Духи и привидения в Чукотском округе

Мифология чукчей

Уэлeн (чук. Увэлен - в переводе означает «Чёрная земля») - село в Чукотском районе Чукотского автономного округа. Самый восточный населённый пункт России. В корякской и ительменской мифологиях большую роль играют «облачные люди» (их иногда считают детьми творца), которые называют людей на земле «нижними жителями». Согласно чукотским представлениям, на небе в некоторых местах обитают определённые категории мертвецов; коряки считают, что одна из душ поднимается после смерти на небо к верховному существу, а другая душа (тень) через погребальный костёр отправляется в нижний мир. 

В преддверии царства мёртвых, где обитают «люди ранних времён», находится мир собак, с которыми при проходе душа должна быть ласковой. Злые духи, съедающие души, также обитают в нижнем мире, но не строго там локализованы.

По чукотским представлениям, на краю горизонта имеются проходы между скалами (поддерживающими небо?), которые то размыкаются, создавая ветер и пропуская перелётных птиц, то смыкаются. Неподвижная Полярная звезда мыслится также в качестве прохода через все миры (герои прилетают на орле или громовой птице; варианты - по солнечному лучу, по дыму костра, по нитке от иголки, воткнутой в небо). Своеобразной мифологической моделью мира является и жилище - стоящий посреди корякской полуземлянки столб-лестница символизирует связь верхнего и нижнего миров, отражая, по-видимому, представление о мировом древе.

Основными элементами пантеона северо-восточных палеоазиатов (носящего аморфный, незавершённый характер) являются: пассивное верховное небесное существо; 

- активный культурный герой с чертами плута-трикстера (Ворон); 

- некоторые небесные существа; всевозможные духи-хозяева (эта категория менее развита, чем в других сибирских мифологиях); 

- различные виды злых духов и противостоящих им шаманских духов, а также сделанных руками человека амулетов-заместителей (последних можно включать в пантеон весьма условно - отделить, этих духов от вещественной оболочки и ритуальной функции невозможно). Большинство персонажей имеют двойную (зооантропоморфную) природу, причём антропоморфные черты более постоянны.

Верховное небесное существо имеет несколько более аморфный характер, чем у других северных народов Сибири и Америки. Его основные определения и функции: «существо», «сила» (корякск. вагыйныя, чукот. вагыргын) - понятие, включающее у чукчей некоторые звёзды, и т. д.; «вселенная», «наружное» (корякск. найнынен, чукот. наргынэн), представляющее высшее существо как моделирующее космос, космический порядок в целом и одновременно противопоставляющее внешний мир человеческому микрокосму; «некто наверху», «верхнее существо» (корякск. гычголен, чукот. гырголвагыргын), что указывает на небесную локализацию; «надзиратель», «наблюдатель» (гинагитальын).

Наблюдающий и покровительствующий людям с большой дистанции и редко прямо вмешивающийся в их жизнь; «творец» (тенан-томгын - только в чукотских мифах; в корякских заклинаниях так обозначают Ворона, который практически и совершает дела творения в мифах северо-восточных палеоазиатов). «Духи-хозяева» или «место существования» (корякск. этыны), вероятно, в смысле «верховного хозяина», возвышающегося над «отраслевыми» и местными хозяевами; «громовник» (корякск. кигигыльын), что указывает на связь с погодой (С. П. Крашенинников отмечает, что с громом связан и ительменский «хозяин зверей» Пилячуч). 

Одной из функций небесного хозяина была, согласно старинным корякским верованиям, посылка душ (уйичит, упырыт) умерших родственников в чрево матери. Иногда небесное божество отождествляется (у чукчей) с «оленьим существом» (коравагыргын), которое следит за стадом и ассоциируется с определённым амулетом (у коряков небесное божество является объектом культа, прежде всего в контексте оленеводческих праздников, как и у некоторых других народов Сибири). 

Связь с ительменским Пилячучем - покровителем диких оленей - свидетельствует, возможно, о том, что покровительство оленеводству вытеснило покровительство охоте. Небесное божество ассоциируется также с некоторыми солярными «направлениями» (рассветом, полднем, зенитом) или прямо с солнцем. Таким образом, верховное существо ассоциируется или отождествляется с верхом - небом - солнцем (частично и с громом), моделирует верхний мир, природу в целом, космический порядок, способствует круговороту душ людей и размножению оленей.

К числу небесных (верхних) существ чукчи относят 22 «направления», в т. ч. зенит (вершина, среднее существо), полдень, солнце (полуотождествлённое с полднем), надир (отождествлённый с тьмой и полуночью), Полярную звезду. К «существам» причисляются также мухоморы, считающиеся особым «племенем». Мухоморы - источник наркотической ритуальной еды - играют большую роль в мифологии всех палеоазиатов (о мухоморных девушках, соблазняющих и уводящих охотников, рассказывается, например, в ительменских сказках, антропоморфные фигуры с грибными шляпками сохранились на наскальных изображениях в районе рек Пегтымель, Чукотка).

Духи-хозяева (корякск. этын, чукот. этын и авынральын) трудно отделимы (особенно у ительменов) от богов и шаманских духов. Творцом и хозяином моря у ительменов, по Крашенинникову, является Утлейгон, но гораздо популярнее рыбообразный морской бог Митг, посылающий рыб в реки, - своего рода хозяин рыб. Хозяином земных зверей у ительменов является Пилячуч (Билюкай - по Г. В. Стеллеру) - маленький человечек, живущий в облаках и выступающий также как громовник. 

Он носит росомашью парку и ездит на птицах (главным образом куропатках), связан с облачными духами (камули, камуда). В качестве хозяина зверей, в первую очередь диких оленей, ему соответствует корякско-чукотский Писвусъын. Он также маленького роста, разъезжает на коршунах или мышах, сам ассоциируется с птицами или мышами, питается запахом. 

Прибрежные чукчи считают, что его власть распространяется и на морских зверей. Вообще у чукчей хозяином морских зверей считается Кереткун, образ которого почти совпадает с эскимосским Касаком. Кереткун и его жена имеют чёрные лица и особые головные повязки, носят одежду из кишок морских животных, питаются трупами утопленников и помогают против злых духов. Кереткуну-Касаку посвящены осенние праздники чукчей и эскимосов. Более смутное представление о хозяине моря у коряков. Он иногда имеет вид краба или морского животного. Хозяйка моря иногда отождествляется с хозяйкой погоды.

Для северо-восточных палеоазиатов характерны синкретические образы, в которых сливаются природный объект и его «дух», такие, как великан с края земли, который производит холодный ветер, встряхивая снег лопатой, или старуха - хозяйка ветров, стряхивающая снег с жилища, громовая птица, создающая гром шумом крыльев, молния в виде одноглазого человека и т. д. 

В чукотской демонологии, отчасти совпадающей с эскимосской, имеется целый ряд существ, занимающих промежуточное положение между духами - хозяевами земли и сакрализованными животными, например касатка, превращающаяся летом в волка, или восьминогий костяной белый медведь Кочатко (эскимосский Агдлак), чудовищные горностай, тритон; в заклинаниях упоминается космическая рыба времён творения - Ка-найолыын (ср. космическую рыбу в финно-угорской мифологии).

Собственно злые духи, несущие болезнь и смерть (корякск. кала, нинвит, редко камак, чукот. кэле, иногда тейнгычыт - убийцы, ср. ительменок. Кана), живут под землёй или в пустынных местах на западе (но не на море); они проникают в очаг с левой стороны через дымовое отверстие, вызывают болезни стрелами, кусают, похищают души людей. 

Эти духи имеют вид животных или людей с острыми головами (иногда многоголовых), одноглазых, с длинными зубами и ногтями и т. п. Их жизнь под землёй мыслится в обратной симметрии по отношению к жизни людей на земле (напр., когда на земле светло, у них темно, меняются местами «левое» и «правое» и т. д.). 

У них чёрные собаки и медведи в роли собак. «Западный», «нижний», «левый», «чёрный» у палеоазиатов демоничны, маркированы негативно (так же, как и «лунный», ибо луна есть солнце злых духов кэле). В чукотскую демонологию входят также чудовища реккен (по данным В. Г. Богораза), они живут в полуземлянках и охотятся на людей (но не являются носителями болезней).

Шаманские духи у ительменов (по данным Крашенинникова) назывались кугуйгудучь (отдельные духи имели особые имена, например кугулугай, техчюч, уерагынч), они небольшого роста, чёрного цвета, их место обитания - горные сопки. Коряки и чукчи называли (по Богоразу и В. И. Иохельсону) шаманских духов «анан», «энэн» (тем же словом, что и православного бога, кресты, иконы), чукчи также янра кэлъет, («отдельные духи»). Они имеют вид животных (волк, медведь, ворон, орёл, чайка, морж, кит и т. д.) или домашних предметов (котелки, молотки, иголки, ложки и т. д.).

Особую категорию составляют духи-охранители, изготовленные в виде фетишей, амулетов-заместителей, например у ительменов (по Крашенинникову) - болванчики ажулинач, идолы хантай (человечек с рыбьим низом) и ажушак, стоящие у очага (вместо хантая иногда ставят урыльдач - ряд кольев с обтёсанными головами). 

Чукчи и коряки часто называют охранителей оккамак или откамак, т. е. «деревянный дух», главным из них является деревянный прибор для добывания огня (корякск. гычгыч, чукот. гыргыр), имеющий антропоморфные черты и считавшийся хранителем очага и оленьего стада. Имелись также охранители лодки, сетей, детей, целые связки семейных охранителей в виде деревянных мужчины, женщины и их детей. 

Кроме того, охранителями мыслилась сама лодка, а также лестница в корякской землянке («старуха»). В роли защитников семейства и селения выступали, во всяком случае у коряков, также предки-первожители селения - объект особого культа «дедов» (аппапилей). Промысловые морские животные (кит, нерпа и т. п.) не являются постоянными фигурами палеоазиатского пантеона, но представляют собой объект промысловых культовых праздников (связанных, в интерпретации Богораза, с мифом об умирающем и воскресающем звере); охота представляется приходом промыслового зверя «в гости» и одновременно его временной смертью, за которой следует «отсылка» его в море и последующее воскресение, оживление и грядущее возвращение.

Центральным, активным и, возможно, древнейшим персонажем мифологии палеоазиатов, главным героем мифов творения у чукчей и всего повествовательного фольклора у коряков и ительменов является первопредок - культурный герой и мифологический озорник-трикстер Ворон (Кутх у ительменов; Кутхи, Куйки у коряков, обычно как Большой Ворон - Куткынняку, Куйкынняку; Куркыль у чукчей). 

Культовая роль Ворона невелика (он фигурирует в шаманских заклинаниях против злых духов и в обрядовых играх, Ворон и его жена изображались на сакральной лестнице в землянке, коряки апеллировали к Ворону при зажигании нового очага, у ительменов во время праздника кита кричали Вороном), но значение его в мифологии исключительно. Ворон, в отличие от других фигур палеоазиатского пантеона, специфически связан с временем мифическим. 

В чукотском фольклоре он - главный герой «вестей начала творения», а у коряков и ительменов мифическое время прямо определяется как время, когда жил Ворон и его семья. Имеются корякско-ительменские предания о том, что, «совершив свои подвиги», Ворон покинул Камчатку, оставил людей, которые не хотели слушать его советов, и т. п. Ворон противостоит патриархальным семейным предкам аппапилям как общеплеменной первопредок, Большой дед (Ачиченяку, как его называли коряки Пенжинской губы Охотского моря), создатель (у чукчей) или прародитель (у коряков и ительменов) первых людей, прямой предок камчатских аборигенов.

В чукотских архаических мифах творения («вестях начала творения») Ворон часто действует по поручению творца, но практически именно он совершает деяния демиурга: создаёт рельеф местности, собак, китов, тюленей, оленей, птиц, первых людей (которых учит говорить и есть мясо животных), их одежду и деревянный снаряд для добывания огня. 

Главный подвиг Куркыля - добывание света и небесных светил (до этого они существовали только в верхней вселенной). В мифах коряков Ворон представлен не творцом, а первопредком, но сопоставление с фольклором индейцев помогает выявить и здесь реликты творческих деяний Ворона (добывание пресной воды у хозяина моря, похищение небесных светил и др.). 

Кроме того, Ворон фигурирует под именем творца (Тенантомван) в корякских заклинаниях против злых духов. И первопредком, и творцом Ворон предстаёт в изложении Крашенинниковым ительменских мифов: Кутх вместе с сестрой либо спустил землю с неба, где и сам раньше находился, либо сотворил её из своего сына Сымскелина; горы и долины - следы его пребывания на Камчатке. Сотворение животных, изготовление первой лодки, вязание первой сети из крапивы - дело рук его сына Тыжил-Кутху (образ которого отпочковался на каком-то этапе от Кутха).

В фольклоре палеоазиатов, особенно у коряков. Ворон побеждает злых духов шаманскими силами и хитростью, как могучий шаман защищает от них своё семейство, «своих» от «чужих», людей от не-людей (духов). Такой же шаманский характер имеет успокоение им бури, победа над ветрами и некоторые трюки по добыванию пищи у оленеводов. 

Его шаманскую нарту иногда возят мыши - черта, сближающая его с Писвусъыном. В качестве идола и шаманских духов Ворон использует порой части своего тела. В фольклоре коряков и ительменов Ворон обрисован патриархом большого семейства. Имя его жены - Мити (Стеллер и Крашенинников называют другие имена - Хахи, Илькхум, Савина), старшего сына - Эмемкут, старшей дочери - Тинианавыт (ительменск. Синаневт). Число и имена других детей Ворона сильно варьируются в разных местностях. 

В качестве двоюродного брата и сестры - соперников часто функционируют Идя и Кылю, иногда Сисильхан (Чичикан) и его сестра Сирим. Корякско-ительменские сказки о браках детей Ворона имеют характер мифа о возникновении начал социальной организации общества путём принятия экзогамии (запрет брака внутри своей семейно-родовой группы).  Обычно описываются две брачные попытки - первая неудачная, вторая удачная. Дети Ворона отказываются (через ряд переходных ступеней) от инцестуального брака, от брака с бесполезными существами ради брака с существами, представляющими природные силы, от которых зависит хозяйственное благополучие. 

Для Эмемкута желанная невеста - это женщина-трава (или черемша и т. п.), символизирующая весеннее обновление природы, или женщина - белый кит (вариант - женщина-улитка), пригоняющая своих морских родичей под удар гарпуна мужа, или облачная женщина, или сама хозяйка погоды. Желанные женихи для Тинианавыт - это дети хозяина неба, облачные люди, от которых зависят погода и семейное благополучие, морской промысел и рыбная ловля. 

За таким счастливым браком часто следует описание удачной охоты и китового праздника, ритуально обеспечивающего оживление убитого кита и появление новых китов для охоты. Мифы о брачных приключениях сыновей и дочерей Ворона как бы дополняют мифологические анекдоты о самом Вороне. В то время как сыновья 

Ворона уходят на охоту на диких оленей, сам Ворон пытается раздобыть пищу (иногда из несъедобных отбросов) либо «агентов» её добывания, либо её «подателей». Он пытается изменить жене с дочерью богатых оленеводов, лисой, женщиной-лососем, иногда он сам меняет свой пол или нарушает правила полового разделения труда (предоставляет жене привлекать морских зверей и охотиться на них), или пытается присвоить семейные запасы пищи, притворившись мёртвым и поедая ритуальную еду, и т. п. Однако все эти трюки Ворона, направленные против «своих» и нарушающие родовые нормы, обычно проваливаются, жена торжествует над ним, а голод сменяется изобилием благодаря удачной охоте сыновей.

В сказаниях, мифологических сказках и анекдотах о Вороне и его народе (семействе) как бы сфокусирована вся П. н. м., а в его образе наиболее отчётливо проявились некоторые её общие черты, роднящие палеоазиатскую мифологию (одну из наиболее архаичных в Азии) с другими архаическими мифологическими системами: совмещение человеческой и звериной (в данном случае - птичьей) природы, лёгкость всевозможных превращений, перемещений и подмен одних существ другими, дробления тела (человеческого, звериного) на качественно однородные части и др. (Е. М. Мелетинский).

Анкы-келе

Анкы-келе - в мифологии Чукотки дух-хозяин моря. Анки-Киеле - вариант русского написания имени Анкы-келе

В мифологии Чукотки Анкы-келе является духом-хозяином моря. Учитывая, что чукча Онно никак не певица Мадонна, добыть более подробную информацию о нем - задача трудновыполнимая. Но трудно не значит невозможно. Интересующий нас рисунок хранится в Государственном музее истории религии в Петербурге. Именно там можно получить более подробную информацию о его происхождении.

Итак, рисунки Онно мир увидел благодаря стараниям исследователя чукотской культуры Игоря Петровича Лаврова. Он познакомился с Онно в 1940 году на Культбазе в поселке Лаврентия, где преподавал рисунок в изостудии Дома народов Севера. Лавров попросил Онно создать целую серию карандашных работ на тему образов чукотской мифологии, а в 1947 году опубликовал их в журнале «Советская этнография» (Советская этнография №2, И.П.Лавров. Рисунки Онно «К мифологии чукчей» (с.122-133)). Надо сказать, Онно был хорошо знаком с этой тематикой, поскольку в юности он готовился стать шаманом и прошел обучение у старого опытного шамана по имени Анкауге.

Рисунок Анкы-келе был первой карандашной работой Онно (еще до освоения карандашной графики он славился как отличный резчик по кости). По свидетельствам И.П.Лаврова, для жителей приморских поселков изображение оказалось очень убедительным и они без труда узнавали в нарисованном существе Хозяина моря. Вокруг него плавают киты и другие морские звери, а над водой нарисован шаман, готовящийся отправиться в подводный мир для встречи с Анкы-келе. 

Считается, что Хозяин моря изображен на рисунке в виде огромного камня, поросшего водорослями. Однако, вероятнее всего, Онно имел ввиду нечто иное, нежели валун и водоросли. Чтобы понять о чем речь обратимся к работам еще одного именитого исследователя культуры и истории народов Чукотки Владимира Германовича Богораза. В своей книге «Чукчи», том 2 «Религия», глава первая «Религиозные представления/владетели или хозяева (619: Т.2, с.8) Богораз приводит следующее описание Анкы-келе: «...с рыбьим телом и огромной косматой головой».

Тут же упоминается другой рисунок (е), не вошедший в книгу, который изображает большого морского духа с длинными волосами «на голове и на заду». Кроме того, в той же книге в главе «Охранители у приморских чукч/Семейные охранители» мы встречаем изображение фигурок морского духа с характерными ластообразными конечностями и его собаки. Таким образом складывается довольно четкий образ Хозяина моря, имеющего рыбье тело (либо тело какого-то морского зверя), почти человеческие руки и большую лохматую голову. Посредником между простыми людьми и Хозяином моря призван выступать шаман. (Богораз, В.Г. «Чукчи»).

«Мягкие люди» чукотского шаманизма

Духи, как и люди, бывают мужского пола и женского. В средневековой европейской терминологии духи мужского пола называются инкубами (лат. incubus, от incubare, «возлежать сверху»). Они обычно вступают в связь с женщинами.

Суккубы (от лат. succuba – любовница; succub(āre) – «лежать под» от sub- – под, ниже + cubāre – лежать, покоиться) - духи женского пола, - естественно, стремятся вступить в связь с мужчинами. Но иногда случается так, что во время инициации с шаманом-мужчиной вступает в связь не женский, а мужской дух. В таком случае мужчина вынужден менять свой пол, чтобы «подстроиться» под духа. Он постепенно преображается в женщину.Шаманизм На Чукотке шаман, становившийся женщиной, начинал вести, как говорили чукчи, «мягко-человеческое бытие» (ирка-ляуль-варган).

На первом этапе это «превращённое бытие» выражалось в том, что, достигнув половой зрелости, шаман, повинуясь приказу Кела (своего родового Духа), начинал по-женски причёсывать волосы и заплетать косы. На втором этапе шаман начинал носить женское платье, нередко оставляя при этом свою бороду, имевшую, как считалось, магическую силу. Подобные переодевания мужчин в женщин проделывались на Чукотке и над больными, чтобы враждебные духи не узнавали больного и быстро его оставили. Однако в случае «мягких мужчин» (женоподобных шаманов) речь шла о внутреннем превращении.

Многие шаманские народы верят, что будущий шаман всегда имеет на теле некие знаки отличия: ямка на мочке уха, крохотный бугорок на пальце ноги – всё это «метки Ульгеня», «лишняя кость», повествующая о великой шаманской миссии.

Узбекский шаман Ташмат-бола, с которым этнографы познакомились в 1968 г., был единственным сыном богатых родителей. Рано оставшись сиротой, он сильно об этом переживал. Тогда к нему явились духи (Пари), после чего одна местная шаманка объяснила ему, что следует делать. Так с юных лет Ташмат-бола стал подражать женщинам. При этом он имел небольшую бороду, носил тюбетейку и любил щеголять в женском платье и штанах в горошек. 

Одежду он не подпоясывал, так как иначе духи начинали его душить, и даже зимой он как-то обходился без сапог и носков, разгуливая в галошах на босу ногу. Всем он был известен как целитель и музыкант. На традиционных узбекских праздниках он предпочитал женское общество, и даже в шутливом песенном состязании «ер-ер» всегда выступал на женской стороне. Усвоив женскую походку и манеру речи, он перестал даже по-мужски здороваться и прощаться.

Третий этап – рождение «мягкого человека». На этом этапе своего превращения юноша-шаман усваивал все привычки и навыки женщин: он прекращал носить боевое оружие, брался за вышивание и выделку шкур. Переставал быстро бегать, утрачивал выносливость и мужество духа. И даже в манере произносить ругательные слова старался подражать женщинам.

При этом «мягкие люди» сохраняли, как правило, своё имя. Однако поскольку в мире духов (Келет) превращённые шаманы имели своих покровителей, те признавались их небесными мужьями, помимо которых имелись также мужья земные.

Тут возникал вопрос, кто будет считаться главой семьи? Подлинным главой семьи был, разумеется, муж духовный, однако присутствовал он как внутренний голос жены, выступавшей в качестве медиума. По этой причине в семьях превращённых шаманов именно голос жены всегда оказывался решающим, тогда как мужья во всём старались им следовать, и даже принимали нередко имя жены как дополнение к своему собственному. Вместе с именем они получали и соответствующую магическую защиту.

«Чем севернее шаманы, тем их могущество выше; женщины-шаманки могущественнее мужчин. Вообще женский элемент в колдовстве у якутов играет заметную роль. В Колымском округе шаманы за неимением специального одеяния надевали женское платье. Шаманы носят длинные волосы, которые зачёсывают и заплетают по-женски; общее поверье утверждает, что всякий более выдающийся шаман-мужчина способен рожать наравне с женщинами» (В.Л.Серошевский. «Якуты». Петербург, 1896 г.).

Чукотский шаман Тилувге, живший в начале прошлого века, дал своё имя земному супругу, который стал зваться Ятгерген-Тилувге, по имени своей 35-летней «жены». Этнографу В.Г.Тан-Богоразу, прожившему несколько дней в доме «супругов», приходилось видеть, как жена командовала мужем и лишь одним взглядом заставляла его замолкнуть. 

Муж выполнял при Тилугве роль подмастерья, и во время семейных камланий по приказу жены настраивал её бубен. «Лицо Тилувги, обрамлённое косичками, заплетёнными так же, как у всех чукотских женщин, резко выделялось среди мужских лиц, несмотря на тёмный пушок над верхней губой. Оно было похоже на трагическую маску, соответствующую телу великанши из другой человеческой породы. 

Все привычки и склонности этого странного существа были совершенно женскими. Он был настолько застенчив, что когда я задавал какие-нибудь нескромные вопросы, его щёки под слоем обычной грязи покрывались густым румянцем, и он, как молодая шестнадцатилетняя красавица, прикрывал лицо рукавом. Я слышал рассказы от соседей и видел сам, как он возится с маленькими детьми и ласкает их, с очевидной завистью к радостям материнства. Однако даже муж-Кел не мог предоставить ему эту радость» (В.Г.Богораз. «Чукчи. Религия». Часть II. Ленинград, 1939 г.).

Радость деторождения, закрытая перед мужчинами по природе, была, тем не менее, известной шаманам. У чукчей, а также у азиатских эскимосов есть рассказы о таких «мягких людях», которые, являясь от рождения мужчинами, благополучно рожали детей от своих небесных супругов. Шаман по имени Яхук, которому было около 40 лет, сумел родить из своего тела двух сыновей. На уровне физиологии он оставался при этом мужчиной, так что, возможно, речь шла о «духовном зачатии», мало имеющем отношение к конкретным родам и пелёнкам.

Быть может, именно здесь и содержится ключ к этой загадочной ритуальной практике. Тувинский шаман Николай Ооржак говорит, что «мужчина не должен носить женскую одежду – это нарушение законов природы. Это распространяется на всех, кто прошёл обряд обрезания волос (то есть вырос из младенчества)». Но есть исключение, особые ирка-ляули, то есть, «мягкие люди». Для попрания законов природы у ирка-ляулей, наверняка, имелось какое-то основание, превосходящие как обывательские моральные представления, так и сами эти законы природы. Иными словами, ирка-ляули получали на то духовное дозволение (а чаще – суровое требование) от небесных учителей – Келет.

Трансформация тела шамана, проходящая при его посвящении, носила название «эттэнии», или рассекание тела. Проходящего «эттэнии» шамана оставляли на четыре-пять дней в тёмной юрте, не давая ему ни еды, ни питья. Мимо юрты, где он лежал, не дозволено было ходить никому, потому как считалось, что там происходило страшное.

«Пока человек ещё не стал шаманом, его Душа (амин) берёт утха (те шаманские духи, от которых новый шаман происходит) в «Саайтани суулгандэ» (суулган – собрание, сходка) на небо и там учат. Когда учение кончат, мясо его варят, чтобы он поспел. В старину всех шаманов варили, чтобы они шаманскую грамоту знали. Когда он полумёртвый лежит, собираются родственники, песни поют: «Наш шаман живой будет, будет нас выручать!» Бабы не приходят, только одни мужики. Когда варят мясо (шамана), посторонним нельзя ходить. Мясо варят утха (души умерших шаманов-предков)» (Г.В.Ксенофонтов. «Легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурят и тунгусов». Иркутск, 1928).

На шамана, лежащего без чувств, со всех сторон устремлялись духи, изо рта его шла белая пена, а всё тело покрывалось сильными кровоподтёками. Едва дыша, он лежал полумёртвый, в то время как духи занимались поеданием его плоти, разбрасывая кости по путям-дорогам. Зацепляя железным крючком, они разрывали плоть, отделяли суставы, выскребая мясо и удаляя из тела соки. 

Оба глаза они вынимали из впадин и клали отдельно, а по окончании этой трапезы, имеющей аналоги в тибетском ритуале Чод, в русских сказках о Бабе Яге и даже в «Житии Антония» – духи складывали кости вместе и сшивали остатки тела, составляя из них нового человека. Теперь уже это был шаман, переживший второе рождение и во многом отличный от обычных людей, «живущих по плоти и мыслящих лишь плотское».

Люди-мухоморы

Люди-мухоморы - согласно представлениям ительменов и соседних народностей, антропоморфные мухоморы, соблазняющие мужчин и водящие людей по тропам мёртвых Усвоение... простой идеи о жизни неодушевлённых предметов представляет собой много трудностей, так как эти предметы не имеют органов и приспособлений, необходимых для проявления жизни. В преодолении этой трудности чукотская концепция переходит на вторую стадию, отождествляя различные части предмета с соответственными органами человеческого тела.

Так, например, опьяняющие мухоморы представляют собой «особое племя» (janra varat). Они очень сильны, и когда растут, то прорывают своими крепкими головами плотные корни деревьев и рассекают их надвое. Они прорастают сквозь камни и раздробляют их в мелкие куски. Мухоморы являются к пьяным людям в странной человекоподобной форме. Так, например, один мухомор явится в виде однорукого и одноногого человека, а другой – похожим на обрубок. Это не духи, это именно мухоморы, как таковые. 

Число их, видимое человеком, соответствует тому, сколько он их съел. Если человек съел один мухомор, он увидит одного мухоморо-человека, если съел два-три, увидит соответствующее число. Мухоморы берут человека за руки и уводят его на тот свет, показывают ему всё, что там есть, проделывают с ним самые невероятные вещи. Пути мухоморов извилисты. Они посещают страну, где живут мёртвые. - Богораз В.Г. «Чукчи»

Врядли стоить повторять за Богоразом, что народы Чукотки «усваивали» идею жизнедеятельности неодушевлённых предметов. Он писал в то время, когда человеческая культура рассматривалась как продолжение дарвиновской эволюции и развивалась стадиально - от более простого к более сложному. Врядли стоит вообще говорить о мухоморах, как о «неодушевлённых предметах», потому что в представлении этих самых народов ситуация видится совершенно иной.

Естественно, представления о мухоморах во многом вызваны тем эффектом, которое оказывает принимание этого гриба. Сама практика предполагает не жевание, а проглатывание его: Его нельзя жевать, а нужно проглотить целиком. Желательно даже не запивать его водой, а просто побольше набрать в рот слюны. Если гриб «полезет» легко - будешь помнить увиденное, если плохо - все забудешь. - Головнёв А. «Пегтымель»

То есть, это можно интерпретировать как слияние двух существ, одно из который принимает в себя другое, не нарушая его цельности. Это слияние, естественно, реализуется в представлении, что человек в мухоморном видении сам наследует черты мухоморов, например, его голова замещается шляпкой гриба. Когда проглотишь мухомор, чувствуешь себя крепко; ноги идут, но голова другая - голова мухомора на тебе.  - Головнёв А. «Пегтымель».

Соответственно, мухоморы тоже могут наследовать человеческие черты.

Для подобных состояний наркотического опьянения очень характерно исчезновение стандартных культурных запретов, табуированных тем. Одна из главных черт людей-мухоморов - их связь с миром мёртвых. В видениях мухоморы забирают человека и водят тропами мёртвых. Данное объяснение принадлежит старому ительмену по имени Наталько и пересказано А. Головнёвым в 1998 году:

Мухоморное «погружение» - рискованное путешествие в мир духов и умерших,ритуальная (а иногда реальная) смерть. Наталько рассказывал, как однажды, проглотив мухомор, он оказался в стране мертвых, прошел разные круги покойников, в том числе утопленников и светившихся «сгоревших». Всюду его поторапливали, предупреждая, что если он задержится, то останется навсегда. Между светящимися «сгоревшими» пройти было особенно трудно. «Только когда я нужную песню вспомнил, сумел пройти», - вспоминал Наталько

Особый круг представлений связан с девушками-мухоморами. Здесь представления народов Чукотки приобретают, скорее, эротический окрас. Отчасти это сверхъестественные соблазнительницы, которые могут увести человека в лес, чтобы он остался с ними, как в сказке про Челькутха. Девушки-мухоморы могут выступать жёнами, заманив в лес охотника, как в сказке про Челькутха (879: с.558-560). 

Если эту историю можно спроецировать на реальность, то есть мужчина «под мухоморами» теряет интерес к «настоящему» миру, то другие сохранившиеся сказки ительменов нельзя. В другой Синаневт находит для своего брата Эмэмкута жену среди девушек-мухоморов (906: с.101-103). В другой, девушки-мухоморы, собиравшие ягоды и попавшие под дождь, забираются в ухо к спящему Илэку и зажигают там костёр, чтобы обсушиться (906: с.125). 

Несомненно, что в последнем случае вариативность размера девушек-мухоморов (они то большие как женщины, то маленькие, чтобы забраться человеку в ухо) тоже отображает реальность, принимающего мухоморы, так как в размер предметов в видениях, как правило, непостоянный. 

Функционально образ девушек-мухоморов можно сравнить с образами жён из волшебного народа, но если в европейских подобных историях сверхъестественная жена сама перемещается в профанный мир и живёт там со своим мужем, надеясь вернуться назад, то для ительменских сказок это необязательно. В сказке про Челькутха тот уходит в лес к девушкам-мухоморам.

В 1965 году геолог И.М.Саморуков проходя мимо скал на чукотской реке Пегтымель заметил на них наскальные рисунки. Спустя два года экспедиция под руководством археолога Николая Дикова обнаружила там целую группу петроглифов, среди которых существенная часть была посвящена именно людям-мухоморам. Фигуры чаще всего женские, причём согласно свидетельствам видевших их чукч, фигуры полуобнажённые или обнажённые. Иногда рядом с ними появляются фигурки людей с ярко обозначенными детородными органами. Скорее всего, перед нами именно девушки-мухоморы.