После 539 года его собирала воедино лишь пришедшая извне сила, начиная с персов; притом с этого времени он всегда был только частью гораздо более обширного государственного объединения.

Тот мир, что появился с конца VI века, уже не был соразмерен Вавилонии и даже прежней Вавилонской империи. Отныне жители низовий Тигра и Евфрата стали не актерами, а зрителями своей истории, свидетелями этих трансформаций.

Заслуга Набонида в том, что он заметил этот пробел: правитель «Благодатного полумесяца», невзирая на его кажущуюся прочность, не мог по-прежнему основываться лишь на вавилонской рутине да на пассивности или благоразумии жителей империи. Проблема, возникшая еще в конце II тысячелетия, оставалась нерешенной.

Завоевание Западной Аравии, видимо, подсказало царю выход. Его идеология, заимствованная у ассирийцев, наверняка способствовала тому, что любые структурные реформы казались ему ненужными. Единственным же удовлетворительным решением ему показалось обращение к объединительной теологии. Все народы надо было связать общей верой, а в результате - общностью судьбы.

Вопрос, могла ли осуществиться такая надежда, явно праздный. Оценить религиозную политику Набонида тем труднее, что мы ничего не знаем о том, что было известно о ней народам империи и как они на нее реагировали. Надо только принять во внимание энтузиазм ее вдохновителя и последовательность его проекта.

Поражение на поле боя положило конец этой теологической и политической реформе. И все же - не была ли она обречена уже тем, что являлась отнюдь не настолько оригинальной, как представлялось возмущенным жрецам? Ведь в целом новая догматика полностью вписывалась в архаизирующую тенденцию.

Образ действий Набонида, конечно, был радикальнее, чем политика Навуходоносора; но чего он добивался, как не сведения всей империи к одной метрополии - так сказать, к Харрану или Уру, расширенному до масштабов «Благодатного полумесяца», собранного наконец-то под покровительством бога-луны и объединенного поклонением ему?

Чтобы правильно оценить место Навуходоносора в истории, возможно, стоит сопоставить его не с его наследником и поклонником, а с одним из современников - Фалесом Милетским. Такое сравнение грека с вавилонянином допустимо, да и сам Фалес вполне мог быть подданным империи.

Его предки были родом из Финикии, говорит Геродот (согласно одному более позднему источнику, он и сам был тамошним уроженцем). Символично лишь одно: чтобы открыть новые возможности, он должен был поселиться в Ионии.

Навуходоносор и Фалес противоположны почти во всём. Милет - родина Фалеса - лежал на дальней окраине известного вавилонянам мира, в то время как Навуходоносор в Вавилоне находился в самом его центре. Фалес был известен лишь в своем городе и явственно для всех проявлял пренебрежение к хозяйственной выгоде.

О Навуходоносоре скорее можно сказать обратное, хотя и без апологетики этой его деятельности. Царь Вавилонский в течение всего срока пребывания у власти являл на обозрение свои успехи, в том числе в Нахр-эль-Кельбе и Вади-Брисса.

Разумеется, представление греческого философа о мире не особо удивило бы вавилонских писцов. За немногими исключениями, они с Фалесом смотрели на мир одними глазами, но понимали увиденное неодинаково. Тут-то между ними и разверзлась пропасть.

Фалес осуществил критический интеллектуальный перелом вавилонской мысли, полный и необратимый. Для вавилонян привычка и, еще более того, древность служили основанием легитимности, а значит, и верности какой-либо идеи: все, что было, имело суверенное право быть; задача разумного человека - поддерживать это существование. Да и «знать» означало «знать то же, что знал твой отец, и отец твоего отца», и далее в бесконечной цепи поколений.

У Фалеса все наоборот: знания древних недостойны поклонения; время ничего не делает почтенным - наоборот, оно-то как раз и навлекает сомнение. Фалес искал единственное объяснение - единственное в двух смыслах: единого для всех явлений и одного, поскольку исключало все остальные.

Он хотел дойти до «первых причин», в то время как вавилоняне исследовали развертывание мира, не имеющего основания. У Фалеса для нескольких возможностей не оставалось места. Если одна теория была адекватной, остальные неизбежно могли считаться только ложными. В Вавилонии же все мнения стоили друг друга, все мифы сосуществовали, ни один не был призван исключить другие и не имел на это права.

Мысль Фалеса возвращалась к себе самой и прежде всего, безжалостно требовала отчета от самой себя; отныне каждый учитель должен был декларировать собственную неполноценность и ожидать от учеников критики, признанной закономерной.

Он с самого начала ставил себя под сомнение, подвергал себя проверке так же, как и сам считал вправе сомневаться в выводах своих предшественников. Философия - а речь именно о философии - началась с Фалеса Милетского; начало было скромным, потомство же оказалось неисчислимым.

По сравнению с этим делом, открывавшим неистощимо плодотворное будущее, дело Навуходоносора, при всем его блеске, кажется «органным пунктом». То был законченный пример цивилизации низовьев Тигра и Евфрата. Гений Навуходоносора был в том, что он сумел ввести в действие и реализовать всё лучшее, что он получил в наследство от прошлого. Но вавилонский мир VI века был уже стар.

Не случайно, может быть, тот, кому пришлось его реформировать, приступил к этому в 60 лет, а новую теологию разработал семидесятилетним старцем. Вавилоняне застыли в позиции, которую можно было бы назвать оборонительной.

Время Навуходоносора было временем остановившимся или - что, пожалуй, вернее - отложенным. Его универсум был неподвижен, будущего он не имел: ведь Навуходоносор и его люди оставались завороженными прошлым и, так сказать, не желали развернуться кругом.

Первый философ позволяет определить место последнего царя в традиционной вавилонской культуре.

И тот и другой стояли на стыке эпох. Но Фалес открыл эру рационального, а Навуходоносор закрыл эру рассудительного. И все же Навуходоносор всегда оставался хозяином своих планов. Полное осознание того, что он делает, предопределило пределы его успехов; но именно им можно объяснить и его несравненную славу.

Основные даты жизни Навуходоносора и его преемников