Главная
МЕНЮ САЙТА
КАТЕГОРИИ РАЗДЕЛА
БИБЛЕЙСКИЕ ПРОРОКИ [20]
БИБЛЕЙСКИЙ ИЗРАИЛЬ [20]
ИУДЕЙСКИЕ ДРЕВНОСТИ [15]
ИСТОРИИ ВЕТХОГО ЗАВЕТА [15]
ТОЛКОВАНИЯ ПРОРОКОВ [250]
ЗОЛОТАЯ ЧАША СЕМИРАМИДЫ [50]
ВЕЛИКИЙ НАВУХОДОНОСОР [30]
ЦАРЬ НАВУХОДОНОСОР [20]
ЛЕГЕНДАРНЫЙ ВАВИЛОН [20]
ВАВИЛОН. РАСЦВЕТ И ГИБЕЛЬ [20]
БИБЛИЯ
ПОИСК ПО САЙТУ
СТРАНИЦА В СОЦСЕТИ
ПЕРЕВОДЧИК
ГРУППА СТАТИСТИКИ
ДРУЗЬЯ САЙТА
  • Вперёд в Прошлое
  • Последний Зов

  • СТАТИСТИКА

    Главная » Статьи » 1. ВАВИЛОНСКИЙ ПЛЕН » ЗОЛОТАЯ ЧАША СЕМИРАМИДЫ

    Золотая чаша Семирамиды. 8
    Сарсехим осмелился поднять голову.

    – Я же сказал – встань!


    Сарсехим поднялся.

    – Говори, раб!

    – О чем? – осмелился спросить Сарсехим.

    – Как ты предал своего господина.

    – Кто?! Я?!

    – Ты.

    Сарсехим рухнул, как подкошенный, зарыдал, принялся стучать лбом об пол.

    – Они били меня! Они жгли меня огнем! Я молчал.

    – Кто бил?

    – Нинурта-тукульти-Ашшур, повелитель.

    – Так это был племянник туртана, а не безродный разбойник?

    – Это был именно Нинурта, господин. Это был он, жестокий и безжалостный негодяй! Он хуже разбойника!..

    – Отчего ты сразу не предупредил меня? Почему молчал?

    – Я не смел мешать празднику, который ты, о всемогущий, испытал в своей душе.

    Бен-Хадад не смог сдержать довольную улыбку. Гула, пилочкой подправлявшая ногти, невозмутимо подсказала.

    – Это Сарсехим, государь. Я говорила о нем. Он всегда сумеет вывернуться. Он способен провернуть любое дельце. Ему, правда, нельзя доверять…

    Сарсехим – оскорбленная невинность – с неистребимой печалью глянул в ее ясные глаза.

    – Я и не собираюсь ему доверять, – заявил Бен-Хадад, – но если он еще раз посмеет промолчать о важном, он познакомится с моим палачом. Такого второго умельца по части прижигания пупка во всем свете не найти Тебе когда-нибудь сверлили пупок раскаленной медью?

    Тем же взглядом евнух одарил царя. Вслух он заявил.

    – Царевна, пусть боги даруют ей удачу, права. Я хитер и пронырлив. Я готов провернуть любое дельце.

    – Расскажи, как ты наткнулся на Нинурту?

    Сарсехим поведал, как ассирийцы захватили царский поезд, как били его людей, как гнусно повела себя доверенная его попечению скифянка.

    – Она посмела прилюдно скинуть с себя верхнее платье.

    Бен-Хадад, заинтересовался.

    – Ну и?..

    – Это случилось потом, ближе к вечеру, когда его подручные начали пытать меня. Они ничего не добились, но Ардис, скиф, начальник конной стражи, подсказал, что мне доверили какое-то послание…

    Рассерженная Гула перебила его.

    – Про Ардиса потом. Сначала скажи, кто надоумил Нинурту отправиться в Вавилон?

    – Не знаю, госпожа, но догадываюсь. Только у скифянки достанет коварства смошенничать подобным образом.

    – Другими словами, – перебила его женщина, – ты подтверждаешь, что с ее подачи меня сунули в паланкин?

    – Как я могу знать об этом, госпожа?! Нам приказали ждать на берегу Евфрата.

    – Трудно поверить, – ответила Гула, – чтобы ты остался в стороне от такой подлости, но я попробую. В благодарность ты должен выполнить мою просьбу. Одну, малюсенькую и вполне безобидную. На обратном пути ты завернешь в Ашшур.

    Сарсехим схватился за голову.

    – Сжалься, о, царственная! Стоит мне попасть в руки поганых ассирийцев!..


    Бен-Хадад хмыкнул.

    – Это хорошая идея!

    – Мне отрубят голову, о всемогущий!

    – Ты предпочитаешь, чтобы ее отрубили здесь и сейчас? Ты – изменник и твое предательство достойно куда более жестокого наказания.

    Гула тем же ласковым голоском успокоила евнуха.

    – Тебя не тронут, Сарсехим. Ты добровольно завернешь в Ашшур. Если тебя спросят, какое послание ты везешь в Вавилон, ты передашь им пергамент с благодарностью от царя Дамаска. Тебе дадут еще одно письмо, его спрячут так, что ни какой ассириец не найдет, ведь, я полагаю, тебя уже ждут в Ассирии? Чтобы ты без помех добрался до Ашшура, тебя будут сопровождать верные люди.

    – До границы? – поинтересовался евнух.

    – По возможности до самого Ашшура. Ты скажешь, что они входят в состав охраны.

    – У нас и так храбрая стража. Воины, конные скифы. Ардис не даст мне покоя. Будет требовать – скажи, кто эти люди?

    – Объяснишь, что они везут мой подарок сестре в Ашшур.

    – Им придется предъявить подарок

    – Разве не ты старший? Заставь их заткнуться!

    – Их-то я могу заставить, а вот как заставить ассирийцев?

    – Их не заинтересует подарок, который я приготовила сестричке.

    – Они будут встречать караван? – заинтересовался Бен-Хадад. – Ты договорился с ними?

    – Упасите боги, век бы их не видать! Но границу, торговый путь и прилегающую к Евфрату степь они охраняют тщательно. От них не спрячешься.

    – Сошлешься на Нинурту, он, мол, приказал беспрепятственно пропускать тебя и твоих людей.

    – Их это не остановит. Они потребуют назвать тайное слово.

    – На этот счет можешь не беспокоиться, – вступил в разговор царь, – тебе его сообщат. К тому же я щедро награжу тебя за то, что ты доставил невесту Ахире. Ты получишь шкатулку. Если ассирийцы потребуют, вскроешь ее.

    – Но, господин, если эти разбойники потребуют открыть шкатулку, что же мне тогда останется от твоей щедрости?

    Бен-Хадад засмеялся и кивнул.

    – Верно.

    Гула посоветовала

    – Ты пригрози им гневом Нинурты. Тебе нечего опасаться, Сарсехим. Приставленные к тебе молодцы сумеют защитить тебя. Они постараются проверить, правда ли Шами приходится воспитанницей великой богине? Ты слыхал, наша Шами объявила, что яростная львица вскормила ее своим молоком. Я никак не могу припомнить, чтобы нашу Шаммурамат оставляли на ступенях храма на целых три дня.

    – Я всегда считал ее немного не в себе, – ответил евнух.

    – Не скажи. Она всегда отличалась тем, что была «себе на уме», а не «не в себе». Это большая разница. Тебе, должно быть, самому интересно узнать, с кем ты имел дело все эти годы? Сейчас самый момент проверить, чего в ней больше – божественности или коварства, лжи или злобы. Иштар, например, сумела с достоинством выдержать множество испытаний…

    Гула резко замолчала, встала с постели, приблизилась к евнуху.

    – Ты все понял?

    – Да, царственная.

    – На словах скажешь матери, что я не жалею о красотах Элама. Здесь в Сирии я нашла счастье.

    – Обязательно, драгоценная. Я уже сочинил поэму, воспевающую милость богов, их радость от лицезрения такого прочного союза, который связал тебя и принца Ахиру.


    – Не смей дерзить. Впрочем, именно так и скажи мамочке.

    Уже у самых дверей Сарсехима, с трудом поверившего, что все вроде обошлось, окликнули.

    – Постой, – позвала Гула. – Подойди.

    Когда евнух приблизился, она вручила ему толстенького, теплого щенка.

    – Это мальчик, унеси его. Пусть мне доставят девочку.

    Сарсехим с поклоном принял животное, прижал его к сердцу, направился к порогу. У самых дверей почувствовал, как что-то теплое разлилось под одеждой. В прихожей он торопливо сунул сучонка слуге. Направляясь к выходу, подсказал красавчику.

    – Принеси ей сучку. С тебя два сикля серебра (сноска: Сикль – 8,4 грамма).



    Глава 4

    Можно сколько угодно бить себя по щекам – что изменится?

    Казалось, добился своего – возвращаешься в Вавилон, но как будешь чувствовать себя спокойно, если приставленные к каравану сирийцы глаз с него не спускают, а старый Ардис смотрит волком, не в силах понять, зачем их сопровождают пять десятков воинов, конных и на верблюдах.

    То, что в эту почетную стражу были включены соглядатаи, ни у Сарсехима, ни у Ардиса сомнений не вызывало. Старому скифу хватило ума не выказывать на чужой территории враждебности, тем более что сирийцы вели себя терпимо, выбору дорог не препятствовали, разве что за каждым вавилонянином или степняком, стоило тому удалиться от каравана, обязательно следовали два-три воина.

    Партатуи-Бурю, попытавшегося затеять ссору с последовавшими за ним чересчур любознательными сирийцами, Ардис тут же приструнил. Скоро всех помирила жара. Нарождавшаяся с восходом солнца, к полудню зной крепчал, начинал нестерпимо сушить рот, заставлял смыкать глаза, обливаться потом. Только к вечеру, когда солнце скрывалось за горизонтом, люди начинали оживать, переговариваться.

    Первые дни пути Сарсехим, наплевав на всех и на вся, отдал караван на откуп Ардису. Сам ехал в повозке, где безудержно пользоваться запасами вина, которые он изрядно пополнил в Дамаске. Время от времени впадал в сон, просыпаясь, разглядывал подарки, которые Гула посылала матери, – отыскивал в них тайные знаки.

    Так же пристально изучал резной ларец, в котором хранился царский пергамент с выражением благодарности Мардук-Закир-шуми за «лучшую царевну на свете». Много раз он разглядывал пергамент с лицевой и обратной стороны. Ощупывал подаренный царем пояс – удивлялся искусству дамасских мастеров.

    Ясно, в него что-то вшили, а что не нащупаешь. Впрочем, щупай не щупай, ассирийцы найдут. Изредка на ум приходили слова Гулы, пожелавшей одарить сестренку неким подарком. Здесь мысли спотыкались – как ни пытался сообразить, что это за подарок, ничего путного в голову не приходило.

    Этот спотыкач касался и тех, кому было поручено передать подарок. Ну и хорошо, ему меньше хлопот. Опыт подсказывал – от этих дурех следует держаться подальше. Стоило им сцепиться в гареме, всем доставалось. Все-таки интересно, на что именно расщедрилась Гула, чтобы досадить сестричке.

    Вспоминалась смешная история, которая вышла с поясом. Бен-Хадад долго мучился, пытаясь отыскать место, куда можно было бы упрятать послание с откровенным приглашением принять участие в укрощении «хищного зверя». Присутствовавшая при разговоре Гула посоветовала обратить внимание на интимное место на теле Сарсехима, скрытое от чужих глаз. Услышав такое, евнух даже вздрогнул – тому ли он учил Гулу?

    Идея заинтересовала Бен-Хадада, однако он испытал сомнения – имея в заднице тайное послание, сможет ли евнух ходить?

    Гула рассмеялась и объяснила, что имела в виду совсем другое. Пусть царь прикажет написать отцу на тончайшей ткани, доставляемой из Китая. Она добавит к письму несколько слов для матери, чтобы подтвердить его подлинность. Пусть царь прикажет тщательно упрятать письмо в нательный пояс, а пояс подарить евнуху.

    Сарсехим громко восхвалил человеколюбие царевны. Он поклялся приложить все усилия, чтобы доставить драгоценное письмо царственному адресату.

    Бен-Хадад хмыкнул и перебил его.


    – Ты не слишком усердствуй в выражение покорности. Я тебя, ублюдка, насквозь вижу и надеюсь исключительно на твою сообразительность. Закир будет извещен о послании, и если ты не представишь его в целости и сохранности, тебе отрубят голову.

    Сарсехим в сердцах воскликнул.

    – Мне уже столько раз грозили отрубить голову, что я уже потерял надежду ее спасти.

    – Даже если и так, все-таки лучше потерять ее на день позже, чем на день раньше, – посоветовал Бен-Хадад.

    – Ты, о великодушный, как всегда прав, – поклонился евнух., – однако какую награду я буду иметь, если выполню поручение?

    – Теряя голову, ты хочешь получить награду?

    Евнух поправил царя.

    – Рискуя головой, я хочу обрести смелость и желание жить.

    – Что ты предпочитаешь? – спросил царь. – Золото? Драгоценности?

    – Изумруд. Самый больший в диадеме царевны. В нем с тыльной стороны есть маленькая щербинка. А в корону пусть вставят похожий. Чтобы один к одному.

    – Странный выбор, – удивился царь. – Если тебя начнут обыскивать, камень найдут.

    – Я спрячу так, что никто не найдет, а в Вавилоне этот изумруд будет моей страховкой. Я знаю мать царевны, добродетельную из добродетельных Амти-бабу. Ей известно об изъяне, она поверит мне. Ее дочь не имеет привычки разбрасываться драгоценностями.

    Теперь кожаный мешочек с крупным, чистой воды самоцветом болтался у евнуха между ног, направляя мысли на то, что есть самое ценное в жизни?

    Эта безответный вопрос вызывал тоску и томление, от кровосмесительной связи которых рождалось вдохновение. Обливаясь потом, вскружив голову вином, Сарсехим мечтал о том моменте, когда он предстанет перед хитрейшей из хитрейших Амти-бабой, трусливом из трусливейшем Мардуке-Закир-шуми, и расскажет им о самом прекрасном из всех прекрасных, тончайшем в речах, находчивом в ответах и сметливым во всех делах царевиче Ахире.

    О том, как принц, удрученный временной немощью в любовных делах, не потерял присутствия духа и, обуянный любовью к отчизне, сам предложил благородному отцу семейства, царственному Бен-Хададу исполнить за него долг благодетеля и мужа и произвести на свет наследника трона. От предвкушения мести у Сарсехима слезы наворачивались на глаза.

    С каким наслаждением он опишет радость и ликование, охватившие жителей славного Дамаска, узревших редкостный в тех местах ливень, посланный горожанам в награду за щедрость души их правителей. Насытившись мечтами, Сарсехим трезво оценивал эффект, который произведет его рассказ.

    Закиру понравится. Он любит, когда других водят за нос, только, чтобы было благородно, со всякой мудростью, с обязательным чинопочитанием, а вот как быть с Амти-бабой? Эту старуху так просто не проймешь. 

    Но до того, как он окажется в Вавилоне, ему придется побывать в Ашшуре. Эта неизбежность отзывалась великой заботой и мучительным страданьем. Там его вмиг обыщут, начнут грозить, заставят повторить слово в слово все, что он слышал у Бен-Хадада.

    Доберутся до пояса, вскроют его ножичком – у ассирийцев самые острые ножички в мире. Они выковывают их из тусклого металла, называемого железом. Никто, кроме ассирийских кузнецов, не овладел умением выделывать из этого металла оружие, которому были нипочем ни бронзовые мечи, ни обшитые кожей щиты, ни нагрудные латы.

    Упоминание о железе родило кошмарное виденье. Евнух узрел низкий, с овальными сводами подвал, в котором орудует палач. Ему до жути четко представился раскаленный железный прут, каким палач проткнет его пупок.

    Мысль, обжегшись на ужасе, взорлила, родила иной, более подходящий сюжет. В Ашшуре он поведает о мрачном подземелье, куда судьба ввергла несчастную Гулу. Публично охаивать сестру было рискованно. В стане разбойников следует бить на их злорадство и сострадательность Шаммурамат. Скифянка отличалась рекой чувствительностью, особенно к животным.

    Вдохновение побороло страх. Он так начнет – жили-были на свете два чудовища. Старшее звали Бен-Хададом, меньшее – Ахирой. Одно было с гору, другое с холм...

    – Послушай, евнух, – раздался за пологом голос Ардиса.

    Сарсехим недовольно скривился, потом нехотя ответил из повозки.


    – Что надо?

    – Сирийцы уходят, – сообщил Ардис.

    Евнух тут же выглянул из повозки. На его лице очертилось искреннее и радостное удивление.

    – Да ну! Что, уже граница?

    – Границу мы еще утром пересекли, а сейчас полдень. Пятеро остались, нарядились по-нашему и пристроились сзади. Зачем?

    – Откуда мне знать.

    – Так отошли их

    – Это не в моей власти.

    – А в чьей же?

    – Откуда мне знать?


    1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 50               
















    Категория: ЗОЛОТАЯ ЧАША СЕМИРАМИДЫ | Добавил: admin (09.02.2017)
    Просмотров: 1077 | Рейтинг: 5.0/1