Главный храм Ниппура - один из важнейших в стране - имел площадь 942 квадратных метра, а святилище «Верховной госпожи» в Вавилоне - примерно вдвое большую. Впрочем, эта богиня была известна лишь в самом городе, а ниппурский бог тысячелетиями стоял во главе пантеона. Так что этим цифрам стоит придавать важности не больше, чем признавали за ними сами вавилоняне: они действительно не видели связи между значением божества и величиной посвященного ему храма.

Размеры культовых зданий, где служили Мардуку, в Вавилоне были больше, чем на остальной территории страны, но всё же не чрезмерно обширны. Святость места вполне уживалась с невеликим пространством; объем помещения отражал не столько значимость бога, сколько первоначальную архитектуру этого памятника; часто его ограничения налагались условиями землепользования.

Традиционный план вавилонского храма установился еще в Y тысячелетии: здание в форме параллелепипеда, стоявшее в огороженном наглухо дворе. Tyj же на эспланаде высилась ступенчатая башня. Век от века прибавлялись второстепенные алтари, возводимые отдельно или в составе главного храма, а кроме того, колодцы и служебные строения. В толще стен устраивались длинные комнаты, имевшие только дверь и пару отдушин под самым потолком; они служили ризницами, мастерскими и жильем для служащих.

Основным материалом даже для самых роскошных построек издавна были кирпичи из сырой глины, высушенные на солнце; обожженные кирпичи клались только в тех частях здания, которые чаще всего соприкасались с влагой. Камень использовался лишь для выкладывания ступеней и водостоков.

В Вавилонии камень встречался очень редко, чем обычно и объясняют историки почти исключительное применение глины. Такой взгляд не совсем верен. Пользуясь местным материалом, строители прежде всего стремились продемонстрировать свою верность традиции, не прерывавшейся от возникновения первых поселений в долине низовий Тигра и Евфрата.

Никаких практических преимуществ этот материал не давал. Конечно, такое сырье было под рукой всегда, везде и в неограниченном количестве; для его использования требовалась лишь рабочая сила - многочисленная, но не нуждавшаяся в особом обучении. Но, несмотря на все предосторожности (ряды кирпича перекладывали тростниковыми матами и заливали вместо раствора асфальтом), кирпичи плохо переносили вавилонский климат. Разбитый кирпич уже не мог идти в дело, а его обломки занимали немало места. Ветры и дожди неумолимо разрушали строения; храмы требовали постоянной реставрации - примерно с каждым новым поколением.

Разумеется, сегодня нельзя оценить, в какую сумму обходилось стране поддержание религиозных сооружений в хорошем состоянии; в Вавилоне традиционно считалось, что она равна стоимости рытья каналов и ухода за ними. Вложений требовалось так много, что большинство храмов в течение значительной части своей истории находилось в упадке и даже разрушалось. Лишь когда наступал период политической стабилизации и экономического подъема, они могли вернуть себе прежний блеск. Мир, наступивший после победы над Ассирией, привел их к новому расцвету. Навуходоносор с неутомимой энергией отдался решению задачи их возрождения; его надписи в общем-то и говорят только об этой стороне его деятельности.

Изначальным и постоянным ядром храма была «святая святых». Там, по обиходному выражению, «жило» божество.

Как бы ни было велико священное огороженное пространство, «святая святых» везде была мала: в Ларсе, к примеру, ее площадь составляла четыре на пять метров, в Барсиппе - четыре на восемь. Кроме того, она - как, впрочем, и все остальные храмовые помещения - была сильно загромождена. Каждый человек имел право поставить там статую от себя.

Туда, под божественное покровительство, помещали посвятительные стелы и надписи. Там на скамьях вдоль стен стояли ритуальные предметы, сосуды для омовений, курильницы, жертвенные столики, священная ладья божества, его драгоценная колесница для выездов и ложе. Время от времени жрецы выносили менее ценные и самые ветхие предметы в ризницу или на двор. В глубине помещения, у короткой стены, лицом к двери в полумраке высилась на пьедестале статуя, в которой был воплощен бог.

«Святая святых» была местом безмолвия. Звуки могли отвлечь божество, и тогда оно не склонило бы слуха к молитвам людей (по-вавилонски одно слово означало и «услышать», и «исполнить» молитвенную просьбу). Но безмолвие для вавилонян обладало не только этим достоинством - оно имело и собственную ценность.

Городской шум, оглушавший жителей, стал богословским символом: то был звук хаоса, беспорядка испорченной цивилизации, доходивший до богов и мешавший им спать; из-за него они гневались на людей. Только Потоп избавил богов от этой какофонии, да и то лишь на время. Поэтому в храме не допускалось никаких восклицаний. Радость и скорбь выражались музыкой и пением; языком богослужения оставался шумерский, хотя в начале II тысячелетия он вышел из обихода, что позволяло в храме при чтении молитвы еще больше отдалиться от суеты человеческих чувств и житейских забот.

Таким образом, «святая святых» была непохожа ни на какое другое место - ни мирское, ни даже храмовое; она предназначалась для того, чтобы обеспечить возможность непрестанного тесного общения с богом, которого нельзя было беспокоить ничем, кроме установленного богослужения. Замкнутое пространство было архитектурным способом охранить и оградить божество от внешнего мира.

Этим объяснялось сооружение оборонительной стены, ничем не отличавшейся от городских укреплений; священное жилище пространственно и визуально не выделялось и даже не замечалось ходившими по храму людьми. Его ритуальная неприкосновенность подкреплялась местоположением. Строители храмов при проектировании никогда не допускали осей, которые могли бы открыть далекую зрительную перспективу.

Дорога от ворот до статуи божества всегда образовывала кривые и ломаные линии. В самых крупных святилищах цепочки закрытых дворов не давали увидеть даже порог, за которым жил бог. Впрочем, «святая святых» не прятали - о ней, так сказать, просто не вспоминали. Парадоксальным образом этот хозяйственный, ритуальный и мистический центр не являлся композиционным, архитектурным центром освященного пространства.

При всяком значительном храме находилась ступенчатая башня. По-шумерски она называлась «княжеским зданием», а по-вавилонски - «остроконечной вершиной». Эти названия не разъясняют нам предназначения этих оригинальных сооружений, характерных для Междуречья. Археологические раскопки позволили вполне удовлетворительно восстановить их архитектуру, кроме устройства помещений с жертвенником, венчавших вершину: ни одно из них не выдержало испытания временем.

«Зеленеющею маслиною, красующеюся приятными плодами, именовал тебя Господь» (Иер.11:16)

Довольно много сохранилось и древних изображений башен; они обычно выполнены довольно плохо, но всё же полезны для современных реконструкций. Однако тексты не говорят о башнях почти ничего: там сообщается лишь об их реставрации и приводятся кое-какие технические подробности. Но для чего возводились эти башни?

Древних данных об этом у нас нет, и мы можем лишь выдвигать рискованные гипотезы. Точно известно одно: вавилоняне сами не знали их первоначального назначения; они пользовались ими для некоторых обрядов, но достаточно редко; чаще они проводили богослужения на плоских крышах храмов, которые были доступнее и просторнее, нежели маленькое пространство с алтарем на самой верхушке башни.

Нет сомнений, что «остроконечные вершины» явились результатом долгого развития, а началась эта эволюция в IV тысячелетии. При восстановлении храма старые стены разрушали подчистую, делали из их обломков платформу, чтобы не ставить лесов, а затем строили на ней. Так из века в век культовые сооружения поднимались всё выше на скошенных по бокам террасах, а сами становились всё меньше.

К концу III тысячелетия жертвенники на вершине стали уже чересчур малы. Тогда решили возводить здание главного храма в более удобном месте - у подножия ступенчатой башни. Сама башня продолжала существовать, но богослужения, за малым исключением, теперь были вынесены из нее и тоже спустились на землю.

Башня сохраняла силуэт нескольких стоящих друг на друге усеченных пирамид, уменьшающихся в объеме и соединенных лестницами, внутри была сплошной, сложенной из сырцовых кирпичей, а снаружи облицовывалась кирпичом обожженным. С течением времени вавилоняне стали считать, что каждый стольный город непременно должен иметь ступенчатую башню. Так столетиями делали их предки - так должны были делать и они.

Характерно, что в вавилонском языке одним словом обозначались и священное здание, и обычное человеческое жилье: то и другое было «домом». Тексты просто говорят: «дом такого-то бога» или «такой-то богини». Для существования такого дома нужны были пространство и люди; задача содержания храма направляла неустанную - подчас весьма солидных масштабов - деятельность, подчинявшую себе всех, кто так или иначе принадлежал к храмовым служителям.

Не будет ошибкой отделить хозяйственную деятельность от религиозной. Конечно, хозяйство обеспечивало возможность отправления культа - или культ требовал ведения хозяйства. Но люди, ведавшие делами, и те, кто совершал богослужения, принадлежали к совершенно разным категориям. Хотя цель у них была одна, повседневные заботы, поручавшиеся им, были строго разделены и даже несовместимы; одни служители не могли подменять других.

Во главе всякого большого храма стояли три персоны; в разных городах они назывались по-разному, но разделение их полномочий повсюду было одинаково. «Эконом» стоял на вершине иерархии и являлся перед всеми людьми олицетворением нравственного авторитета храма. Вторым в иерархии был «начальствующий»; он занимался в основном делами вне освященного пространства, общался с работниками, трудившимися на храмовых землях.

Наконец, «писец» управлял канцелярией, но и он по нуждам своей службы покидал святилище. Их власть распространялась на всех служителей, в больших храмах была даже своя темница для тех, кто нарушил их указания. Эти трое были мирянами и занимались мирскими делами, но служили они только своему божеству.

Под их управлением были две отдельные группы храмовых служителей. В первую входил клир: жрецы, певчие, прорицатели, заклинатели. Вторую, гораздо более многочисленную, составляли земледельцы и скотоводы (работали на храмовых землях), ремесленники, охрана и служки (в храмовой ограде).

Эти разнорабочие, которых иногда бывало очень много, обеспечивали повседневные нужды замкнутых в себе корпораций. Правда, само место придавало их трудам в их собственных глазах некую богоугодность, но жили и работали они так же, как миряне за стеной. Только среди этой категории служителей встречались женщины; ни к каким собственно религиозным обязанностям они не допускались уже с конца III тысячелетия.

Начиная с VII века значительную часть рабочих составляли храмовые рабы (обычно говорили конкретно: «рабы такого-то бога»). Они поступали из трех источников. Рабы-родители передавали свой юридический статус детям. Иногда, спасаясь от голода, свободные люди отдавали своих детей в храмы; так святилища становились благотворительными учреждениями, облегчавшими страдания населения, поредевшего в тяжелые времена экономических неурядиц.

Одна вдова так объясняет свою просьбу начальствующим в «Небесном доме»: «Муж мой… умер, голод был в стране; и отметила я знаком звезды (двух) моих младших детей… и отдала их Госпоже Урука (и сказала): корми их, и да будут они рабами Госпожи Урука!» Этот документ был составлен много позже смерти Навуходоносора (датирован 544 годом), но представляет собой пример традиционной процедуры.

Были и другие источники пополнения числа храмовых рабов. Так, хозяин мог пожелать отдать своего раба богу, чтобы получить его благословение; такой дар вступал в силу только после смерти владельца или его супруги. Наконец, заемщик мог возместить храму долг, предоставив ему своего раба.

Храмовые рабы обоего пола были собственностью божества и носили его знак, как скот и даже неодушевленные предметы, ему принадлежавшие. На руке у них татуировались или выжигались железом атрибуты божеств: звезда (символ Иштар), мотыга (Мардука), заостренная тростниковая палочка для письма (Набу) и т. п.

Положение таких рабов было относительно прочным; по крайней мере они были застрахованы от продажи. Им не грозил и голод: когда кончались припасы по всей стране, у храмов продовольствие было. В придачу к жалованью им выдавали еду, одежду и обувь; они могли сами назначать себе жалованье, ибо имели самоуправление и право голоса при выборе старосты - такого же храмового раба.

Обычно храмовое начальство не поручало им важных обязанностей, но этот факт никоим образом не был связан с их статусом: один из рабов храма Набу в Барсиппе дослужился до писца. Впрочем, иногда они так же, как и рабы, принадлежавшие мирянам, выказывали неповиновение. Письма начальствующих над ними то и дело сообщают об их лени, небрежности, воровстве.

У нас нет достаточно полных архивов, чтобы реконструировать храмовые бюджеты. Но можно утверждать, что персонал канцелярий повсюду был многочисленным, а управление делами - четко организованным. В нем применялись те же административные и бухгалтерские приемы, какими пользовались при царском дворе и в богатых домах. Так, в «Небесном доме» Урука служили 20 писцов по глине (и, очевидно, столько же их собратьев, писавших на коже), а в вавилонском дворце Навуходоносора их было всего 15. Всю свою жизнь администраторы проводили при храме за высокое жалованье. Правда, и работа у них была нелегкая.

Почти все храмы были земельными собственниками. Основную часть их доходов поставляли земледелие и скотоводство. Самые богатые имели огромные земельные владения; но было, конечно, много и совсем небольших храмов, чей единственный служитель имел для жизни и богослужений только поле да сад.

Впрочем, Навуходоносор на такие места явно не обращал внимания. Некоторые храмы стольных городов были намного богаче любого мирянина, не исключая самого царя. «Небесный дом» владел пятью - семью тысячами голов рогатого скота и 100 - 150 тысячами овец. Овцы давали ему пять тысяч килограммов шерсти в год.

Начальствующие над храмовым хозяйством не занимались содержанием пальмовых рощ, садов, выращиванием зерновых на полях. Они делили их на малые участки, на каждом из которых поселяли семью. Такие рабочие имели разный юридический статус: среди них были, конечно, храмовые рабы, но были и свободные.

Участки передавались по наследству из поколения в поколение; кроме того, все арендаторы были обязаны участвовать в общих работах на потребу землевладельца, причем совершенно бесплатно. Иногда участки храмовой земли отдавались арендаторами в субаренду. Условия землепользования были те же, что на царских и частных землях.

Административное управление, то есть учет и контроль, в храмовых владениях было налажено хорошо, но приемы ведения сельского хозяйства были рутинными и отсталыми. Прежде всего, безусловно, следовало заниматься ликвидацией разрушений, причиненных ассиро-вавилонскими войнами. Но и после восстановления оставалось слишком много пустошей и мало финиковых посадок, а хороший доход давали только они. Этот недостаток не был исправлен за время царствования Навуходоносора. Храмовые власти не находили выхода из положения; власти же политические, которые могли бы побудить их к действию, этим не интересовались.

Храмы выходили на рынок труда: отдавали своих рабов внаем на сторону и вместе с тем широко прибегали к найму на сельскохозяйственные работы свободных рабочих, иногда даже прибывших из Сузианы. Их ремесленники работали только на богов, но их не хватало; поэтому и здесь обращались к посторонним специалистам: мастерам по изготовлению глазурованного кирпича, корабелам и, по мере надобности, знатокам всяких других ремесел.

Так же, как царь и частные лица, храмы давали денежные ссуды под обычный процент, торговали в кредит и вкладывали капиталы в торговые товарищества. Самые богатые из них имели недвижимость во всех концах страны: Иштар Урукская владела землями и на севере - под Сиппаром, и на юге - в «стране моря».

Сиппарский бог-солнце, наоборот, имел земельные участки под Уруком. Такая мешанина объясняется тем, что земли передавались храмам в дар; жрецы со временем накапливали их всё больше: земли эти жертвовались из благочестия и закреплялись за храмами, в какой бы части Вавилонии те ни находились. Отсюда рождалась некоторая солидарность, выражавшаяся в перераспределении средств между процветавшими храмами и теми, что не имели достаточного дохода: первым приходилось предоставлять для вторых жертвенный скот. Так, «Небесный дом» Урука посылал стада в Ларсу и Дер.

Святилища стольных городов получали также регулярную «десятину»; она равнялась (если не на практике, то в теории) 10 процентам дохода. Ею облагалась продукция сельского хозяйства, так что она была аналогична «десятине» царской, но обозначалась другим словом. Этому обложению подлежали все земли - не составляли исключения даже царские владения. Налог собирался ежегодно и платился натурой; но как именно функционировала эта система, нам сейчас неизвестно.

Третьим источником храмовых доходов были разовые пожертвования. Они по самой своей природе были непредсказуемы. Между Навуходоносором и любым из его подданных разница была только в размахе подношений. Можно предполагать, что «Дом под высокой кровлей» получил, как сказано во Второй книге Паралипоменон, «большие и малые» культовые предметы, взятые в 597 году в Иерусалиме из подвергшегося разрушению храма иудейского бога Яхве.

Государь распоряжался также размещением прочей утвари и статуй. Так, для богини Гулы он «велел одеть балдахин в палисандр, дерево вечное, в золото червонное, и украсил ее камнями драгоценными, и растянул его над статуей Я велел одеть стол жертвенный, достойный ее сосудов, в золото блестящее. Я велел поставить у самого основания на земле у врат ее святых двух собак серебряных и двух собак бронзовых, с огромными лапами, с дебелыми телесами».

Мардук и его сын получили из царских рук по барке для плаваний по каналам во время процессий. Барка Мардука была от носа до кормы обшита золотом и повсюду украшена эмблемами бога - мотыгами и драконами. На барке Набу рубка была сделана из палисандра, а каюты отделаны червонным золотом.

Храмы принимали всё, что им давали. Дочь Навуходоносора подарила «Небесному дому» в Уруке земли; частные лица отдавали им рабов и всякого рода добро «для спасения живота», как было принято писать. У входа в священную ограду постоянно стояли охраняемые корзина или ларец для небольших денежных приношений.

Средства храма расходовались прежде всего на богослужения: пищу и одежду для статуй, производство или поновление самих статуй. Этим занимались мастерские в храмовой ограде, но материал покупался на стороне. Богам нужна была трапеза: еда и питье. Требовалось платить жалованье служителям культа и наемным работникам.

Впрочем, оно не всегда выдавалось пунктуально: был по крайней мере один случай, когда храмовые рабы письменно пожаловались на неуплату. Акционеры-пребендарии требовали своей доли дохода. Для ведения сельского хозяйства приходилось тратиться на орудия труда, семена и скот; следовало поддерживать в порядке каналы.

Кроме того, храмы должны были считаться с возможностью привлечения их ресурсов для выполнения в пользу государства некоторых повинностей (правда, неизвестно, на каких основаниях светская власть могла этого требовать). Так или иначе, «Небесный дом» принимал участие в больших строительных работах в столице. Каждый храм должен был поставлять еду для царского стола путем отправки некоторой части жертвоприношений в Вавилон. Таким образом, служители, принадлежавшие богу, не избавлялись от царской трудовой повинности.

Храмы придумали оригинальную форму ведения хозяйства: продажу пребенд. Эта система была разработана в начале II тысячелетия, а впоследствии ползала всё большую популярность. Наивысшего развития она достигла в VI веке. Говоря по-нынешнему, это была просто эмиссия акций. Капиталом был храм - всё его имущество, движимое и недвижимое, и всякого рода доходы.

Храмовая администрация продавала на определенное время «доли» жреческих обязанностей, исполнявшихся в стенах святилища. Как бы именно ни обозначались эти обязанности, они всегда были чисто формальными: покупатели на самом деле не несли службы, обозначенной в контракте, - за них это делали специальные члены клира. Да и физически это было бы невозможно: «доли» составляли несколько дней, а то и часов, так что такую службу было бы до неразрешимости сложно организовать.

Вследствие этого собственно религиозные функции в точном смысле этого слова продаже не подлежали - за них должны были отвечать компетентные люди; от покупателя же, естественно, никакой квалификации не требовалось. Пребенды были наследственным достоянием: давались в приданое, завещались, продавались и покупались по рыночному курсу (как участники сделок оформляли их, мы не знаем).

Вот пример документа из Ларсы, датированного 29-м годом царствования Навуходоносора: «Запись пребенды пивоварни на службе бога-солнца и Айи (его супруги): два дня месяца шабат (середина января - середина февраля), 24-й и 25-й день. Шамаш-зеру-либши, сын Этеллу, у Шамаш-зера-ициса узнал ее цену: 12 сиклей серебра в брусках, и купил ее».

В зажиточных семьях пребенды всегда высоко ценились: это было превосходное вложение денег, поскольку доход, по-видимому, был высок. Проценты выплачивались натурой соразмерно стоимости «обязанностей». Таким путем пребендарии делили между собой бенефиции храма - то, что оставалось от жертвоприношений после получения своей доли храмовыми служителями. Впрочем, конкретный механизм распределения нам неизвестен.

Институциональную связь между главным храмом стольного города и самим городом с его округой выражало «собрание». Оно окружало храмовое управление «старейшинами» и «гражданами»; это были только мужчины (рабы и иностранцы в него не допускались) разного социального положения: в их число входили сами горожане и жившие за городскими стенами селяне, миряне и жрецы, чиновники, ремесленники и лица «свободных профессий».

Все они были ответственны перед государственной властью. Государство в «собрании» тоже было представлено, часто в нем председательствовал сам царский правитель. Заседания проходили внутри священной ограды, что, впрочем, имеет простое и рациональное объяснение: только в храме было достаточно пространства, чтобы удобно разместить участников столь многолюдного сборища. Других подходящих зданий в вавилонских городах обычно не имелось.

Именно в храмовых «собраниях» проявлялся местный патриотизм, ими же он и подпитывался. В начале II тысячелетия это чувство было очень сильным, тем более что большинство стольных городов тогда являлось столицами независимых царств. В конце этого и в начале следующего тысячелетия они, сами к тому не слишком стремясь, обрели фактическую независимость: царь в Вавилоне тогда был лишь номинальным правителем.

Хотя потом царствовали уже сильные государи, прежняя политическая гордость сохранилась. Она подкреплялась всеобщим, с незапамятных времен, поклонением главному божеству города. В течение тысячелетий в каждом вавилонском городе такое божество всегда было одним и тем же. Эти союзы были неразрывны. Как гласила пословица, «Шамаш скрепляет Ларсу, как асфальт корабль».

Но для жителей бог, живущий в самом великолепном храме, был защитой, воплощением и символом города. Светская и духовная власти старались сотрудничать и даже мало-помалу обмениваться ролями, бок о бок исполняя одни и те же обязанности. Пребендарии блюли свои экономические интересы: им был прямой резон желать, возможно, большего процветания религиозной организации, чью финансовую судьбу они разделяли, и способствовать этому процветанию. Все вместе эти обстоятельства приводили к тому, что население каждого стольного города как можно теснее сплачивалось вокруг своего святилища.

Навуходоносор не мог не признавать этого слияния; так же поступал его отец, ко времени восшествия на престол которого слияние было уже полным. По одной из формул стольные города были «городами великих богов», а потом уже «страны Шумера и Аккада». Таким образом, даже в царских надписях религиозная дефиниция была важнее политической.

Правда, то была уступка больше на словах, чем на деле. В реальности на всём протяжении царствования Навуходоносора полномочия храмовых «собраний» держались в узде. Царский авторитет без видимых усилий не давал им возможности выйти из первоначальных рамок. Они позволяли себе разбирать лишь гражданско-правовые споры да наказывать преступления, сочтенные не слишком тяжкими.

«Так говорит Господь Саваоф: вот, Я сокрушу лук Елама, главную силу их» (Иер.49:35)

В любом случае можно было обратиться к светской власти. Но всё было готово к тому, чтобы при соответствующих обстоятельствах эти учреждения стали играть роль настоящего правительства, соперничающего с центральной властью или заменяющего ее.

Теоретические основы вавилонской религии были просты и установлены искони. Боги и богини были бессмертны. Внешне они были подобны человеку - только великолепны обликом; они передвигались с нечеловеческой скоростью и не знали препятствий; они представали перед верующими, окруженные сияющим нимбом.

Правда, если почитать мифы, там боги не являли собой пример ни ума, ни доброты, ни даже нравственности. Притом все они, несмотря на неизмеримое превосходство над человеком, имели те же нужды. Люди, построившие им дома, должны были и заботиться о них. Ведь у храмов была лишь одна функция - совершать богослужения, иными словами - беспрерывно кормить, одевать и развлекать божество.

Если люди самовольно пренебрегали этими обязанностями, им грозили самые страшные последствия. Такой определенный антропоморфизм не вызывал никаких трудностей и сомнений; что бы ни случилось, никому в Вавилоне не приходило в голову критиковать его. Служение богам решительно уподоблялось служению человеку, только превосходило его, насколько позволяли средства.

Хлеб, сладости, пиво и вино, рыба и мясо (от говядины до голубятины) составляли основу меню всякого вавилонского богача. Так человеческая община гарантировала себе стабильность и процветание; но храмы добивались этого лишь строжайшим обособлением сакральной зоны от остального городского пространства. Миряне, населявшие это пространство, оправдывали существование священной ограды: они не имели права участвовать в обрядах и даже присутствовать при них.

Стоило прерваться культу, как общество, можно сказать, распадалось. Поэтому на жречестве лежала особая ответственность, но и для мирян его труды имели большое значение. Что же до государя - гаранта общественного порядка, - то его настоятельным долгом было обеспечить возможность постоянного совершения обрядов в каждом божественном «доме» по всей стране. Навуходоносор, как и его отец, решительно принял на себя эту наивысшую обязанность.

Божество физически присутствовало в «святая святых» - там стояла его статуя. Никогда (за исключением совсем маленьких храмиков) божество не было одиноко - его сопровождала семья по образцу мира людей: жена (или муж), дети, слуги. Ни одну из этих статуй не пощадило время: они были чрезвычайно непрочны.

Самые грандиозные истуканы делались из деревянной арматуры; на этом каркасе держались роскошные вышитые одежды, скрывавшие его; из-под них видны были только лицо и кисти рук, сделанные из слоновой кости, золота и серебра. Небольшие статуи были металлическими или каменными.

Вавилоняне так хорошо отдавали себе отчет в том, что их культовые статуи - материальные предметы, что позволяли себе рассказывать об их изготовлении - правда, с должным почтением. Хотя ремесленники в процессе работы над статуей молились божеству, но делали ее человеческие руки. Законченная и вышедшая из мастерской статуя «оживлялась» при помощи магической церемонии: в простую вещь «вдувалась душа». Совершалось пресуществление: вещь становилась богом, столь же реальным и живым, как этот бог вне храма, в небесах. Вот почему «пресвятой тамариск» называли «костью богов».

Итак, обряд состоял в том, что богам и богиням подносили трапезу, приготовленную не на глазах у них, а на храмовой кухне, как делалось в доме любого высокопоставленного человека. Служба сопровождалась музыкой и пением. Созерцая жертвенные блюда, боги тем самым насыщались ими. Затем вся еда убиралась и делилась между служащими соответственно рангу.

1 ... 9 10 11 12 13 ... 20