Главная
МЕНЮ САЙТА
КАТЕГОРИИ РАЗДЕЛА
БИБЛЕЙСКИЕ ПРОРОКИ [20]
БИБЛЕЙСКИЙ ИЗРАИЛЬ [20]
ИУДЕЙСКИЕ ДРЕВНОСТИ [15]
ИСТОРИИ ВЕТХОГО ЗАВЕТА [15]
ТОЛКОВАНИЯ ПРОРОКОВ [250]
ЗОЛОТАЯ ЧАША СЕМИРАМИДЫ [50]
ВЕЛИКИЙ НАВУХОДОНОСОР [30]
ЦАРЬ НАВУХОДОНОСОР [20]
ЛЕГЕНДАРНЫЙ ВАВИЛОН [20]
ВАВИЛОН. РАСЦВЕТ И ГИБЕЛЬ [20]
БИБЛИЯ
ПОИСК ПО САЙТУ
СТРАНИЦА В СОЦСЕТИ
ПЕРЕВОДЧИК
ГРУППА СТАТИСТИКИ
ДРУЗЬЯ САЙТА
  • Вперёд в Прошлое
  • Последний Зов

  • СТАТИСТИКА

    Главная » Статьи » 1. ВАВИЛОНСКИЙ ПЛЕН » ЗОЛОТАЯ ЧАША СЕМИРАМИДЫ

    Золотая чаша Семирамиды. 7
    Евнух с размаху шлепнул себя ладонями по щекам. Что позволяют себе эти гнусные сирийцы? 

    Как можно приписывать разнузданную похоть воле богов? Их наказы ясно выражены в законах Хаммурапи. Боги обязали смертных вести себя так, чтобы мировой порядок, установленный Белом-Мардуком, держался непоколебимо. 


    В табличках записано – за тяжкое преступление, которое совершил Бен-Хадад, виновного следует зашить в кожаный мешок и бросить в воду. Это не прихоть древнего царя! Это основа, на которой держится порядок в мире! Это скрепа, не позволяющая суше расколоться и погрузиться в пучину мирового океана.

    Или у местных богов иное понимание жизни, чем у их собратьев в Аккаде? То, что в Вавилоне считалось гнусностью, здесь почитается за богоугодное дело? Тогда зачем грозить «бесплодной смоквой»? За чью вину ему придется расплачиваться?

    В казармах, сообщив спутникам, что отъезд затягивается, и утихомирив возмущенные возгласы, евнух задался практическим вопросом – как быть со спасительной сказкой, с помощью которой он надеялся оправдаться в Вавилоне? Мысль о том, что ему придется поведать Амти-бабе, как в этом проклятом городе поступили с ее дочерью, приводила в ужас. Кто мог предположить, что жеребиная страсть Бен-Хадада такая опасная штука.

    В Вавилоне тоже почитали Иштар – согласно древнему обычаю раз в жизни каждая гражданка была обязана прийти на поклон к грозной богине, но исполнялось это скромно, с достоинством. В назначенный день женщины собирались на храмовой площади между святилищем Мардука и зиккуратом (сноска: храмовая ступенчатая башня, на вершине которой обычно устраивалось святилище того или иного бога. Использовалась также и для астрономических наблюдений.).

    Здесь, потупив глаза, они присаживались на корточки и терпеливо ждали, когда оказавшиеся в городе иноземцы не выберут себе напарницу в деле прославления великой богини. При этом существовало множество запретов деликатного свойства, позволявших избежать выхода на площадь девственницам, невестам, хворавшим женщинам.

    К этому священнодействию в городе относились скорее как к последнему средству против бесплодия, чем к обязательной повинности или безумному звериному соитию, каким отличился славный воитель, царь Дамаска Бен-Хадад.


    Известие, что Салманасар в конце лета собирается прибыть в Ашшур, древнюю столицу Ассирийского государства, застало Бен-Хадада во время трапезы. Его сообщил старший спальник, по приказу которого два раба-нубийца внесли в спальню столик с разложенным на блюдах едой и фруктами.

    Царь спустил ноги с ложа, предложил Гуле на выбор курицу, жареное мясо, каши, фрукты. Молодая женщина предпочла кашу, затем попросила сочную грушу. Она наслаждалась грушей лежа, полузакрыв глаза. Бен-Хадад взялся за курицу, кусал жадно, глотал кусками.

    Услышав весть, Бен-Хадад на мгновение замер, потом принялся с еще большим ожесточением рвать зубами куриное мясо. Насытившись и выпив вина, поднялся, подошел к окну, глянул на залитый солнцем Дамаск. Весть о том, что Салманасар определился с выбором, окончательно развеяла надежду, пусть и тоненькую, что в следующем году ассирийский царь двинется на восток, в страну мидян, или на север, против Урарту.

    Пусть свершится назначенное!

    Не поворачивая головы, приказал.

    – Ступай.

    Слуга не шелохнулся.

    – Что еще? – спросил царь.

    – Из Ашшура доносят, что молодая супруга племянника Иблу объявила себя «воспитанницей Ашерту».

    – То есть, ты хочешь сказать, что она сошла с ума? Это важно?

    – Ассирийский народ с восторгом встретил это заявление.

    – Что Салманасар?

    – Молчит.

    – Ты утверждаешь, что смертная женщина объявила о своем родстве с могучей Ашерту, а Салманасар молчит?

    – Да, повелитель.

    – Ты полагаешь, его молчание что-то означает?

    – Да, государь, – ответил слуга.

    – Что оно означает?

    Спальник позволил себе промолчать.


    Бен-Хадад повернулся в его сторону.

    – Теперь все?

    – Нет, государь, – ответил евнух и бросил опасливый взгляд в сторону Гулы.

    – Говори, – приказал царь.

    Женщина отложила грушу.

    – Купцы утверждают, – заявил спальник, – что эту мошенницу зовут Шаммурамат. Она – дочь Мардука-Закир-шуми, и по слухам, скорее всего, непроверенным, именно ее предназначали в жены принцу Ахире, но не довезли.

    – То есть, как не довезли. Кого же довезли?

    – Меня, – откликнулась Гула и, обратившись к спальнику, распорядилась. – Ступай.

    Тот благоразумно удалился.

    Бен-Хадад вернулся, сел на ложе, вопросительно глянул на женщину.

    Гула объяснила.

    – Отец отправил скифянку в Дамаск, но по пути караван захватили ассирийские бандиты. Я не знаю, каким образом эта негодная сумела околдовать наместника Ашшура и его племянника.

    – Ты хочешь сказать, что твой отец согласился на подмену?

    – У него не было выбора.

    – То есть, как не было выбора?! Выходит, послание твоего отца тоже побывало в их руках? Боги наказывают меня за ослепление!..

    Он решительно направился к двери. Вслед ему Гула с достоинством напомнила.

    – Если ты собираешься подвергнуть пыткам Сарсехима, ты поступишь неразумно.

    Бен-Хадад впал в ярость.

    – А как разумно?! Ты предлагаешь отдать палачу тебя? Я не позволю относиться ко мне как к простаку, которого всякий может обвести вокруг пальца? Которому можно подсунуть всякую завалявшуюся дрянь?

    Гула вскрикнула, прижала ладонь к губам, потом тоненьким голосом предупредила.

    – Молчи!! Не говори больше ничего, чтобы потом не пожалеть об этом. Ты сомневаешься, что я – вавилонская принцесса?

    Бен-Хадад смутился.

    – Нет… мои люди подтвердили… но…

    – Ты полагаешь, что получил бы от этой скифянки больше, чем получил от меня?

    Бен-Хадад возмутился.

    – Как ты могла подумать такое? Какое мне дело до этой продажной девки, когда у меня есть ты!

    – Я вовсе не ревную к этой скифянке, мне нет до нее дела. Я озабоченна безопасностью государства.

    – То есть? – не понял царь

    – Не лучше ли сохранить в тайне все, что случилось в пустыне? – предложила молодая женщина, – и воспользоваться случаем обмануть ненасытного Салманасара.

    – Как? – заинтересовался Бен-Хадад.

    – Это надо обдумать, мой царственный. В этом деле спешить нельзя. Иди ко мне, я тебе объясню…

    Насладившись друг другом, Гула пощекотала ноготком плечо царя.

    – Меня пугает, что народ Ашшура поверил этой гнусной лжи. Притязания скифянки на родство с Иштар опасны.


    – Эти дикие варвары готовы поверить чему угодно, лишь бы броситься на чужое добро.

    – Сейчас важно сохранить в тайне существующее положение вещей. Это поможет нанести ассирийцам удар еще до того, как они отправятся в поход.

    – Ты полагаешь, что, уличив твою сестру во лжи, мы выиграем первую битву? Внесем смуту в их ряды?..

    – Еще какую! Предупреди старшего евнуха, чтобы тот держал язык за зубами. Пусть Сарсехим еще раз попадет в плен к ассирийцам. Вопрос, что он им выдаст?

    Бен-Хадад вскочил с ложа, шагнул к окну. Он испытал прилив энтузиазма.

    – Ты права! Ты очень права, драгоценная! Твой евнух известит Салманасара, что мы ждем подмогу из Египта.

    – А мы ждем оттуда подмогу?

    – К сожалению, повелитель реки уклонился от ответа.

    – Вот и хорошо. Пусть Сарсехим сообщит, что фараон собирает войско. Только нельзя настаивать, принуждать этого мошенника.

    – Конечно, любимая. Он узнает об этом обок, а в послании, которое он должен будет тайно доставить твоему отцу, будет написано, что мы с благодарностью примем и его помощь.

    – Теперь, что касается Шами. – откликнулась с ложа сводная сестра. – Нельзя позволить этой проныре утвердиться при дворе Салманасара. Ей следует немедленно указать на ее место. Было бы уместно подвергнуть мошенницу испытанию.

    – Какому?

    – Об этом мы еще поговорим.


    В тот же день к вечеру над городом собрались грозовые тучи, и на Дамаск благодатно опрокинулись небеса.

    Дождь лил до утра и щедро напоил землю. С рассветом город ожил. Жители выбегали на улицы, славили Бен-Хадада, затем толпами повалили к храму Баала, засыпали храм цветами. Радовались все, даже местные шлюхи – не храмовые, величественные и надменные, но самые что ни на есть обыкновенные, промышлявшие телом на кладбищах и городских рынках. Весь день они отдавались бесплатно и с нескрываемой охотой.

    Храмовые же после полудня пошли в пляс. Время от времени то одна, то другая скидывала с себя одежды, распаляя толпу до предела. Ближе к вечеру жрецы организовали торжественный вынос статуй Баала и Ашерту, а в сумерках праздник переместился за крепостные стены в пригородные сады.

    Утром в казармы примчался знакомый смотритель с известием, царь дал добро на отъезд вавилонской свиты. Писец с радостью поделился – тебе очень повезло, что ты оказался в Дамаске, щедрость государя неописуема. Затем пригласил – ты, Сарсехим, будешь самым почетным гостем, какого я встречал в своем доме.

    Разобрали по домам и вавилонских воинов. Даже скифам во главе с Ардисом перепало угощений от ликующих горожан.

    Смотритель постарался – это Сарсехим отметил с первого взгляда. На столе стояли самые изысканные кушанья, и у голодного, заметно отощавшего от переживаний, евнуха слюнки потекли. Хозяин славил его как великого человека, доставившего в Дамаск «обильную плодами смокву», а уж они, воины Дамаска, смогут защитить ее от посягательств немилосердного Салманасара.

    Их союз, в который входят множество государств Нижнего Арама, (сноска: Сирия в древности называлась Арам по имении племен арамеев. Различался Верхний Арам с княжествами и мелкими царствами по среднему течению Евфрата, – ныне Северная Сирия, и Нижний Арам, куда входил Дамасское царство, и расположенные вокруг него и далее к югу государства – Куэ, Хамат, Арвад, Израильское царство, Аммон.) крепок как никогда.

    Нам окажут поддержку степные арабы, а также финикийские города. Если учесть, что «властитель реки» собирает войско – здесь смотритель доверительно подмигнул гостю, – Сарсехим может быть уверен, «смоквочку не дадут в обиду»!

    Менее всего Сарсехима занимала помощь, которую правитель Египта обещал оказать Дамаску. Куда более тревожило – как безопасно миновать Ашшур, и что он скажет злопамятной и всемогущей Амти-бабе? Стоит только поведать о том, что случилось с Гулой, ему не будет пощады. С другой стороны, нельзя умолчать и о скверном. Кто может поручиться, что тайные соглядатаи Закира уже не донесли в Вавилон правду?

    Что есть правда? Как быть с правдой? Размышляя по этому поводу, Сарсехим ощущал, как у него начинал болеть пупок, ныть шея. Затем прихватило сердце.


    Увы, говорил он себе, нелепо ждать от богов справедливости. Милосердие докучно, куда занимательнее прыжки, совершаемые смертными, и гримасы, которые они строят перед лицом всемогущей судьбы. Увы, увы, жизнь не разглядывает себя в зеркале. У жизни нет зеркала, заглянув в которое смертный мог бы посмеяться над страхом и ужасом, терзающими его душу, ведь страх не что иное, как дрожание души, а ужас – ее разрубание.

    Почему боги насмехаются над ним! То вызволят из беды, то вновь ввергнут в несчастье. Почему они так жестоки?

    Им весело?!

    Что же это за боги?!

    Давным-давно раби, у которого он малолеткой набирался мудрости, утверждал, что нет иных богов, кроме всемогущего Яхве, нет стихий – есть творение, нет судьбы – есть воля того, кто единосущ и непостижим.

    Это воспоминание родило острую боль в сердце, которую он испытывал всякий раз, когда в памяти вставали родители, яма, в которой они прятались. Вспомнились два ассирийских солдата, которые вслед за родителями вытащили его из ямы. Один из них, оглядев голого мальчишку, весело крикнул другому.

    – Гляди-ка, обрезанный!..

    Другой, весь в крови, в металлическом шишаке и в кольчужной рубахе, бородатый, скептически осмотрел рыдающего мальчишку и скривился.

    – Что-то их жрец поленился. Обрезáть так обрезáть! – с этими словами, прихватив в горсть все, что составляет гордость мужчины, он отсек это мальчику до основания.

    Позже некий раб-хеттянин – опытный, видно, человек – успокоил Сарсехима.

    – Тебе повезло, малыш. Ты столкнулся с добрыми ассирийцами. Среди них иногда такое зверье попадается… Моему внуку отрубили ноги и бросили возле дома.

    Напившись травного настоя с привкусом валерианы или кошачьей травы, Сарсехим долго сидел в темноте и плакал, как осленок, отделенный от матушки-ослицы. Боги, великие боги, за что мне такие напасти? Почему бы вам не оказать мне милость, ведь куда ни гляну – всюду злое да злое. Много ли мне надо?.. – и шлеп, шлеп себя ладонями по щекам.


    На следующий день его спешно вызвали во дворец.

    С сердечной болью, с ожиданием новых бед он отправился в цитадель. Весь недолгий путь пытался предугадать, зачем его позвали. Ах, если бы это была женская болезнь!.. В Вавилоне Сарсехим славился как лекарь по этой части. Мимолетно попытался вообразить, чем могла грозить молодой здоровой женщине недельная случка? Разве что натерла мозоль? Это случается в гаремах. Такого рода недуги лечат примочками.

    У ворот цитадели Сарсехима встретил молоденький красавчик – один из многочисленных царских спальников – и без проволочек, мимо охранявших вход богатырского вида стражей, провел евнуха на царскую половину. Оказавшись в полутемном помещении, куда выходили массивные, обитые золотыми пластинами двери царской спальни, евнух поразился количеству сук и щенят, бродивших между колоннами. Пока ждал вызова, какой-то собачий молокосос, подкравшись, помочился ему на ногу.

    Евнух замахнулся на сучонка, но, заметив укоризненный взгляд красавчика, ударить шустрого, с вислыми ушами негодяя, не посмел. Слуга доверительно объяснил гостю, что животные доставлены в Дамаск по приказу царя и объявлены «священными». Время от времени их загоняют в спальню, где уважаемая супруга принца играет с «собачками», щекочет им брюшко, кормит из склянки.

    Слуга признался, что «собачки» – это не самая тягостная обуза. Вчера государь затребовал образцы самых лучших дамасских тканей, а сегодня приказал объявить среди местных ювелиров конкурс на самый лучший браслет для красивейшей из женщин. Все во дворце уже валятся с ног от усталости.

    На вопрос Сарсехима, известна ли драгоценному, с какой целью великий царь соизволил пригласить его, драгоценный отрицательно покачал головой, затем отважился предупредить, что евнух – первый посторонний, который вступит в пределы царской опочивальни после священной ночи. Еду и напитки носит старший спальник, и не соблаговолит ли уважаемый Сарсехим приглядеться, чем он, младший спальник, мог бы угодить владыке и супруге наследника?

    Деловой привкус предстоящей аудиенции придал евнуху уверенности, и он напомнил сопровождавшему.

    – Это будет дорого стоить.

    – За мной не пропадет! – обрадовался слуга, потом, будучи при исполнении, посуровел и коротко распорядился. – Жди!




    Шагнув через порог, Сарсехим сразу рухнул на пол и для убедительности звучно стукнулся лбом о каменные плитки.

    Царь некоторое время разглядывал распростертого на полу Сарсехима. Евнух терпеливо ждал – не ерзал, не пытался краем взгляда уловить, в каком настроении находится властитель.

    – Встань!

    1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 50               














    Категория: ЗОЛОТАЯ ЧАША СЕМИРАМИДЫ | Добавил: admin (09.02.2017)
    Просмотров: 1125 | Рейтинг: 5.0/1