Главная
МЕНЮ САЙТА
КАТЕГОРИИ РАЗДЕЛА
БИБЛЕЙСКИЕ ПРОРОКИ [20]
БИБЛЕЙСКИЙ ИЗРАИЛЬ [20]
ИУДЕЙСКИЕ ДРЕВНОСТИ [15]
ИСТОРИИ ВЕТХОГО ЗАВЕТА [15]
ТОЛКОВАНИЯ ПРОРОКОВ [250]
ЗОЛОТАЯ ЧАША СЕМИРАМИДЫ [50]
ВЕЛИКИЙ НАВУХОДОНОСОР [30]
ЦАРЬ НАВУХОДОНОСОР [20]
ЛЕГЕНДАРНЫЙ ВАВИЛОН [20]
ВАВИЛОН. РАСЦВЕТ И ГИБЕЛЬ [20]
БИБЛИЯ
ПОИСК ПО САЙТУ
СТРАНИЦА В СОЦСЕТИ
ПЕРЕВОДЧИК
ГРУППА СТАТИСТИКИ
ДРУЗЬЯ САЙТА
  • Вперёд в Прошлое
  • Последний Зов

  • СТАТИСТИКА

    Главная » Статьи » 1. ВАВИЛОНСКИЙ ПЛЕН » ЗОЛОТАЯ ЧАША СЕМИРАМИДЫ

    Золотая чаша Семирамиды. 22
    Она не договорила – видно, не хотела делиться с помощником сокровенным.

    После короткой паузы Шами неожиданно резко, истончившимся голосом приказала.

    – Немедленно отправляйся в путь.


    – К ассирийцам?

    – Нет, Партатуи, в Дамаск. Наше спасение Бен-Хадад. Никто другой не в силах обуздать эту обезумевшую дрянь. Скачи как ветер! Мчись как буря! Передай царю, что ни о каком соглашении не может быть и речи, пока Нинурта в руках сирийцев. Если с ним что-то случится, его народ исчезнет с лица земли. Так и скажи ему – Шаммурамат знает, что говорит!

    – Из-за этой ведьмы! – выкрикнул Буря.

    – Не оскорбляй мою сестру, она царского рода.

    – Слушаюсь, моя госпожа.

    – Скачи. Я буду ждать тебя здесь. Если тебе придется трудно, в Дамаске можешь обратиться к дровосеку Али-Бабайе. Он живет на улице Горшечников. Это – честный и достойный человек.

    Она встала, поднялся и Буря. Уже усевшись на Верного, он предупредил.

    – Светает. Укройся понадежней в лесу, как учил тебя Ардис.

    – Обязательно.


    Верный пал, когда с высоты последнего перевала открылся вид на сказочный Дамаск.

    Буря некоторое время стоял над тяжело дышавшим, изредка всхрапывающим конем. Глаза Верного были пусты и печальны – конь сделал все, что мог.

    Единственное, чем человек мог помочь другу, это ударить его мечом в сердце. Гнедой жеребец, существо, которому Партатуи-Буря доверял все свои тайны, вздрогнул, вскрикнул и затих у ног скифа. Глаза Бури оставались сухими, горе нельзя разбавить слезами.

    Он встал на колени, обратил лицо к небу, произнес слова молитвы. Затем поднялся, простился с другом и, оставив придавленный лошадиным телом чепрак вместе с притороченной к чепраку котомкой – снять ее не было никакой возможности – налегке направился в сторону могучих зубчатых башен, повыше которых были видны ажурные купола дворцов и блиставшие на солнце прямоугольные глыбы храмов.

    Недалеко ушел, когда вспомнил об обереге, хранившемся в котомке. Это был сколок с огромного валуна, посвященного прародителю Скифу. Талисман отлетел во время грозы, когда в священный камень угодила молния. Партатуи-Буря нашел его мальчишкой. Решил вернуться, но проявил мудрость – теперь оберег была куда более необходим Верному.

    Представ перед грозным властелином подземного мира, конь не сробеет. Он всегда был храбр. Верный предъявит талисман и расскажет владыке, как случилось, что хозяин загнал его до смерти. Владыка простит его, простит Бурю, и выпустит Верного на небесный луг, где трава всегда обильна и сладка, где из источника бьет живая вода. Когда для человека пробьет смертный час, Верный встретит хозяина у кромки луга, оградит от злых духов мщенья.

    Они снова будут вместе…

    На этом миге воображения на глаза навернулись слезы. Мужчина стиснул зубы и скорым шагом двинулся в сторону города.


    Тем же утром, с восходом солнца, в город примчался гонец от Салманасара, который потребовал от Бен-Хадада немедленно освободить Нинурту-тукульти-Ашшура, в противном случае ни о каком мире и речи быть не может. Если к середине следующего дня начальник ассирийской конницы не будет возвращен, все жители Арама на себе испытают силу мести ассирийских богов.

    Это требование повергло царя в изумление. Никто из ближайших советников не смог подсказать владыке, кто и когда захватил начальника ассирийской конницы в плен в плен. Страх, до того, пусть и не без усилий, побеждаемый надеждой на мирное окончание войны, вдруг вырвался на волю и, насытившись непроглядной тайной, обернулся ужасом.

    Первым делом Бен-Хадад распорядился сохранить в строжайшем секрете требование ассирийского владыки, затем разослал гонцов своим военачальникам с устрашающим приказом немедленно сообщить, все, что они знают о местонахождении начальника ассирийской конницы.

    В стан врага были посланы самые изворотливые лазутчики, от которых потребовали до вечера разузнать, по какой причине Салманасар вдруг выставил такое странное условие – вернуть то, что Бен-Хададу не принадлежит. Нет ли здесь подвоха, на которые ассирийские бандиты были известные мастера?

    Ожидая вестей, страдая от неизвестности, Бен-Хадад приказал вызвать евнуха.


    Разгул, в какой ударились дамаскинцы, когда в окрестностях города появились ассирийский дозоры.

    Открыл Сарсехиму глаза – увы, в стране сумасшедших нельзя полагаться на здравомыслие. Следовало довериться чему-либо более существенному, чем прежний рассудок, и, поскольку нового рассудка евнух еще не приобрел, он решил воспользоваться проверенным методом и положиться на самого опытного наставника, который учил его жизни.

    То есть, на страх.

    Сарсехим вцепился в страх, как хватаются за соломину – ничего более надежного и проверенного под рукой не оказалось. С утра, будучи не в силах оставаться в четырех стенах, он выбегал в город, взбирался на крепостную стену и, оцепенев, вглядывался в даль, где дымили сожженные селения. Кое-где в пределах видимости были видны ошкуренные, очищенные от веток древесные стволы.

    Когда-то их называли соснами, сикоморами, дубами, буками, теперь вместо листьев на них были нанизаны пленники. У одного из них, выставленного на обозрение у самой стены еще хватило сил крикнуть жителям славного Дамаска, чтобы те не печалились, а до отвала ели, вволю пили, любились до изнеможения. В том и состоит милость богов, настаивал несчастный.

    Такого рода наказ сразил евнуха наповал, после чего его уже не могли задеть непристойные предложения, которыми встречали его местные шлюхи и замужние дамы; хороводы, которые дамаскинцы сутками водили вокруг храмов Хадада и Ашерту; многолюдные общественные застолья, которые, по примеру правителя, устраивали городские кварталы.


    Когда Сарсехима ввели в царский зал, он сразу почувствовал, что с Бен-Хададом что-то неладно.

    Куда девалась его царственная вальяжность, величественная невозмутимость, более похожая на непробиваемую самоуверенность! От его прежней всегдашней готовности развлечься, сыграть с кем-нибудь злую шутку, не осталось и следа. Он смотрел мрачно, растерянно, словно какая-то внутренняя хворь за ночь вконец истомила его. Во взгляде, в самой глубине зрачка таилась несмываемая растерянность.

    Бен-Хадад, дождавшись, когда Сарсехим, стукнется лбом о плиты, с нескрываемой угрозой спросил.

    – Где ты вчера был? – и вытер пот со лба.

    Сарсехим обомлел. От подобной забывчивости вполне можно было тронуться умом – вчера и позавчера, и третьего дня он пировал во дворце, – однако евнуху хватило прежнего рассудка не досаждать владыке оправданиями.

    Он ответил безыскусно

    – Вчера, господин, я присутствовал на празднике, который твоя милость устроила во дворце.

    – Я хотел спросить, чем ты занимаешься? – с нарастающим раздражением поинтересовался царь.

    Этот вопрос окончательно сразил Сарсехима. Спрашивает, чем занимаюсь?! Вспомнились стихи, которые евнух вчера прочитал на пиру. Приглашенные встретили их громкими криками одобрения. В награду царь лично вручил вавилонянину серебряное блюдо. Напомнить о стихах, которые он сочинял все утро и весь день? Или о блюде?..

    Бен-Хадад поднялся с кресла, вплотную приблизился к евнуху и зловеще поинтересовался.

    – Куда запропастился молодой скиф, за которого ты поручился? Я предупреждал, ты поплатишься головой, если твой любимчик не вернется в Дамаск.

    – Царь, – жалобно произнес евнух, – пощади.

    После короткой паузы Бен-Хадад с какой-то тоскливой пронзительностью, словно ожидая участия от чужака, признался.

    – Салманасар прислал гонца.

    У евнуха мелькнула надежда.

    – Значит, Буря добрался до ставки?

    – Об этом ни слова.

    – Но как же?..

    Бен-Хадад впал в раздражение.

    – Салманасар потребовал вернуть Нинурту! Гонец утверждает, что начальник ассирийской конницы попал ко мне в плен, а я ничего не знаю об этом. Где скиф?


    – Его ищут? – осмелился поинтересоваться Сарсехим.

    – Кого?

    – Нинурту.

    Наступила тишина. Бен-Хадад, на глазах обмякнув, зачем-то заглянул в пасть одного из львов, охранявших возвышение, где стояло царское кресло, шумно хмыкнул, затем сел.

    Евнух нарушил тишину.

    – Надо расспросить ассирийского гонца.

    – Не считай себя умнее других. Уже расспросили.

    – И что?

    – Он ответил, что два дня назад какой-то варвар сумел прорваться к самому шатру Салманасара, но что из этого вышло, он не знает. По слухам, именно он сообщил, что Нинурта попал в плен.

    – К кому?

    – Не прикидывайся дураком. Ко мне! К сирийцам!

    – Но ему сохранили жизнь?

    Бен-Хадад не поленился подняться, подойти, больно взять евнуха за подбородок. Он пристально посмотрел в глаза евнуху и выговорил по слогам.

    – Я-не-зна-ю! Мне известно, что Салманасар приказал посадить на кол начальника своей конной разведки. Мне известно, что Шурдан угодил в опалу, а где Нинурта не-зна-ю!

    Сарсехим облегченно воскликнул.

    – Это все объясняет.

    Царь выпустил подбородок и с надеждой глянул на евнуха.

    – Что объясняет?

    – Буря добрался до великого Салманасара, начальник разведки наказан. Следовательно, жди Бурю…

    – Сколько ждать?

    Сарсехим пожал плечами.

    – Хорошо, давай подождем, – согласился он и трижды хлопнул в ладони.

    В зал вошли два стражника, подхватили Сарсехима под мышки и вынесли из зала. Протащили по коридорам и посадили в какую-то тесную полутемную клетушку. Через какое-то время туда же доставили Ардиса.

    – Допрыгался, старый козел! – обрадовался евнух. – Так тебе и надо.

    – Побереги силы для пыток, урод, – огрызнулся старик и замолчал.

    Ни на один вопрос евнуха Ардис не ответил, будто язык проглотил.


    Вчерашним вечером, когда награжденный серебряным блюдом Сарсехим, в изрядном подпитии вернулся с царского пира, он решил заглянуть к Ардису. Сарсехим надеялся – посидим, поговорим о главном. Возможно ли, чтобы бог, получив удар в ухо, не поленился и подставил другое? Вот еще какая мысль теребила скопца – нет ли у старого вояки в запасе доброго сирийского вина? Пусть даже и не такого вкусного, как царское, но не менее забористого?

    Кто мог знать, что старый вояка относится к числу тех же похотливых козлов, окружавших евнуха со всех сторон!

    Дверь в комнату Ардиса оказалась незапертой. Евнух переступил через порог и угодил прямо в густую тьму, чуть подсвеченную факельным светом, залетавшим через открывшийся проем. У порога замер – с ложа доносилась какая-то непонятная возня, хриплые ухающие звуки, с какими дровосек обычно колет дрова. Приглядевшись, различил на ложе светлые пятна, два из которых были устремлены прямо к потолку.


    Он не сразу сообразил, что это были оголенные ноги, потом ошарашила догадка – женские? Ему бы повернуться и выйти, а он поступил гнусно – окликнул.

    – Ардис?

    Наступила тишина, в которой отчетливо прорезался раздраженный голос старика.

    – Чего тебе? Видишь, я занят.

    – Хорошо, хорошо, – торопливо выговорил евнух и выскочил из комнаты.

    Трезвея от негодования, он с трудом добрался до своей комнаты. Не зажигая свет, озабоченный пугающей до учащенного сердцебиения мыслью – как базарной девке удалось проникнуть в помещение, куда был запрещен доступ горожанам, – присел на лежанку. Чем это нарушение может грозить ему лично? Если Ардиса, старого козла, вместе с продажной девкой спустят в зиндан, туда ему и дорога.

    Он здесь причем?!

    Наконец, повздыхав, успокоился, посетовал на чуму, называемую похотью, зажег фитиль. В комнате стало светло, пустовато, одиноко.

    В следующее мгновение дверь отворилась и внутрь проскользнула женщина, с ног до головы завернутая в темное покрывало. Она поклонилась и робко спросила.

    – Господин желает расплатиться со мной или он отдаст деньги моему дяде?

    Сарсехим оцепенел. Сдерживая страх и гнев, спросил.

    – Послушай, как тебя там, ты собственно кто?

    – Я – племянница смотрителя. Мне было обещано вознаграждение…

    Сарсехим потряс сжатыми в кулаки руками.

    – Вознаграждение было обещано за то, чтобы ты утихомирила моего слугу, а не этого старого козла. Пусть он и расплачивается.

    – Я расплатился, – раздался голос за порогом, – а ты попридержи язык.

    В комнату вошел Ардис, встал у порога.

    Сарсехим сразу сбавил тон.

    – Сколько же ты рассчитываешь получить с меня? – ехидно поинтересовался он.

    – Мину серебра, – робея, ответила девица.

    – Не многовато ли?

    – Господин отказывается платить? – спросила девица.

    Этот вопрос привел Сарсехима в ярость, но ненадолго. Страх подсказал – спорить с продажной тварью не только бесполезно, но и опасно. Все, что касалось денежных отношений, в Дамаске было свято. Впрочем, в Вавилоне тоже.

    Обратившись в храмовый суд, девка, безусловно, выиграет дело. Она выполнила условие договора, и не ее забота, что вавилоняне не разобрались между собой, кому должны быть оказаны услуги. Менее всего в такие дни Сарсехиму был нужен скандал.

    Он швырнул девице полученное от царя серебряное блюдо, она тут же схватила его и выскользнула за дверь

    Теперь можно дать волю чувствам, и вмиг обозлившийся Сарсехим предупредил стоявшего у порога Ардиса.

    – С тебя мина серебра.

    – С какой стати? – возмутился старик. – Я уже заплатил. Ты, кстати, не забудь сунуть часовым у дверей. Они тоже потребовали мзду за молчание…

    Теперь они, каждый в своем углу, молча переваривали свои обиды.


    Бурю доставили к Бен-Хададу поздним утром, когда солнце почти взобралось в зенит.

    Известие о том, что Нинурта заключен в горном замке, ввергло царя в столбнячную немоту. Он жестом выгнал своих ближайших советников, трижды хлопнул в ладоши. Появившиеся стражи вывели Бурю. Получив дополнительные разъяснения, они заперли парня в той же клетушке, где уже находились Сарсехим и Ардис.


    – Итак, все в сборе! – с наигранной веселостью воскликнул евнух. – Давай, мститель, рассказывай, где ты был? Где Нинурта?

    Буря некоторое время упрямо молчал, потом – сначала немногословно, потом все более говорливо и горячо – поведал, как очутился в горном замке, как ухитрился добраться до Салманасара, как отправился с Шаммурамат предупредить Нинурту об опасности, и что из этого вышло.

    Здесь сделал паузу.

    Сарсехим, воспользовавшись передышкой, осторожно и даже с какой-то доброжелательностью поинтересовался.

    – Ты все рассказал царю?


    1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 50               















    Категория: ЗОЛОТАЯ ЧАША СЕМИРАМИДЫ | Добавил: admin (09.02.2017)
    Просмотров: 1067 | Рейтинг: 5.0/1