Одним из самых загадочных и популярных персонажей таджикской мифологии являются пари. Несмотря на то, что легенды о них уходят своими корнями глубоко в древнюю веру персоязычных народов в злых и добрых духов, живущих рядом с людьми, пари так и не исчезли из сознания людей насовсем. И сегодня можно иногда услышать, как люди пересказывают друг другу будоражащие разум и воображение рассказы о встречах с пари.
Жители Бартанга, что на Памире, издавна считают себя потомками охотника Байга и его жены - пари, разводившей горных коз.
Шахбоз Саломатшоев, сам родом из Бартанга, рассказал нам историю, которую здесь знает каждый: «В одном из селений долины Бартанга на Памире давным-давно жил охотник по имени Байг. Его женой была не простая женщина, а настоящая пари. Байг никогда не возвращался с охоты с пустыми руками, и удача всегда сопутствовала ему. Однажды, когда Байг уходил на охоту, кто-то из односельчан выследил его с помощью собаки. Пари, которая ждала мужа дома, в это время доила коз и овец вместе с другими пари. Услышав лай приближающейся чужой собаки, козы и овцы разбежались и пролили молоко. Тогда разгневанная пари прокляла своего мужа Байга и навсегда ушла вместе с сестрами из тех краев. С тех пор Байг уже не мог охотиться, как прежде...».
Обычно пари относят к добрым духам, но в представлении таджиков есть и злые их подвиды. Отрицательный образ пари часто встречается в Авесте и пехлевийских источниках. Пари добрые часто изображаются как красивые девушки или молодые женщины в белой, синей или красной одежде. В персидских сказках и преданиях часто можно встретить упоминание о пари, смеющихся необычным смехом, из их ртов при этом на землю падают цветы изумительной красоты. А само появление пари часто сопровождается необыкновенным ароматом и благоуханием.
Встречаются пари и в образе юнош или мужчин, совершающих культовые ритуалы. Плохих или злых пари часто рисуют некрасивыми, в неопрятной одежде. Пари могут вступать в сексуальную связь с людьми, от чего рождаются необыкновенные люди. Например, мужчины, которых пари избрали в возлюбленные, могут стать шаманами, лечить болезни или предсказывать будущее. Таджикский фольклорист Дильшод Рахимов в интервью «Открытой Азии онлайн» рассказал, что мифы и легенды о пари сохранились в преданиях таджиков, иранцев, афганцев, белуджей и многих тюркоязычных народностей и в виде животных.
Древняя религия народов Средней Азии
Немногочисленные клинообразные надписи на древнеперсидском языке времени Ахеменидов, художественные изображения и предметы религиозного культа, найденные на территории Ирана и Средней Азии, а также некоторые свидетельства античных авторов позволяют лишь в самых общих чертах восстановить древнейшую религию народов Ирана и Средней Азии. Религиозный сборник «Авеста» составлялся на основе древних преданий в более поздние времена вплоть до начала царствования Сасанидов (III в. н. э.).
Только некоторые наиболее древние части «Авесты», как, например, «Гаты» (священные песни), отражают более древние религиозные представления, восходящие ко времени Ахеменидов и даже к ещё более раннему времени. Наконец, остатки древнего эпоса, сохранившиеся в средневековой литературе, а также в фольклоре среднеазиатских народов, могут быть использованы для восстановления древнейших религиозных верований народов Ирана и Средней Азии.
Древнейшие религиозные верования народов Ирана и Средней Азии отличались большой примитивностью и вполне соответствовали тому родовому строю, который основывался главным образом на скотоводческом и земледельческом хозяйстве оседлого типа, но сохранял ещё некоторые черты кочевого быта. Так, в «Авесте» сохранилось славословие земле с перечнем священных гор. А Геродот прямо указывает на то, что персы приносили жертвы «на высочайших горах». Как и другие древневосточные народы, племена Ирана и Средней Азии поклонялись священной водной стихии, которая рисовалась их воображению в виде первородных вод или в виде священного озера Ворукаша.
В «Авесте» сохранились остатки древнего культа духа воды Апам-Напата, «обитающего в воде». Но особенным почитанием пользовался священный огонь, считавшийся сыном верховного бога. Ему приносили жертвы на простых алтарях обычно под открытым небом, как это видно на изображении, сохранившемся на гробнице Дария. Возможно, что с этим древним культом огня связаны и своеобразные жаровни-алтари на четырёх ножках с ручками и с изображениями крылатых львов, которые были найдены при раскопках в Средней Азии. Этот культ священного огня получил впоследствии особенное значение и широкое распространение в качестве центрального культа у народов Ирана и Средней Азии и сохранился у персов-огнепоклонников до настоящего времени.
Бог огня (Атар) считался благим богом, который побеждал трёхголового дракона Дахаку. Греческие писатели неоднократно подчёркивали, что массагеты, саки и персы поклонялись вечному огню и священной воде. Раскопки древних поселений в Хорезме обнаружили остатки древнейших «домов огня», где поклонялись священному огню. Греческий писатель Страбон отметил, что массагеты «богом считают только солнце, в жертву которому приносят лошадей». Характерно то, что древнее название страны «Хорезм» означает в переводе «Солнечная земля» (от слов «хвар» - солнце и «зем» - земля).
К глубокой древности восходит культ священных животных: быка, коровы, лошади и собаки. Этот древний культ животных нашёл своё отражение в древних представлениях о первородном человеке Гавомарде («Бессмертный, из земли сделанный»), полубыке и получеловеке. Древнее изображение этого первородного человека, которого впоследствии называли гопатшахом (пастухом-царём), было найдено при раскопках в Тали-Барзу (Согдиана).
На основе этих древних культов природы возникли культы древнейших богов природы - Митры, который считался богом солнца, и богини Ардвисуры-Анахиты, считавшейся богиней земли, воды и плодородия. Культы древних богов природы Митры и Ардвисуры-Анахиты вошли в систему религиозных верований древних персов и сохранились у народов Средней Азии вплоть до позднего времени. Статуэтки богини Ардвисуры-Анахиты, выдержанные в своеобразном местном стиле, были найдены при раскопках в Хорезме, в Афрасиабе и на городище Тали-Барзу. Большое место в обрядах религиозного культа занимали священные растения, из которых делался опьяняющий напиток «хаома».
Все эти религиозные верования возникли в глубокой древности у древнейших исконных народов Средней Азии. Здесь же, очевидно, возникла и та религиозная система, оформление которой позднейшие предания приписывают легендарному пророку и основателю древнеперсидской религии Заратуштре, по имени которого вся эта религия получила название зороастризма (от греческой формы имени Заратуштры - Зороастр).
Имеются все основания полагать, что и древний религиозный сборник «Авеста» в своей первоначальной форме, в своих древнейших частях был создан именно на территории Средней Азии. На это указывают некоторые предания, согласно которым в Хорезме был впервые зажжён «священный огонь» зороастрийской религии. Возможно, Хорезм был той страной «Айриана-вайджо», которая описывается в «Авесте» и в которой Ахурамазда «явился» Заратуштре. То описание легендарной страны «Айриана-вайджо», которое сохранилось в «Авесте», вполне соответствует географическим условиям Хорезма.
Характерной чертой зороастризма является тот исконный дуализм, который свойственен всякой примитивной религии, но который в зороастризме принял чрезвычайно резко выраженную форму. Верховный бог Ахурамазда (по-гречески Ормузд) считался благим богом света и добра, а противоположным ему началом мрака, смерти и зла считался Анхра Манью (по-гречески Ариман). В основе всего мироздания и всей человеческой жизни лежит извечная борьба между богом добра Ахурамазда и богом зла - Анхра Манью. С этим религиозным дуализмом тесно была связана и соответствующая этика, которая требовала от человека выполнения всех обязанностей честного, скромного и правдивого труженика-земледельца.
Со времени Дария I эта религия, получившая широкое распространение в Средней Азии и в Восточном Иране, стала использоваться в Персии для укрепления классового рабовладельческого общества и деспотического государства. С целью религиозного обоснования верховной власти персидского царя был установлен культ верховного бога Ахурамазда («премудрый владыка»), который обычно изображался в виде небесного царя, находящегося в крылатом солнечном диске. Дарий I в своих надписях называет его творцом, который «то небо создал, который человека создал, который благоденствие создал человеку, который Дария царём сделал, который Дарию-царю царство вручил».
Таким образом, верховный бог-творец Ахурамазда изображается в качестве небесного царя, покровителя царя земного. Впоследствии в персидской религии довольно подробно разрабатывается учение о божественном происхождении царской власти. Верховному богу, его пророку Заратуштре и персидскому царю всегда сопутствует божественное «царское» и «неугасимое сияние» (хварно), которое роднит царя с божественным солнцем, сообщает ему жизнетворную силу и возможность всегда побеждать своих врагов.
Превращение Персии в огромное государство, которое объединяло множество различных народов, потребовало введения государственной религии и единого культа верховного бога, покровителя персидского царя. В царствование Ксеркса начинается гонение на древние культы «дайвов», очевидно, древних племенных богов, которые были отныне объявлены злыми духами.
Ксеркс в одной надписи говорит: «Волею Ахурамазды я разрушил эти капища дайвов и повелел, дабы дайвам впредь не поклонялись. Где ранее поклонялись дайвам, там я почитал Ахурамазду». Таким образом, был установлен единый культ верховного бога Ахурамазды, покровителя персидского царя, победителя над силами мрака и смерти и над всеми врагами царя и государства. Однако это не мешало сохранению древних религий и религиозных культов тех народов, которые вошли в состав Персидского государства.
В основе космогонических воззрений лежат восходящие к «Авесте» образы «двух великих родителей»: матери-земли и отца-неба (с ним связан зафиксированный у некоторых групп таджиков образ деда-громовника Камбара). Соответственно с женским началом ассоциировались весна и лето (т. к. в этот период земля производит цветы и зелень); а с мужским - зима и осень (т. к в это время небо посылает оплодотворяющие землю дожди и снег). Сохранялись и женские персонификации неба и грома: мать-небо, бабушка-небо (момо-хаво), бабушка-гром, тучи-коровы, проливающие дождь-молоко на землю.
Девона
Девона - согласно мифологии тюркских народов, одержимый духами, дэвами.
До того, как народы Средней Азии и их соседи познакомились с исламом, они верили в дэвов. И считали, что иногда эти сверхъестественные сущности могут вселяться в людей, делая их посредниками между мирами. В европейской традиции такие персонажи огульно называют «шаманами», а в Средней Азии их звали «девона» или: туркмены и татары - дивана, таджики и узбеки - девона, азербайджанцы - дивана, башкиры - диуана, киргизы - дубана, дувана́б, думана, казахи - дуана, каракалпаки - дийуана.
Все эти варианты названий происходят от фарси и означают «одержимый дэвами». В славянской культуре есть еще одно слово, по смыслу рядоположное тюркскому «девоне» - «юродивый». То есть, особенный, не такой как все, странный, приближенный к богу. Потому по традиции девона уважается и иногда почитается населением, как человек Аллаха, к которому приходят необычные видения.
В эпосе девона зачастую выступает как чудесный помощника героя (в архаических вариантах мифов эта роль принадлежала, очевидно, духу-покровителю). Прорицатель и кудесник, дивана способствует рождению детей - например, богатыря Алпамыша, скрепляет браки, устраняет трудности, стоящие на пути героя. Обычно девона безымянен, но иногда девонами называют и известных верующих (например, реальное историческое лицо - основатель ордена накшбандийя Бахаведдин), и мифических героев (например чильтаны – «невидимые верующие», Буркут-баба).
В современной фэнтези-литературе девона также присутствует. Например, как некий слуга мага:
- Девона - слуга, которого создает себе могущественный маг. - Голос Алишера был ровным, будто он лекцию читал. - Маг находит безродного дурачка, который никому не нужен, и впускает в него Силу из Сумрака. Накачивает чистой энергией… так что на свет появляется глупый, но очень здоровый и владеющей магией человек… Нет, уже не совсем человек. Но и не Иной, вся его сила - заемная, вложенная когда-то магом. Девона верно служит своему повелителю, может творить чудеса… но с головой у него по-прежнему не все в порядке. Обычно маг выбирает дебилов или даунов, они не агрессивные и очень преданные. Вложенная Сила дает им здоровье и долголетие.
- В народе девону считают одержимым духами. Отчасти так оно и есть… это словно взять пустой, треснувший сосуд и заново его наполнить. Только вместо разума обычно наполняют преданностью. Но Гесер - он не такой, как другие. Даже как другие Светлые. Он исцелил отца. Не совсем… ему тоже не все подвластно. Когда-то отец был полнейшим безумцем. Я думаю, что у него была имбецильность, видимо - из-за органических повреждений мозга. Гесер исцелил его тело, и со временем отец обрел нормальный, человеческий разум. Он помнил, что когда-то был круглым дураком. Знал, что если Гесер вовремя не вольет в него новую Силу - его тело вновь отторгнет разум. Но служил Гесеру не за страх. Он говорил, что отдаст за Гесера жизнь только за то, что однажды осознал себя. Стал человеком. И за то, конечно, что у него, юродивого, была семья и родился сын. Он очень боялся, что я вырасту дураком. Но обошлось. Вот только… только в народе у нас помнят все. Что мой отец - девона, что он слишком долго живет на свете, что был когда-то безумцем, не способным подтереть себе нос, - все это помнили. Родные отреклись от матери, когда та ушла к отцу. И меня не признали. И детям запрещали со мной играть. Я - сын девоны. Сын человека, который должен был прожить жизнь животного. - С. Лукьяненко «Последний дозор».
Но бывает в литературе и другой девона. Наверное, такой, каким его могли видеть глаза Тимура:
...Он умирал, безумец Девона. Наивный, гордый, слабый человек с насмешливыми строгими глазами - и шесть часов перебирал в горсти крупицы, крохи Времени, слова, стеклянные и хрупкие игрушки, боль, гнев и смех, и судороги в горле, всю ржавчину расколотого века, все перья из распоротой души, все тернии кровавого венка, и боль, и плач, и судороги в горле... Он умирал. Он уходил домой. И мешковина становилась небом, и бархатом - давно облезший плюш, и жизнью - смерть, и смертью - труп с косою, и факелы - багровостью заката; он умирал - и шелестящий снег, летящие бескрылые страницы с разрушенного ветхого балкона сугробами ложились на помост, заваливая ночь и человека, смывая имя, знаки и слова, пока не оставался человек - и больше ничего. Он умирал. И Истина молчала за спиною, и Дух, и Плоть, и судороги в горле...
В непрочный сплав меня спаяли дни, едва застыв - он начал расползаться. Я пролил кровь, как все. И как они, я не сумел от места отказаться. А мой подъем пред смертью - есть провал. Офелия! Я тленья не приемлю. Но я себя убийством уравнял с тем, с кем я лег в одну и ту же землю. Зов предков слыша сквозь... Он умирал, безумец Девона. Они стояли. И они смотрели. И час, и два, и пять, и шесть часов они стояли - и молчала площадь, дыша одним дыханьем, умирая единой смертью; с ним - наедине.
Наедине с растерзанной судьбой, наедине с вопросом без ответа, наедине - убийцы, воры, шлюхи, солдаты, оружейники, ткачи, и пыль, и швы распоротого неба, и боль, и смех, и судороги в горле, и все, кто рядом... Долгих шесть часов никто не умер в дреме переулков, никто не выл от холода клинка, никто не зажимал ладонью раны, никто, никто, - он умирал один. И этот вопль вселенского исхода ложился на последние весы, и смерть, и смех, и судороги в горле...
Зов предков слыша сквозь затихший гул, пошел на зов - сомненья крались с тылу; груз тяжких дум наверх меня тянул, а крылья плоти вниз влекли, в могилу. Но вечно, вечно плещет море бед. В него мы стрелы мечем - в сито просо, отсеивая призрачный ответ от вычурного этого вопроса. Я видел: наши игры с каждым днем... Он умирал, безумец Девона.
Все было бы банальнее и проще, когда бы он мог дать себе расчет простым кинжалом... Только он - не мог. Помост, подмостки, лестница пророков, ведущая в глухие облака, дощатый щит, цедящий кровь по капле, цедящий жизнь, мгновения, слова - помост, подмостки, судороги в горле, последняя и страшная игра с безглазою судьбою в кошки-мышки, игра, исход... Нам, трепетным и бледным, когда б он мог (но смерть, свирепый сторож, хватает быстро), о, он рассказал бы, он рассказал... Но дальше - тишина.
Кахка
Кахка - в таджикской мифологии говорящая чудесная птица с огромными крыльями, способная поднять в воздух четыреста человек
Птица Кахка. Иллюстрация Николая Кочергина к таджикской сказке
- Если ты знаешь что-нибудь о птице Кахка, укажи мне, где ее найти. Я ослеп, и никакие лекарства не могли вернуть мне зрение. Один знающий лекарь сказал мне, что я вылечусь от слепоты, если промою глаза кровью птицы Кахка. Помоги мне поймать ее, и я отдам тебе половину моего государства!
Старик ответил:
- Птица Кахка каждую ночь прилетает ко мне на двор и приносит большую рыбу.
Обрадовался падишах и сказал:
- Вот ты и поймай ее!
- Нет, - ответил старик, - птица Кахка большая и сильная. Один я не справлюсь с нею. Чтобы схватить и удержать ее, нужно больше сотни людей.
Птица Кахка. Таджикская народная сказка
Кахка - в таджикской мифологии говорящая чудесная птица с огромными крыльями. Она настолько сильна, что может без труда поднять в воздух четыреста человек, удерживающихся за её ноги. Птица Кахка любит людей и часто им помогает. Если промыть глаза ее кровью, можно вылечиться от слепоты (298: с.71).
Албасты
Албасты - женские демонические персонажи в мифологии тюркских и некоторых соседних с ними народов. Обычно представляется в виде уродливой обнажённой женщины с длинными распущенными жёлтыми волосами и обвислыми грудями. Иногда образ албасты дополнял третий глаз и длинные когти. Албасты истребляет маленьких детей. Она поджидает, пока ребёнка оставят одного, и если дождётся, кормит его своей грудью, и ребёнок умирает. Чтобы албасты не навредила, в изголовье кровати, в которой спит ребёнок, кладут нож или иной металлический предмет; иногда прикалывают иголку.
Также албасты приносит вред беременным женщинам. В старину беременным рекомендовали носить платья, к подолу которых прикалывали иголку. Известна история о том, как в лесу одному человеку повстречалась албасты и избила его грудью. Этот человек вернулся домой еле живой, а через три дня умер. Всё его тело было в синяках.
Аджина
Аджина - злой дух из Средней Азии, видимо, родственник-аналог джинна
Один человек говорил, что видел аджину в детстве. Он вспоминает его как небольшой чурбан или связку соломы над озером - точно даже не может вспомнить, как выглядит, однако помнит лишь животный ужас, как он трясся от страха. - Аджина. Истории о снежном человеке, Таджикистан, 1982.
В мифологиях таджиков, узбеков, каракалпаков, киргизов, отчасти казахов злой дух. Образ аджины́ сформировался как переосмысление принесённых с исламом демонологических представлений о джиннах под влиянием местных доисламских мифологических персонажей (албасты, пари и другие). Аджина́ представлялся в образе женщины, внезапно увеличивающейся в размерах и превращающейся в великаншу, или в виде различных животных, чаще всего козла, одиноко блуждающего вдали от жилья.
У таджиков считалось, что аджина́ обитает в кучах золы, выброшенной из очага. Путника, поймавшего аджину́ в облике козла, он пугает, произнося внезапно человеческим голосом непристойность. У туркмен, турок и других тюркоязычных народов функции аджины́ обычно имеет джинн (у турок также - демон мекир). Ходят слухи, что с санскрита «аджина» переводится как «шкура».
Кампир
Кампир - («старуха, бабушка»), в таджикской мифологии женские духи, персонифицирующие явления природы. По разным представлениям, Кампир производила гром вытряхиванием своих шаровар, верчением маслобойки или ударами в бубен. В некоторых районах Таджикистана известна Кампир Оджуз, видимо, отождествлявшаяся с зимой, морозом и холодным ветром.
Семь дней до весеннего равноденствия (Науруза) здесь называли периодом Оджуз или «Кампир дар гор» («старуха в пещере»): считалось, что в это время Кампир загоняло холодным ветром в пещеру. Согласно одному из преданий, Кампир имела сорокоухий котёл, в котором варила попадавших к ней людей (слав. бабу-ягу). В таджикском эпосе «Гургули» К. («Кампири мастон», «старуха-волшебница») принимает любой облик и мучает попадающих к ней в плен людей. («История Древнего Востока»).
