приезжих на окраине, в доме председателя и как-то странно, вроде в шутку, предупредили: «После захода солнца не шляйтесь по деревне и дитё одно не пущайте!».
Семья городская, в предрассудки не верит, но после первого рабочего дня, возвращаясь домой, женщины обратили внимание, что с появлением сумерек деревня будто вымерла. Ставни плотно закрыты, на калитках засовы, ни одной живой души, только дворовые собаки поскуливают в своих будках. Местные оказались не словоохотливы и не распространялись особо о причинах комендантского часа. Жизнь, мол, деревенская, рано ложимся - рано встаем. Но жена председателя очень милая и сердобольная женщина так прикипела к Анюте, что без лишних разговоров с заходом солнца сама запирала непоседливого ребенка дома. Мама с Машей часто встречали девочку зареванную и жалующуюся, что гулять не дают, дома запирают.
«Все ради её блага, нечего малышу такому по деревне в темноте шататься!» - оправдывалась председательша. Но повторюсь, непоседливая Анька орала и требовала свободы, в результате чего мать сдалась и запретила запирать её дома – «Пусть гуляет рядышком до нашего возвращения». Реставрационные работы были в самом разгаре и вот однажды женщины возвращались домой уже совсем поздно. В деревне тишина, темнота, хоть глаз выколи, и на завалинке Ани не видно. Не было её и дома, бросились искать, прошерстили всю деревню вдоль и поперек, безрезультатно. Растолкали председателя, притащили фонари и пошли по домам.
Открывали неохотно, пожимали плечами и как-то обреченно отводили глаза. «Сами виноваты, сказано было не пущать ребенка по темноте шастать» «Да в чем же дело?! - взмолилась мать - что происходит, чего вы боитесь?!» «Ищите в овраге» - все что удалось узнать у местных перепуганным женщинам. Побежали к оврагу, собралось человек 10, мужики с вилами, как полагается, и фонарями. Но у края оврага все остановились. «Дальше сами, дитё ваше - дело ваше». Не надо объяснять шоковое состояние матери Анюты, взрослые деревенские мужики отказались спускаться в овраг, что же там на дне, и что с ребенком если он там.
Мать Анюты вместе со старшей дочерью бросились вниз сквозь бурелом, почти на ощупь, по склону в полной темноте. Кричали, светили тоненькими лучами фонариков, чей свет безнадежно проглатывала абсолютная темнота. Уже на полпути снизу раздалось приглушенное шипение, будто десяток кошек разом вздыбились и произвели эту страшную какофонию.
Маша первая достигла дна, она встала как вкопанная и в ужасе закричала. Картина которая ей открылась парализовала её, голос сорвался и она потеряла сознание. Мать девочек бросилась вперед и наконец увидела свою пропавшую дочь. Лунный свет слегка отражался от маленького ручейка на дне оврага, но этого света было достаточно чтобы осветить две фигуры примерно одного роста.
Аня тихо и медленно шла ведомая за руку низеньким сгорбленным существом с длинными руками и кривыми ногами. Существо опасливо озиралось и шипело. Глаза светились как у кота, а длинные пальцы на руках заканчивались острыми когтями. В лунном свете кожа существа отливала голубоватым цветом с небольшими темными прожилками и пятнами по всему телу. Девочка двигалась, не оказывая видимого сопротивления, глаза её были закрыты.
С криком мать бросилась к ребенку и схватив Анюту за руку потянула на себя. Существо оскалилось, обнажив острые короткие зубы, зашипело с новой силой, но девочку не отпустило. Завязалась борьба, мать тянула ребенка на себя, а существо, чья сила явно уступала яростному напору разъяренной матери, пятилось, скользило на глинистому дну и цепко держало несчастного ребенка.
Сверкая глазами и клацая челюстями существо перешло на рык и схватило Анюту уже двумя лапами. Наконец мать увидела, куда именно существо тащит свою добычу. На противоположной стороне высохшей реки в зарослях виднелась старая кирпичная кладка, в ней темнела нора. Из последних сил мать дернула дочь на себя и существо наконец отцепилось. Как только девочка оказалась в руках матери, она издала протяжный стон и осела на землю.
Тут подоспела пришедшая в себя Маша, они с матерью схватили ребенка и бросились вверх прочь из оврага. Существо внизу продолжало шипеть и скулить, оно то подбегало ближе, то боязливо отступало. Мать громко звала на помощь и видимо эти крики и близость людей отпугивали тварь, в конце концов еще немного покрутившись на дне, оно скрылось в зарослях у кирпичной кладки.
Наверху женщин и обессиленного ребенка приняли местные, в полной тишине они проводили мать с дочерьми к дому председателя и как ни в чем не бывало разбрелись по домам. В освещенной комнате Анюта наконец пришла в себя, она тихонько всхлипывала и жаловалась на дурной сон, рука девочки, та самая, за которую держалось существо, была вся в крови, глубокие порезы воспалились и жутко болели. Всю ночь Аня провела в бреду, раны промыли и перевязали, только на заре она заснула.
Жена председателя потихоньку от мужа рассказала, что раньше частенько по ночам из деревни пропадали животные, их обглоданные трупы находили на дне оврага. А когда пропал малолетний сын местного пьянчужки, все сговорились и с заходом солнца стали запирать двери и окна домов до рассвета. Мальчика так и не нашли, по большей части его и не искали, деревенские наотрез отказались спускаться в овраг, а убитый горем отец просидел всю ночь на краю, так и не решившись идти один. Говорят, что услышав ночью шипение во дворе дома, можно сквозь ставни разглядеть маленькое неуклюжее существо шатающееся по деревне в бесплотных попытках найти пропитание. Оно гуляет всю ночь по дворам, заглядывает в собачьи будки и гонимое воем и лаем перепуганных животных утром исчезает в овраге.
Можно ли повстречать в лесах Смоленщины лесовика
Можно ли повстречать в лесах Смоленщины лесовика и где искать золотую карету Наполеона. История Смоленска, как известно, насчитывает больше тысячи лет, наполненных не только ратными подвигами, научными достижениями и творческими успехами известных на весь мир уроженцев земли Смоленской, но и своими собственными преданиями и легендами.
Одни из этих сказок насчитывают не одно столетие, другие зародились одновременно с нашими мамами и бабушками. И пока вдохновленные очередным днем рождения нашего любимого города смоляне поминают знаменитых земляков и особо полюбившиеся им моменты смоленской истории, мы решили пойти иным, волшебно-сказочным и немного мистическим путем и собрали для вас несколько запоминающихся смоленских сказок.
«Там чудеса, там леший бродит…»
Практически в каждом царстве и в каждом современном государстве найдется немало историй о встречах человека и внешне на него похожего, но все же не совсем человеческого вида существа. Снежный человек, йети, бигфут или сасквоч – величать его можно так, как вашей душе угодно, но славяне предпочитали называть подобных нелюдимых дикарей лесовиками.
Жили лесовики, как несложно догадаться, в лесных чащах, обладали недюжинной силой и время от времени пугали неосторожных крестьян. Обладали они какими-либо сверхъестественными способностями или, в отличие от леших, ничем паранормальным похвастаться не могли – достоверных сведений на этот счет, понятное дело, найти практически невозможно. Однако историй встречи человека и лесовика в литературе сохранилось немало, в том числе и тех, которые произошли на территории Смоленщины.
Одна из таких историй в 1988 году попала на страницы журнала «Вокруг света». Автор приводит рассказ пожилого смолянина Егора Акимовича Яковлева, который в 1909 году, будучи десятилетним мальчиком, вместе с отцом вынужден был ночью отправиться в лес. Что могло заставить человека ночью ехать в чащу? Нужно было раздобыть дрова в дом, вот и решено было под покровом ночи позаимствовать несколько чурбачков из вязанок, заготовленных для местного помещика.
Дело, к слову, происходило у деревни Коробово тогда еще Смоленской губернии. Наши герои уже практически завершили свою сложную и опасную миссию (помещик явно не обрадовался бы, узнав, что крестьяне воруют у него дрова), Егор с отцом собрались было возвращаться домой, как услышали приближающиеся к ним шаги. «Лесник!» – подумали они, но вместо него к ним вышло нагое, волосатое, страшное на лицо и внушительного, двухметрового роста существо. Отец Егора попытался его перекрестить – не помогло. Егорка схватился за висевший на поясе топор – существо угрожающе сделало шаг вперед. К счастью, крестьянин пришел в себя и обратился к незнакомцу с такими словами: «Ежели ты добрый человек, то подходи к нам покурить, а ежели лесовик, то уходи поскорее». От табака лесовик отказался и, что-то невнятно бормоча себе под нос, вновь скрылся в лесу.
Вырос Егор Акимович и женился на девушке из своей деревни. И (вот же совпадение!) оказалось, что в юные годы и его супруге «повезло» повстречать лесовика. Нет, она не пошла ночью воровать дрова, а всего-навсего отправилась в лес по грибы. Но вместо опят и подберезовиков нашла в кустах маленького ребенка, необычайно волосатого для младенца и малосимпатичного. Несмотря на его отталкивающий внешний вид, девушка пожалела малыша и взяла на руки, чтобы убаюкать.
Оказалось, что мама «брошенного» ребенка была неподалеку: минуты не прошло, как из кустов, по словам девушки, бесшумно вышла лесовая. Правда, никакой агрессии к незваной гостье она не проявила: просто взяла у нее своего младенца, захватила другой рукой сухую траву, служившую малышу подстилкой, и скрылась в чаще. А девушка… девушка бросилась со всех ног домой, оставив в лесу и корзинку, и свою грибную добычу.
Между прочим ни Егор Акимович, ни его супруга не дали своим современникам ни единого повода усомниться в своем умственном здоровье и душевном равновесии. А вот верить или нет их рассказам – решать вам.
«Там царь Кощей над златом чахнет…»
Отдельную главу в собрании смоленских сказок (если таковое когда-нибудь будет написано) наверняка стоит посвятить многочисленным кладам. Великое множество историй о сокрытых в смоленской земле сокровищах веками передавалось из уст в уста, а неутомимые кладоискатели не теряют надежды найти хоть малую часть этих легендарных богатств.
Пожалуй, самые известные предания связаны с периодом, когда смоленскую землю топтали французские сапоги солдат наполеоновской армии. Одна из легенд утверждает, что в ноябре 1812 года на территории Смоленщины бесследно пропал обоз, доверху груженый награбленным на территории России золотом. Больше трехсот пудов золотых слитков, почти двести пудов переплавленного драгоценного металла, оружие, иконы и утварь – захватчики неплохо поживились, вот только довести добычу до Парижа им так и не удалось.
Где именно исчез золотой обоз – история умалчивает, но историки и увлеченные охотой за сокровищем авантюристы регулярно выдвигают собственные версии местонахождения клада. Например, часть исследователей указывает на озеро в Вяземском районе, в водах которого, дескать, и затопили драгоценный обоз окруженные русскими солдатами французы. Само собой, озеро неоднократно обыскивали вдоль и поперек, но ни одной даже самой мелкой золотой монетки в нем так и не нашли. Однако пробы воды продолжают подливать масло в кладоискательский огонь и будоражить умы охотников за сокровищами по всему миру, ведь содержание золота и серебра в ней заметно выше нормы.
Желаемого результата пока не принесли и поиски мифической золотой кареты, принадлежавшей то ли Наполеону, то ли его маршалу Нею. Поиски усложняет и тот факт, что единого мнения о том, на дне какого водоема покоится сие транспортное средство высшей пробы, не существует. Одни утверждают, что карета была затоплена при пересечении Днепра, другие исследователи-энтузиасты уверены, что наполеоновскую карету следует искать на дне озера Сапшо.
Свои военные сокровища, по легендам, остались в смоленской земле и после Великой Отечественной войны. Шел 1941 год, фашисты уже подступали к Смоленску, и руководство Смоленского банка приняло решение эвакуировать все имевшиеся в наличии ценности подальше от иноземных захватчиков. А дальше почти как в задачке из учебника: из Смоленска выехали восемь грузовиков, а до пункта назначения добрались лишь пять. Что стало с недостающими машинами и, что куда важнее, с их грузом – эту задачку до сих пор решить никто так и не смог.
«В темнице там царевна тужит…»
Было бы очень странно, если бы ни в одной из смоленских сказок не фигурировала бы главная достопримечательность города и области – крепостная стена. Причем легенды и истории с ней связаны самые разные, в том числе мистические и даже откровенно пугающие. Одной из таких сказок в стиле Синей Бороды стала история башни Веселуха. Казалось бы, отличное и очень даже оптимистичное название для архитектурного объекта, однако далеко не все смоляне знают, благодаря чему башня получила свое «веселое» название. Существует легенда, что строительство башни давалось нашим предкам очень тяжело: на стенах постоянно появлялись трещины, да и сама постройка выходила слишком хлипкой и ненадежной.
Тогда строители обратились к самому проверенному по тем временам средству – попросили местную бабку выдать им самый действенный способ повышения строительного мастерства. Подсказанный ею метод оказался, быть может, и эффективным, но больно уж жестоким: замуровать в стену первого прошедшего мимо стройки человека. «Счастливчиком» оказалась молодая, бойкая и очень веселая девушка, которую, как гласит легенда, строители навсегда и сделали частью крепостной стены. Ну и справедливости ради окрестили в ее честь готовую башню Веселухой.
«Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей…». Не менее жуткие истории ходят и о куда более современном строении – первой смоленской высотке, именуемой Домом Коммуны. Это давно заброшенное и полуразрушенное здание хорошо знакомо студентам расположенного неподалеку госуниверситета, а также всем неравнодушным к мистике смолянам. Каких только историй не рассказывали про это весьма жуткое на вид здание! Мол, некогда на этом месте было кладбище, а рядом с ним жила самая настоящая ведьма, к которой очень часто обращались за альтернативной медицинской помощью.
Однажды обратилась к ней женщина с просьбой вылечить больного ребенка. Знахарка не отказала ей, однако что-то пошло не так, и малыша спасти не удалось. Убитая горем мать прокляла и саму ведьму, и место, куда она столь безуспешно обратилась за помощью. Мол, сила этого проклятия оказалась столь мощной, что до сих пор на данном участке происходит сплошная чертовщина. К слову, был у проклятия и своеобразный «побочный эффект»: спустя год после трагического события женщина родила вновь, но не ребенка, а маленького чертенка. По слухам, своего отпрыска она стала прятать тут же, в проклятом ею месте.
Неизвестно, слышали эту легенду те, кто принимал решение построить на данном участке земли многоэтажный дом, или нет, но репутация у здания практически с самого начала была не самой благоприятной. Рассказывают, что новенький дом очень быстро начал разрушаться, а число убийств и самоубийств, совершенных в его стенах, росло с каждым годом. Самым жутким свидетельством его нехорошей репутации являются рассказы о том, как на главном куполе соседствующего с Домом монастыря согнулся крест.
Согнулся сам собою, причем наклонился в сторону своего «проклятого» народной молвой соседа. Стоит ли удивляться, что и в наше время многие горожане побаиваются ходить мимо данного памятника архитектуры. Быть может, не желают встретить живущую в этих краях нечисть или опасаются загадочного монстра, который (как гласят другие городские легенды) просыпается раз в несколько лет и охотится на случайных прохожих…
Легенды и сказки, зачастую неподтвержденные и откровенно фантастические, – неотъемлемая часть истории Смоленска и Смоленской области. Успенский собор, крепостная стена и другие многочисленные памятники архитектуры, конечно, исправно привлекают в наш город туристов. Однако именно эти живые, волнующие кровь и пробуждающие в нас здоровый дух авантюризма сказания делают Смоленщину по-настоящему родной и любимой. Ведь история и уникальный смоленский дух скрываются не только в согретой солнцем кирпичной кладке и куполах многовековых храмов; образ родного края невозможно представить без его фольклора. («Главная тема»).
Оборотень Смоленской области
В селе Лучасах Смоленской губернии рассказывают, что когда-то там жил мужик, умевший делаться оборотнем. Пойдет на гумно и пропадет. Однажды за овином нашли воткнутый в землю нож и выдернули его. С тех пор мужик пропал и пропадал года три. Один знахарь посоветовал родственникам пропавшего воткнуть нож за овином на том месте, где он торчал раньше. Так и сделали. Вскоре после этого пропадавший мужик пришел в свою избу, но весь обросший волчьей шерстью. Истопили жарко баню, положили оборотня на полок и стали парить веником; волчья шерсть с него вся и сошла.
Оборотень рассказал, как он превращался: стоило ему перекинуться через нож, и он обращался волком. Прибежал, а ножа нет. И век бы ему бегать в таком виде, если бы не догадались воткнуть на старое место нож. Хотя этот парень и обращался в волка и долгое время был оборотнем, мысли и чувства у него были человеческие. Он даже не мог есть нечистой пищи, например падали. Когда оборотень подходил напиться к воде, там отражался не волк, а человеческий образ (Смоленская губ., Гальковский 1916,213–214).
Полночь. Всеобщая тишина. Давно погашены огни во всех избах, давно все улеглись спать. Только большая круглая луна освещает спящую деревню, поле, за полем лес. Но что это? В одном из домов на краю деревни осторожно открывается дверь. Послышался скрип калитки. Хозяину этого дома явно не спится. Он выходит на улицу и осторожно, чтобы никого не разбудить, задворками торопливо уходит в лес. Странно. Неужели его бессонница замучила и он решил подышать свежим воздухом? Но зачем для этого идти в лес? Что добропорядочному человеку делать ночью в лесу? Там, на лесной опушке, стоит большой дубовый пень.
При свете луны он прекрасно виден. Именно к нему спешит этот человек. А что он несет с собой? Три ножа! Он подходит к пню, втыкает в него ножи, разбегается и со всего маху кувыркается через пень и через ножи. В то же мгновение тело человека покрывается шерстью, сзади появляется хвост, руки и ноги превращаются в звериные лапы, а человеческое лицо вытягивается в узкую волчью морду.
Вместо человека на опушке стоит волк. А куда же делся тот человек, который вышел из дома на краю деревни? А вот он, перед нами, но только в волчьем обличье. При ярком свете луны он даже отбрасывает тень. Но тень у него не волчья, а человеческая! Обежав опушку, человек-волк быстро скрывается в лесной чаще. За ним нам явно не угнаться. Он будет бегать всю ночь, подкрадываясь к чужим домам, заглядывая в чужие окна, забираясь в чужие хлева, чтобы утащить где овцу, где поросенка, где - полакомиться чужой курицей.
Нет, мы не пойдем за человеком-волком. Его пути темны, его дела нечисты. И обычному человеку о них лучше не знать. Но если интересно, можно вернуться на это же место, к старому дубовому пню, в предрассветный час, перед самым восходом солнца. Тогда и посмотрим, что будет дальше. Вот-вот первые лучи солнца упадут на лесную опушку. Но еще не рассеялся утренний туман.
Из тумана около знакомого пня с воткнутыми ножами появляется волк. Он разбегается от края опушки, перепрыгивает пень, перевернувшись в воздухе, и вот уже перед нами стоит прежний человек. Нет ни волчьих лап, ни хвоста, ни шерсти, ни звериного оскала зубов. Человек вынимает из пня ножи, прячет их в карман и, осторожно оглядываясь, возвращается в свой дом на окраине деревни. Он уверен, что его никто не заметил.
Этот человек - оборотень. Он может с помощью колдовства превращаться в волка на определенный срок. Находясь в волчьем облике, он сохраняет человеческий разум. Есть оборотни, которые сами, по собственному желанию, превращаются в зверей - волков или медведей. А есть несчастные люди, которых против их воли оборотнями сделали колдуны и ведьмы. Такой оборотень в некоторых местах России еще называется волколаком, волкодлаком или вовкулаком. Такие названия не очень характерны для русской традиции.
Волколаками оборотней называют белорусы и украинцы, а также южные и западные славяне. Всем им хорошо известны представления о людях-волках. Славянское слово волко(д)лак не имеет однозначного толкования. По наиболее распространенной версии, оно является сложением двух слов: волк и сербского длака - «шерсть, шкура». «Волколак» значит «волчья шкура». Превращение в волколака, как и всякое оборотничество, - это переход из человеческого мира в иной, нечеловеческий.
Представления об оборотнях - одни из самых древних в славянской мифологии. В «Слове о полку Игореве» упоминается князь-оборотень Всеслав. Этот князь по ночам оборачивался волком и успевал в таком виде достичь Тьмутаракани, «великому Хорсу волком путь перебегая».
Хорсом в древнерусской традиции называлось божество солнца. Значит, князь Всеслав перебегал дорогу самому солнцу. В древнерусской Кормчей за 1282 г. говорится о волкодлаке, который гонит облака и изъедает луну. Способность волколака поедать солнечные светила хорошо известна южным славянам. У них этот образ часто смешивается с образом вампира. О способности волколаков влиять на природные явления говорится в сербском источнике 1262 г., который затмения луны и солнца объясняет следующим образом: «Когда погибает луна или солнце, говорят, что это волколаки луну съели или солнце». Схожие поверья до сих живы в мифологии карпатских украинцев. Образ, подобный славянскому волколаку, есть у многих народов. В английской традиции он известен под именем Беовульфа, у немцев называется Вервольфом.
Волколак чаще всего имеет облик обычного волка. Но некоторые особенности в его внешнем виде и поведении выдают в нем оборотня. У волколака суставы на задних ногах повернуты вперед, как у человека, а не назад, как у волка. И тень у него не звериная, а человеческая. В момент превращения руки волколака обрастают шерстью и становятся звериными лапами. Он встает на четвереньки. А вместо человеческого голоса слышится волчий вой. Оборотень, превратившись в волка, может нападать даже на своих близких.
Оборотнями обычно становятся ведьмы и колдуны, чтобы причинять зло людям. Превращаясь в волка, человек пересекает невидимую символическую границу, отделяющую человеческий мир от потустороннего. Превратиться в волка можно разными способами. Чаще всего колдун должен перекувырнуться через несколько (чаще всего два, три или девять) ножей, воткнутых в землю острием вверх. Чтобы снова принять человеческий облик, колдун должен перекувырнуться через эти же ножи, но в обратном порядке. Если же за время его отсутствия кто-нибудь заберет эти ножи, то колдун так и останется в волчьей шкуре.
Превратиться в волка можно и другими способами. Например, перекувырнуться через плетень или перекресток, через осиновый пень, через коромысло, перелезть через хомут или перешагнуть через пояс ведьмы, положенный под порогом. Человек, превращающийся в волколака, раздевается донага или заменяет свою одежду ветхой, рваной в знак приобщения к иному миру. Человек может стать волколаком невольно, по умыслу злых людей. Колдун насылает по ветру ворожбу на того, кого он хочет превратить в волка, выливает под ноги человеку отвар из липового лыка, дает выпить колдовское зелье или использует другие способы порчи. Колдун может сделать оборотнем даже собственного сына.
По одним представлениям, человек, насильно обращенный в волколака, испытывает страх и отчаянье, он не нападает ни на людей, ни на скот и бывает страшен только для того, кто обратил его в волколака. По другим поверьям, оборотни поступают в услужение к волкам и обязаны по их приказанию нападать на скот и приносить волкам добычу. Волколак не может есть сырое мясо, а пытается его жарить на углях, оставшихся от пастушьих костров. Он вынужден питаться кореньями, лесными ягодами, красть хлеб у пастухов и жнецов.
Колдун по злому умыслу может превратить в волков целую свадьбу с женихом, невестой и гостями. Для этого он берет столько ремней, сколько в свадьбе участвует человек, нашептывает на них заговор и опоясывает ремнями участников свадьбы. Колдун знает и другие способы. Под порог, через который проходят молодые и их родственники, он кладет наговоренный пояс. Переступившие через него тотчас превращаются в волков. И бегать им в волчьем обличье до тех пор, пока этот пояс не истлеет. Свадьба, обращенная волками, так и бегает по полям и лесам, пока не найдется умный знахарь. Увидит он стаю таких волков и поймет, что это оборотни. Тогда он предпримет усилия, чтобы обратить их в людей. А узнать свадьбу, обращенную в волков, легко. Ведь у сватов поверх шкуры остаются повязанные белые и красные рушники, у невесты - ленты, а у жениха - букетик цветов.
Иногда считают, что способность к оборотничеству предопределена судьбой. Оборотнями становятся люди, родившиеся в «злую» минуту, а также дети тех родителей, которые нарушили ритуальные запреты: работали в праздник или зачали ребенка в тот день, когда существует запрет на супружеские отношения. Иногда волколаками считали людей, проклятых своими родителями. Такой человек помимо своей воли в определенные моменты (чаще всего по ночам) превращается в волка и нападает на людей.
Если человек насильно обращен в волка, вернуть его в человеческий мир трудно, но возможно. Для этого нужно разорвать символические путы, удерживающие человека в зверином состоянии. Иногда бывает достаточно разорвать или разрезать волчью шкуру. Но наиболее верный способ приобщить оборотня к миру людей - накормить его человеческой пищей, осененной крестным знамением. (Левкиевская Елена).
